Древки секир синхронно ударили об пол, заставив Агату вздрогнуть и отшатнуться от неожиданности, вынырнув из воспоминаний. Двое стражников, неотличимых от тех, что сопровождали Агату, разве что в руках они сжимали устрашающего вида секиры с двойными лезвиями, вытянулись по струнке. Фадия торопливо расправила длинные полы ее расшитого халата, сбившегося в ногах, пока они шли, поправила тонкую вуаль, закрывающую лицо. И отошла в сторону, кивнув стражникам.

Еще один удар об пол, и массивные створки ворот начали открываться.

— Улыбайся, птичка, да опускай глаза, — прошептала Фадия, подталкивая ее в спину, — молчи и не забудь поклониться господину. Да будут солнце и луна благосклонны к вашему союзу.

Агата, собрав всю свою решительность и вздернув подбородок, шагнула вперед. Свет, в котором плавали пылинки и дым от пряных, дурманящих голову благовоний, снопами лился сквозь огромные окна и заставил ее сощурится. На мгновение замедлив шаг, она успела окинуть взглядом огромный зал.

Стены искусно украшенные майоликой, тонкие колонны удерживающие колоссальных размеров купол сплошь покрытый мозаикой, изображающей небо с золотыми звездами, складывающимися в созвездия и на другом конце зала, на небольшом возвышении — ложе, больше всего напоминающее трон, на котором сидел мужчина.

Агата вздохнула, расправляя плечи, и не торопясь приблизилась, не столько из-за внезапной робости перед этим подчеркнуто-роскошным залом или попыткой показать, что не собирается бежать и кланяться, сколько из-за того, что боялась случайно потерять странную туфлю без пяток на скользком мраморном полу. Она шла так осторожно, что не слышала звука собственных шагов, хотя, возможно, их заглушал грохот ее собственного сердца.

Не дойдя совсем немного до устланного коврами помоста, она замедлилась, пытаясь решить, что делать дальше. Фадия наставляла кланяться, но все внутри Агаты протестовало против этого, потому что явно имелся в виду не реверанс.

Агата знала, как вести себя женщине ее положения в составе делегации, приехавшей на Восток: учителя, нанятые отцом, не зря получали свое жалование. Но она была совсем одна. Ни один учитель, да даже собственный отец, который все это спланировал, не готовил ее ни к чему подобному. Если бы она была у себя дома, или хотя бы в привычном платье, то просто поприветствовала бы Орхана молчаливым реверансом, но делать его в шароварах и тапочках, пусть даже таких красивых, было бы странно. К тому же никто не учил ее, как приветствовать жениха, если он восточный богач, восседающий на золотом троне!

Терзаясь сомнениями, она сделала еще один маленький шаг вперед и наконец посмотрела ему в глаза.

Мужчина, расслабленно сидевший с кальяном на диване, задрапированном золотым шелком, безусловно, привлекал внимание. Белые, выглядящие простыми на первый взгляд, одежды, как и белоснежный тюрбан, украшенный эгрет с крупным синим камнем и белыми перьями, подчеркивали смуглую кожу и не могли скрыть мощного, сильного тела.

Он явно знал, как держать оружие, пусть даже сейчас длинные пальцы были унизаны перстнями, а ноги обуты в такие же остроносые туфли, явно не пригодные для битв, какие были на Агате. Даже они не делали его менее мужественным.

Синий, как ляпис-лазурь на потолке взгляд окинул ее с головы до ног и задержался на вороте блузы с таким выражением, что Агата невольно дотронулась ладонью до удерживающей ткань броши.

— Рад видеть вас в целости, кирия ди Эмери, — лениво проговорил на энарийском, растягивая гласные, Орхан, сделал короткую затяжку, выпустил терпкий дым и продолжил рассматривать Агату с лёгким любопытством. — Мне доложили, что вы столкнулись с настоящими пиратами у берегов Шарракума? Слава Дарующему Силу Солнцу, что мои доблестные воины сумели схватить их и спасти вашу жизнь.

— Ваши доблестные воины, — кашлянула Агата, чтобы хоть как-то отвлечь внимание Орхана от разглядывания броши под ее пальцами, — действительно схватили пиратов и спасли наши жизни. Однако вместе с пиратами задержали и капитана, Джонотана ди Арса, который честно и преданно служил моему отцу и привез нас сюда. Вы должны освободить его, господин Орхан аль Гаффар. И мой отец! Я… не видела его с того самого момента, как господин Хайрат забрал меня с коробля.

— О, кирия, ваша доброта и забота, судя по всему, столь же безмерна, как и ваша красота, — Орхан отложил стеклянную трубку кальяна на низкий, инкрустированный перламутром столик, — но проблемы слуг не должны занимать и омрачать ваши думы, эти мелочи не стоят и мгновения вашего внимания. Позвольте мужчинам заниматься делами, а вы… вы — прекрасная услада моих глаз.

Агата моргнула, чувствуя поднимающуюся злость. Заниматься делами! Она всю жизнь пыталась доказать отцу, что тоже может заниматься делами, и в итоге это привело ее сюда — к вальяжно развалившемуся мужчине, который пялится на ее грудь, едва скрытую тонкой тканью, и которого не интересуют ее чувства вообще. Да он даже ее не слушает! Уж не поэтому ли ей закрыли лицо — вряд ли сердито поджатые губы могут быть усладой для глаз.

Агата вздохнула, понимая, что надеяться ей не на что, но она может хотя бы попытаться отсрочить эту дурацкую помолвку, или как там называется все происходящее. Она должна увидеть отца и понять, что происходит и, что именно он обещал! Надо выяснить, насколько она нужна этому Орхану.

— Но… мой отец, — Агата сделала маленький шаг вперед, не обращая внимания на хриплый и нарочитый кашель Фадии, — я так хотела бы увидеть своего отца. Сегодня важный день, а я далеко от дома и ни одного знакомого лица рядом.

— О, чужеземная чаровница, — Орхан так стремительно поднялся со своего ложа и в два шага сократил расстояние между ними, что Агата невольно отпрянула, — скоро все будут здесь и засвидетельствуют, что ты добровольно приняла мои дары. Просто мне не терпелось увидеть тебя.

Он легко коснулся ее щеки, и сквозь тонкую ткань, закрывающую половину ее лица, Агата почувствовала тепло его пальцев, но вздрогнула словно от озноба.

— Ты очень красивая, кирия ди Эмери, — проговорил он почти шепотом, наконец глядя ей в глаза, — жду не дождусь, когда увижу тебя всю.

“Еще один озабоченный на мою голову”, — подумала Агата.

Она не нашла нейтрального ответа, который можно было бы озвучить, но, кажется, ее молчания оказалось достаточно. Орхан осторожно дотронулся до ее перевитых жемчугом волос, и Агате стоило немалых усилий не дёрнуться от его движения.

От ануарца пахло терпким ароматом благовоний и масел, слишком сильно, хоть запах и казался поначалу приятным, и ещё горьким дымом. Агата, сглотнув, задержалась взглядом на его чёрной ухоженной бороде, слабо лоснящейся от уходовых масел, перевела взгляд от тёмной загорелой шеи до лица, чувствуя, что снова попадает в лапы новому пауку — готовому опутать и лишить воли.

— Я не наложница и не ваша жена, чтобы вы так торопили события, господин, — Агата спокойно, но настойчиво убрала его ладонь.

— Разве не об этом мы договорились с твоим отцом? Твое сердце будет принадлежать мне, о прекрасная кирия, и я осыплю тебя золотом… — казалось, он пропускает мимо ушей все её слова и просьбы.

Орхан мягко взял её ладони и развернул на себя, будто желая осмотреть ещё лучше, и жаркая волна стыда и злости заставила покраснеть щеки, скрытые под невесомой тканью.

Агата попыталась вырваться, но Орхан сдавил её пальцы, впервые демонстрируя силу, надавил большими пальцами в середины ладоней до лёгкой боли и тут же проговорил:

— Тише, сейчас ты увидишь своего отца. Кажется, в тебе слишком много ярости Солнца, а не мягкости и мудрости Великой Луны, но жизнь в Ануаре расставит всё по своим местам, прошу же немного терпения, дорогая…

На слове “терпение” распахнулись двери, и в зал кого-то привели. Агата дёрнулась, чтобы взглянуть, и ахнула: отец! И вместе с Элен! Слава богам, они живы и здесь, она больше не одна!