Мне следовало знать, что от Ронана не так-то просто избавиться. Возможно, он не был со мной в одной палате физически, но его присутствие ощущалось повсюду.

После того, как врачи осматривали меня, мне часто казалось, что они выбегают из палаты с телефоном у уха, докладывая ему о моем состоянии. Только Дьявол мог получать такие спешные нервные звонки.

В первый день в больнице, который я провела в сознании, курьер принес мини-холодильник, полный веганских блюд, пакет собачьего корма и записку.

«Ешь.

Ронан».

Несколько недель назад я бы закатила глаза в ответ на это требование, но теперь оно вызвало улыбку на губах и трепет в сердце.

Ронан подергал какие-то ниточки и пригрозил кому-то, чтобы Хаосу разрешили остаться со мной, и я знала это потому, что изображение собаки на универсальной красной табличке «вход воспрещен» красовалось на стене перед моей палатой. Этот жест принес мне облегчение, потому что я не думала, будто смогу сейчас остаться со своими мыслями наедине. Хаос был единственным, кто заставлял меня удерживать себя в руках.

Большинство сотрудников держалось подальше от угрюмой немецкой овчарки, но деловая пожилая медсестра, которой перевалило за шестьдесят, вызвалась выгуливать его и даже пожурила, когда он на нее зарычал, что смутило его достаточно, чтобы они поладили.

На второй день курьер принес ноут, куда были загружены все сезоны «Медицинского детектива», и еще одну записку.

«Если хочешь знать, как кого-то убить и чтобы все сошло с рук, спроси меня.

Ронан».

На третий день курьер принес шампунь Pasifica, гель для душа и, конечно, записку.

«Прекрати спорить с медсестрами.

Ронан».

На этот раз я все же закатила глаза. Мало того, что врачи отчитывались Ронану, еще и медсестры доносили ему на меня. Я отказалась мыться после того, как один из сотрудников прочитал мне ингредиенты на упаковке больничного шампуня. Бутылка была практически набита крошечными убитыми животными. Когда я наконец вымыла волосы своим шампунем, мое сердце затрепетало от тоски.

На четвертый день курьер принес два чемодана, полных одежды. Платья, свитера, белье, туфли… практически полностью обновленный гардероб.

«Под всей этой желтизной есть три пары брюк.

Носи их.

Ронан».

Мечтай.

Хотя я испытала невероятное облегчение, сняв больничный халат. Моя рана зажила достаточно, чтобы я могла носить свободную одежду, не беспокоясь о том, что задену ее. Врачи – а когда я сказала «врачи», я имела в виду десятерых – были достаточно удовлетворены моим состоянием, чтобы через пару дней выписать меня. Как бы сильно я ни хотела выбраться из больницы, я с ума сходила от нервов, когда думала о том, что буду делать за ее стенами.

На пятый день курьер принес еще одну посылку. Кожа покрылась мурашками от ощущения дежавю, когда я открыла коробку. В ней была еще одна лимонно-желтая шуба с вышитым на воротнике словом «котенок».

«Можешь извалять ее в грязи.

Но НИКОГДА – в крови.

Ронан».

Я надела ее и упала на кровать, как сделала это месяц назад в совершенно другой ситуации, мое сердце сильно колотилось. Я уткнулась носом в мех, надеясь, нуждаясь в том, чтобы он пах Ронаном. Он им не пах. И когда боль в груди усилилась так, что обожгла глаза, Хаос толкнул меня головой. Я прижалась к нему и прошептала ему и тому, кто не мог меня слышать: «Я люблю тебя».

На шестой день курьер принес новый iPhone, паспорт, права, неприличную сумму наличными и билет на самолет до Майами, который вылетал на следующий день. Руки дрожали, когда я взяла записку и прочитала ее. Слеза упала, размазав чернила.

«Это НЕ прощай.

Ронан».

На седьмой день меня выписали. Медсестры собирали мои вещи, пока я сидела на постели, подтянув колени к груди в ожидании. В ожидании курьера, который придет и принесет мне от Ронана что-нибудь еще. Все что угодно.

Но он так и не пришел.

С тяжелым сердцем, протестующе стучащим в груди, я бросила на больничную палату последний взгляд перед уходом. Машина подобрала меня и отвезла в аэропорт, а я двигалась на автопилоте, не в силах ничего сделать, потому что меня тянуло в двух разных направлениях.

Я поднялась по трапу к самолету до Майами и застыла у входа, сердце билось так сильно, что я не могла сделать шаг.

– Девушка, вы задерживаете очередь, – сказала мне стюардесса.

Когда я непонимающе взглянула на нее, она, должно быть, осознала, что я плохо знаю русский. Хотя смятение было вызвано вовсе не тем, что я не понимала ее.

– Вы задерживаете очередь, – повторила она тихо по-английски.

С комом в горле я заставила себя идти по проходу, Хаос следовал за мной. Он получил отдельное место. Я не была уверена, что это разрешено, но, кажется, нарушение правил было одной из черт Ронана.

Я уступила Хаосу место у окна. В конце концов это был первый его перелет. Я уронила голову на его мягкий мех и отказалась плакать, даже несмотря на то, что острая боль в груди становилась все сильнее и сильнее, чем дальше мы улетали от Москвы.

Четыре месяца спустя

Теплый влажный воздух врывался в студию из открытых дверей террасы, шелестя прозрачными занавесками. Под верандой раскинулись белый песчаный пляж, кристально-голубая вода и раскачивающиеся на ветру пальмы.

Белиз был прекрасен. Рай на земле.

Хотя даже тут мыслями я была на другой стороне Атлантики. Мне было интересно, как выглядит Россия летом. Мое воображение рисовало страну, покрытую вечным льдом и снегом. И все же Москва звала меня, пока райский ветерок ласкал мои волосы.

– Хлоп! Хлоп! – Флора хлопала в ладоши, ее пончо с экзотическим рисунком приподнялось, обнажив купальник под ним. – Карлос будет тут через десять минут, а ты знаешь, как он не любит ждать.

Стилист, стоявшая позади меня, закатила глаза и побрызгала на мои локоны. Когда я приехала в Майами четыре месяца назад, я вернулась в дом своего детства, хотя Ронан дал мне денег достаточно для покупки небольшой квартиры. Но я должна была кое-что сделать, прежде чем навсегда покинуть Причалы.

Войдя в парадные двери, я обнаружила пустой дом и слой пыли. Все стояло на своих местах, но воспоминания молчали, как будто ушли вместе с Борей и горничными.

Я провела по пыли на перилах, когда мы с Хаосом рискнули подняться по лестнице. Добравшись до своей комнаты, я завела балерину в музыкальной шкатулке, заставив ее совершить последний пируэт. Потом я уронила с балкона папин подарок на день рождения. Коробка треснула, мелодия закончилась печальной нотой, и танцовщица замерла навсегда.

Она все равно никогда не хотела быть балериной.

Я подошла к двери, чтобы уйти, но задержалась, когда увидела небольшую карточку, лежащую на свободном от пыли месте, где стояла музыкальная шкатулка. Это была визитка, которую много лет назад мне сунул на улице агент модельного дома. Я спрятала ее, после того как папа запретил карьеру модели, а потом забыла о ней.

Я взяла ее и положила в карман.

Предполагалось, что в модельный бизнес трудно попасть. Хотя либо я стала очень самовлюбленной, либо помогло божественное вмешательство. Потому что вот она я, участвую в качестве модели в рекламной компании веганских продуктов. Я принимала участие лишь в тех показах и подписывала контракты с теми компаниями и модельерами, которым была не чужда гуманность. Мой агент ненавидел это, но новая искра в моем взгляде отлично меня продвигала.

Несколько месяцев назад я была уверена, что буду помолвлена с Картером – или даже выйду за него и к этому моменту стану измученной домохозяйкой. Я не знала, как Картер получил уведомление, что этого не будет, но когда я столкнулась с ним на прошлой неделе, покупая еду, он уронил свои тако, будто у него случился сердечный приступ, и тут же умчался в противоположном направлении.