Джонотан сдержанно кивнул:

— Столь высокая оценка моих способностей и заставляет меня постоянно совершенствоваться, — он криво улыбнулся и бросил быстрый взгляд на ди Эмери, — чтобы соответствовать высоким требованиям партнеров.

— Прошу нас извинить, — кириос, кажется, начал терять последние крохи терпения, кивнул послу, сурово взглянул на Агату, и указал Джонотану на лестницу, ведущую на второй этаж, — в мой кабинет… пожалуйста. Там нам никто не помешает.

— Ди Эмери! — к ним, лавируя между гостями неожиданно ловко для своей комплекции, подошёл солидно выглядевший тучный мужчина, в котором Джонотан узнал одного из плантаторов, торгующих, в том числе и на экспорт, тростником, он иногда брал его товар на борт, — слышал, что вас можно поздравить с выгодным контрактом? О, и вы капитан, здесь! Конечно, кому же ещё можно доверить такое дело!

Ди Эмери вынужден был поддержать разговор, что было на руку Джонотану: Агата и посол стояли в паре шагов, и он прекрасно мог слышать их разговор.

А если голоса становились неразборчивыми, то по губам Агаты было очень легко читать: когда она увлекалась, то сбрасывала с себя маску надменной наследницы, и ее лицо выражало все, что было на уме.

А сейчас, как с легкой ревностью, отметил Джонотан, она выглядела довольной и немного смущенно улыбалась. Губы сложились в вежливо-изумленную «о», а потом она даже зарумянилась, бросая на посла из-под темных ресниц внимательный взгляд. Ее пальцы задумчиво обводили край бокала с холодным вином. Как бы он хотел не читать слова по ее губам сейчас, а целовать — такие сладкие, терпкие от вина и страсти.

— О, не смущайтесь, — глубокий голос посла легко был различим даже в гуле разговоров, — гарем — это дань традициям и помощь девушкам из бедных семей. Их обучают во дворце, а после они возвращаются в семьи, легко находят себе достойных мужей. Это раньше у знатных мужчин могло быть несколько жён. Но сейчас — только одна.

Кириос ди Эмери освободился и фамильярным жестом позвал Джонотана за собой. Тот взглянул на Агату и нахмурился. Конечно, она за словом в карман не полезет и в обиду себя не даст, но больно уж ему не понравился этот восточный хлыщ.

Мысленно он пообещал поговорить с ее отцом и тотчас вернуться, развернулся и проследовал за кириосом, сверля взглядом его спину на ходу и наблюдая, как расступаются перед ними гости.

— А теперь послушай меня внимательно, — без предисловий начал ди Эмери, как только тяжелая дверь его кабинета отрезала их от веселых разговоров и музыки, доносящихся снизу, — я не потерплю тебя рядом со своей дочерью. Никогда. Я надеялся, ты уяснил это еще три года назад. Я дал тебе все, и это все могу с такой же легкостью отнять. Напомнить, сколько ты еще должен мне за корабль?

— Я расплачусь, когда мы вернемся с Востока, — холодно ответил Джонотан, заложив руки за спину и невольно сжимая пальцы в кулаки.

Кириос еще много лет назад провернул несколько дел так, что вынудил Джонотана быть у него в долгу. Но эта цена за свободу казалась теперь невеликой. Главное, что он теперь сам может выбирать, как и с кем работать. И его магический дар сыграл в его становлении не последнюю роль.

Сейчас же было особенно приятно знать, что кириосу ди Эмери пришлось обратиться к Джонотану и просить о сопровождении на Восток — никто другой не соглашался идти в столь долгий рейс в сжатые сроки. Впрочем, не только поэтому. Каким-то загадочным образом конкуренты не брались за эту работу и отказывались один за другим. Джонотан усмехнулся.

— Разумеется расплатишся, но не смей приближаться к Агате. Даже смотреть в ее сторону не смей.

— Боюсь, что это будет несколько затруднительно — если она поплывет на моем корабле.

— Да как ты смеешь дерзить мне, щенок?! — кириос ди Эмери в гневе стукнул кулаком по столу.

— Я — капитан корабля и несу полную ответственность за всё, что будет происходить на борту. Женщина на корабле к беде, — ровно ответил Джонотан, — команда, конечно, не будет просить запереть ее в трюме, но… вы не боитесь брать дочь в такое долгое путешествие?

— Ты еще смеешь мне угрожать? — нехорошо сощурился кириос.

— Я уточняю, чтобы потом не было недоразумений. Команда моряков, плавание сроком более трех недель. Может случиться все, что угодно. В моих интересах, как капитана и как человека чести, все предусмотреть.

— С ней поедет служанка, — неожиданно успокоившись, произнес ди Эмери, садясь за стол, — вот ее пусть хоть все твои матросы пустят по кругу. Но, клянусь, если Агата…

— Не берите ее с собой, — серьезно сказал Джонотан, — я понимаю, что вам надо передавать ей дела, учить…

— Передавать дела? Зачем? Дела я передам только ее сыну.

— Но… — начал было Джонотан и осекся.

Сделка с богатейшим производителем тканей с востока, да таким, который даже прислал посла, внезапно предстала в ином свете. Что такого при всей своей влиятельности и богатстве мог предложить кириос ди Эмери, чтобы заключить такую выгодную сделку? Виданное ли дело — единственный поставщик! Такие сделки скреплялись только при поддержке короны, это была не просто золотая жила, а золотая река, которая потечет сюда, на юг. И похоже, что ключом от плотины стала единственная дочь кириоса.

— Понимаю, — кивнул он наконец, разглядывая отца Агаты.

— Моя дочь безопасно доплывает до Шарракума на Востоке, ты рядом не ошиваешься — и мы с тобой в расчете.

Джонотан едва удержался от улыбки. Да, кириос, так точно, кириос, глажу шейный платок и бегу волосы назад.

Тут в дверь раздался стук и почтительно кланяясь, заглянул слуга.

— Кириос, прошу прощения, кириос, но вот этого господина, — он указал на Джонотана, — разыскивает посыльный уже более четверти часа, говорит, что дело срочное.

— Мы как раз закончили, ступай, — махнул рукой ди Эмери, и обратился к Джонотану, — ты тоже свободен. И, если только ты посмеешь…

Джонотан не дал ему договорить, повернулся и проследовал за посыльным, оставляя кириоса ди Эмери кипеть от бессильной злобы — да, это было очень невежливо и даже нагло. С ди Эмери он еще разберется, а посыльного мог прислать только один человек — и эту встречу не стоило пропускать.

К особняку ди Эмери Джонотан сумел вернуться только к полудню. Солнце уже поднялось, и жаркое марево дрожало над подвядшими срезанными цветами в вазонах у парадного входа. Двери были распахнуты, сновали слуги, приводя сад и дом в порядок после праздника.

— Добрый день! Кирия дома? — спросил Джонотан, подозвав жестом одну из служанок, подметающую ступени.

— Никак нет, кириос. Уехали они. Рано утром велели закладывать.

— Уехали?

— Да, кирия захотела помолиться перед дорогой, вот и поехали в монастырь. Хотя сдается мне, что это все кириос, — добавила она доверительно, явно желая посплетничать, поддавшись магии Джонотана. — Прятал ее ото всех, а теперь такая длинная дорога! К иноверцам собираются! Прямо из монастыря на корабль. Весь дом вверх дном: только праздник закончился, а теперь еще готовить багаж. И ведь долгое такое путешествие!

Она сокрушенно покачала головой. Джонотан покивал задумчиво, поблагодарил словоохотливую служанку и с досадой вернулся в порт. Смысла догонять отца и дочь ди Эмери не было: они увидятся через несколько дней на его корабле.

— Уже жалеешь, что упрашивала меня? — с усмешкой поинтересовался отец, когда Агата не смогла сдержать зевок и потерла глаза, в попытке прогнать сон.

Было еще очень рано; небо подернулось рассветным розоватым маревом, но воздух, разогретый жарким днем, за ночь так и не остыл. Прохлады не стоило даже ожидать, и Агата, затянутая в красивое, но совершенно не комфортное для такой духоты платье (отец настоял, что она должна выглядеть представительно даже в дороге), старалась не высказывать растущего раздражения слишком явно.

— Конечно нет, отец, — она сдержанно улыбнулась, — просто не могла заснуть.