Тянулись версты. Ванюшка все больше мрачнел. «Душу мою оплевала, мечту мою оплевала. Обожди, подлянка, отомщу… Назло ей женюсь на какой-нибудь. Вот только деревенскую рожу в город везти неохота…» Но тут Ванюшка подумал, что везти деревенскую бабу в город вовсе не обязательно. Пусть живет себе в Рогачеве. Сажает картошку. Ребятишек растит.

Многое еще Ванюшка раскидывал мозгами, и все получалось одно к одному: надо скорее жениться. Подъезжая к дому, он уже улыбался и, обняв Якима, хохотнул ему в ухо.

– Назло всем немедля женюсь. На Фаддеевой Дуньке, к примеру.

Бойцы отряда Вавилы спали спокойно. В соседних селах есть свои люди. Если что – сообщат. Вокруг Рогачева и днем, и ночью стояли караулы. Ночные каждый вечер разводил сам Вавила.

Но бывало и так. Стоило скрыться Вавиле, как караульные отправлялись кто досыпать, кто к стогу сена помиловаться с солдаткой. Через два часа, когда Вавила или Жура придут сменить караулы, все будут на месте. Потому что Вавила строг, и если не застанет на посту караульного -сразу на суд отряда.

Очередной развод караулов Вавила закончил незадолго до вторых петухов, когда светлая полоска на небе подбиралась к юго-востоку. Только заснул, как Лушка резко тряхнула его.

– Беляки наступают!

– Какой караульный донес?

Пока Вавила надевал сапоги и застегивал ремень с кобурой, Лушка успела рассказать, что караульного она не видела, а прибежала соседская девка, сказала: в поскотину, по большой дороге «ввалились солдаты, все с ружьями».

Вавилу удивило, что караульный не поднял тревогу – он стоит у самых ворот.

– Зови сюда девку.

– Я ее послала на нижний край собирать наших, а сама бегу в верхний край.

– Зачем девка ночью в поскотине оказалась?

– Да ты что, не знаешь, зачем девки ночью в поскотину ходят? Ты ей спасибо скажи. Лучше пять раз поднять тревогу, зазря, чем один раз прозевать. Ну, я побежала. Выбежав во двор, Вавила увидел шестерых бойцов из тех, что квартировали по соседству. Все вооруженные, готовые к бою. Федор стоял с пулеметом. Его отбили у колчаковцев под Притаежным.

– Один останется тут. Кто прибежит, отправляй к нам в окопы. Остальные – за мной.

Выбежав на дорогу, встретили караульного без винтовки, без шапки. Еле остановили его.

– Назад… Солдат – сила несметная… – выкрикнул тот и понесся под гору, к деревне. Вавиловы спутники в нерешительности затоптались на месте.

– Вперед, в окопы, – негромко сказал Вавила. – Мы должны остановить беляков, чтоб семьи успели уйти в тайгу.

Один трус опаснее ста храбрых врагов. Вавила потом себя казнил за то, что дал паникеру добежать до села. Караульный увидел группу, спешивших в окопы товарищей, и закричал:

– Назад! Спасайтесь!… Врагов – страшная сила!

– Вавилу видел?

– Видел… бегут за мной. Вера, Жура – уже за рекой, а нас бросили тут…

У многих дрогнуло сердце.

– Спасайтесь!!! – понеслось по селу.

В окопах собралось семнадцать партизан.

Горев поджидал отставших солдат и повел наступление только минут через сорок после того, как был замечен девчонкой.

Село решили занять тихо, без стрельбы. Яким сообщил, где квартируют партизаны.

«Если хотя бы один бандит улизнет, – напутствовал Горев солдат перед выходом, – шкуру сниму». «Рады стараться, вашество», – ответили дружно солдаты. Все они добровольцы: приказчики, лабазники, гимназисты. Для открытого боя народ никудышный, но где надо перепороть, перебить спящих – лучше их не найти.

Шедший впереди Горев прикидывал, когда ему перейти во второй эшелон. Истребительные группы скоро войдут в село. Караульных на месте нет, правильно сообщил Яким.

Впереди блеснули вспышки винтовочных выстрелов. Рядом с Горевым застонал и опустился на землю его адъютант. Новый залп.

– Вперед!… – крикнул Горев, припадая к березе. Солдаты кто, как и командир, притаились за деревьями, кто плюхнулся на землю. Они готовились перебить партизан в постелях, а не воевать в темноте, когда каждый пенек кажется человеком. Горев почувствовал, что еще залп – и солдаты в панике побегут. – Встать!…

Вторые петухи перекликались над Рогачевым. Значит, близок рассвет.

По треску винтовочных выстрелов Вавила почувствовал, что враг пришел в себя и обходит окопы. Чуть рассветет, и надо ждать удара с тыла.

«Семьи успели уйти в тайгу, – думал Вавила. – Но где остальные? Почему не идут на помощь?»

– Отходить… Передайте по цепочке, – прохрипел он лежавшему рядом Журе и, перезарядив винтовку последней обоймой, пополз к ложку. Окоп неглубок и ползти приходилось на животе. Пальцы коснулись чьей-то уже холодневшей руки.

Кудрявый балагур Васька-гармонист с рудника Баянкуль, еще вечером смешивший товарищей, лежал неподвижно. Вавила молча пожал руку убитого, прихватил его винтовку и пополз дальше. Ударила пулеметная очередь. Вавила вдавился в землю, выждал, когда пулемет замолк, выстрелил в сторону пулемета.

Окопы одним концом примыкали к вершине ложка, того самого, что делил Рогачево на сибирский край и расейский. Вавила дополз до ложка. В осоковых кочках перешептывались люди. «Свои? Беляки? Неужто окружили?»

Закинув за спину свою винтовку и сжав покрепче Васькину, он спросил шепотом:

– Кто здесь?

– Свои, Вавила.

– А кто с тобой, Вера?

– Ксюша.

– Где остальные?

– Наверное, ушли в тайгу.

Жура и Игнат тащили раненых. Федор и еще двое – винтовки, подобранные в окопах, и пулемет.

Никто не знал, сколько товарищей защищало село, сколько осталось лежать в окопах. И кто остался. Вавила рывком сдернул фуражку и, обернувшись в сторону павших, сказал еле слышно:

– Спасибо, товарищи. За геройство, за верность. – Не надевая фуражки, повернулся к живым. – Уходим за реку. Быстрее. Светает. Герасима я беру на себя. – Вавила взвалил на плечи стонавшего парня. – Жура, а вы с Игнатом берите Ивана. Ксюша, Федор, Вера, забирайте патроны, винтовки и пулемет.

Пригибаясь, шли по дну ложка. Темнота на небе распалась. Прорезались горы. Заклубились в тумане кусты тальников. Сделав короткую передышку, Вавила мрачно оглядел свой маленький отряд. И тут его резанула мысль! «А Лушка? Где Лушка? Она побежала будить товарищей, а потом должна была уйти за реку, в тайгу… Не-ет, не ушла. Не могла уйти!…»

Вавила гордился своей женой. Ее настойчивостью, бесстрашием, стремлением всегда быть с ним рядом. Сейчас ее настойчивость породила отчаяние. Был приказ: в случае боя, женщины, дети отходят за реку. Но Вера же не ушла. И Ксюша осталась. И Лушка не могла уйти. Она видимо попыталась пробраться в окопы. А что было дальше? Из оцепенения его вывела Ксюша.

– Солдаты обходят нас. – она показывала на гриву. – Бежим скорее в кусты.

Вдоль ключа дремучие тальники. Под ними и трава не растет и земля всегда влажная, даже в самую сушь. Забежав в кусты последней, Ксюша оглянулась. «Солдаты, кажись, не приметили. В низине еще темно». Сказала негромко:

– Эй, впереди, торопитесь. Ниже по ложку нет кустов, надо опередить солдат.

На дне ложка засерел рассвет. По гриве, в трехстах шагах от кустов шли солдаты. Их темные силуэты отчетливо виднелись на фоне разгоравшейся зари. Солдаты устали в походе, устали в ночном бою и шли медленно, сгорбясь. Их медлительность вселила надежду, что можно еще успеть добежать до Выдрихи, переправиться вброд через реку и скрыться в тайге. Но медлил и Вавила. Если Лушка осталась в окопах, она погибнет.

– Вы идите, – решил он, – а я останусь. Надо найти Лушку.

Вера с силой сжала руку Вавилы чуть выше локтя:

– Ты не посмеешь бросить отряд! – глаза у Веры полуприщурены. Губы сжаты в ниточку. Такая заставила Симеона поднять с земли сбитую шапку. Такая сумела не крикнуть под шомполами. Но сейчас на ее лице блуждала теплинка. Вера и ненавидела Вавилу за нерешительность, и одновременно восхищалась его бесстрашием, гордилась его любовью к жене.

Встревоженный промедлением, вмешался Жура: