На сердце было так тяжело, что это заставило меня обхватить его лицо руками и провести губами по шраму. Мягкий жест контрастировал с его грубой хваткой, удерживавшей меня. Он напрягся, как будто не был уверен, что я делаю, как будто никогда в жизни к нему не прикасались так, как будто ждал, что за этим последует боль. Его реакция погубила меня.
– Ты хотел моих страданий, но я даю тебе мое прощение, – хрипло сказала я. – Когда ты меня отпустишь, я не выдам тебя, хотя должна была бы. Я не могу стать тем, кто отправит тебя обратно в тюрьму… – прерывисто произнесла я. – Я уйду, когда это все закончится, и не оглянусь… но не потому что ненавижу тебя, а потому что не испытываю к тебе ненависти. Даже малейшей…
Слова повисли на мгновение, прежде чем он сухо сказал:
– Для меня это слишком похоже на слащавый романтический фильм, котенок. Я просто хотел убедить тебя позволить мне трахнуть тебя снова.
– Я плачу после секса, – ответила я. – Смирись с этим.
Он усмехнулся. Когда мой большой палец коснулся его шрама, он сильно прикусил его ровными белыми зубами.
Я зашипела от боли и вынула его, взглянув сердито.
– Я трахаюсь грубо, – ответил он. – Смирись с этим. – Выражение его глаз стало беспокойным. – Если хочешь сдать меня полиции, так тому и быть. Я бы вернулся в тюрьму ради тебя, котенок, но, когда я выйду, лучше бы между нами был океан.
Внезапно я поняла что даже представить себе не могу, что вернусь в Причалы, к Картеру и одиноким звукам Атлантики. Тяжесть сдавила грудь, заставив сорваться с губ:
– Почему?
Его пальцы сжались на моих щеках, голос стал мрачным.
– Ты даже не представляешь, что обрушишь на Москву после многих лет воздержания.
Когда смысл его слов дошел до меня, горячая волна ревности испарила все прочие эмоции. Мысль о том, что он будет с другими женщинами, ударила меня под дых. Все мое тело восстало против этой идеи. Мне вдруг захотелось запечатлеть себя в нем, заставить его запомнить меня навсегда – независимо от последствий.
Я схватила его за волосы и притянула его губы к своим, скользнув языком меж его губами. Он зашипел и приподнял меня, чтобы я смогла обхватить его ногами за бедра. Я никогда не чувствовала себя такой маленькой, такой женственной, такой завершенной. Я вдруг поняла, что никогда больше не почувствую этого, никогда не буду так хорошо подходить кому-то другому – никогда не встречу такого мужчину.
Уж лучше я буду наслаждаться «здесь и сейчас», пока оно не кончилось.
Он прижал меня спиной к перевернутому столу и лизнул мое нёбо. От его вкуса и тепла тела внутри разгорелся огонь, обжигая сильными волнами желания. Я мурлыкала ему в губы, умирая от желания большего – всего, что у него было. Я терлась о него, не в силах найти то, что мне было нужно, а затем разочарованно застонала.
– Трахни меня, – выдохнула я, потянув за пряжку его ремня.
Он застонал и откинулся назад.
– Не здесь.
– Здесь, – взмолилась я, снова сократив разрыв, прикусив его нижнюю губу. – Как ты только захочешь. Пожалуйста.
– Нет.
Он попытался стащить меня вниз по своему телу, но я лишь крепче обхватила его ногами. Я чувствовала, какой сильный у него стояк, и наслаждалась его реакцией… пока он не схватил меня за «хвост» и не дернул мою голову назад.
– Не искушай меня, котенок, – прорычал он. – Я не настолько благороден, чтобы отказаться от предложения.
– Тогда не отказывайся.
Он рассматривал меня секунду.
– Господи Иисусе. – Издав разочарованный звук, как будто ему было больно, он отпустил мои волосы. – У тебя стокгольмский синдром.
Я подавила улыбку.
– Угум, – согласилась я, ставя засос на его шее. – Теперь придется разбираться с последствиями. – Я притянула свои губы к его, и после секундного поцелуя в его прохладные губы он поцеловал меня в ответ, скользнув языком по моему.
Томление пульсировало у меня между ног, и я прижалась к нему.
– Мне это нужно, – взмолилась я.
Он остановил мои движения.
– Получишь все в моей комнате, куда никто не может войти.
– Тогда отведи меня в свою комнату… пожалуйста.
Прозвучала ругань на русском, и я сняла слово с его губ поцелуем, скользнула губами вниз по шее, посасывая и покусывая везде, куда могла дотянуться. Дьявол понес меня в свою спальню, и тот факт, что я находилась здесь против воли, больше не имел значения, когда я знала, что он заполнит пустоту внутри меня.
По крайней мере, таким образом.
Глава сороковая
phosphenes (сущ.) – цветные пятна или звезды, которые видит человек, когда трет глаза
Мила
Ронан бросил меня на кровать с такой высоты, что я подпрыгнула, и упал на меня сверху. Губы и зубы грубо прошлись по моему горлу, вырвав у меня вздох. Даже когда Ронан опирался на предплечья, казался тяжелым. Вес был идеальным, но таким всепоглощающим, что на поверхность всплыла мимолетная мысль о самосохранении.
Хотя вся неуверенность была забыта, когда он задрал платье до талии, прижался лицом к моим ногам и вдохнул.
– Черт возьми, котенок. – Он оттянул стринги в сторону и скользнул языком внутрь меня.
Я застонала, бедра выгнулись, рука нашла опору в его волосах. Ноги раздвинулись еще шире, когда он лизнул клитор, и по мне пробежала дрожь.
– Боже, да, – выдохнула я. Мои пальцы сжались в его волосах, удерживая его на месте, но он стряхнул мою хватку и опустился губами обратно, к моему входу. Я издала разочарованный звук, который превратился в стон, когда он начал трахать меня языком.
Он отстранился, стянул стринги и бросил ткань на пол. Взгляд его потемнел, он секунду смотрел на киску, прежде чем со звуком удовлетворения прижаться лицом к бедрам, отчего мурашки побежали у меня по коже. Когда он втянул клитор губами, глаза у меня закатились.
– Кто-нибудь еще делал с тобой это? – прохрипел он.
Едва разобрав слова, я покачала головой.
Он издал довольный звук и вставил в меня два пальца.
– А это?
Задыхаясь, я качнула бедрами под его рукой, но он не позволил мне двигаться.
– А это? – грубо повторил он.
Я не предполагала, что Дьявол – из тех, кто заводит разговоры во время секса. Хотя между ног у меня был не русский вор, это был мужчина, укравший мое дыхание и девственность… и, возможно, сердце. Зная, что не получу то, чего хочется, пока не отвечу, я кивнула.
– Сколько мужчин вставляли в тебя пальцы? – прорычал он.
Тяжело вздохнув, я спросила:
– Со сколькими женщинами ты делал это?
Вопрос ему не понравился. Лицемер.
– Мы говорим не обо мне.
– Почему мы вообще говорим?
– Потому что это тело мое, и я должен знать, кто его трахал. – Его пальцы во мне оставались неподвижны, и это чертовски отвлекало.
– Можем поговорить об этом позже?
– Нет. Сколько?
Я разочарованно застонала, затем выбрала случайное число.
– Семнадцать.
– Маленькая лгунишка… – Он прищурился. – Семнадцать, и никто не смог заставить тебя кончить?
– Со сколькими женщинами ты был? – огрызнулась я. – Уверена, мне десять лет придется спать каждую ночь с новым мужчиной, чтобы догнать тебя.
Он улыбнулся.
– Три тысячи шестьсот пятьдесят два – число, к которому я могу лишь стремиться… Если мы считаем високосные годы. Если нет, минус два, и, вероятно, шансы у меня будут выше.
Он что, только что подсчитал все это в уме? Боже, это было… сексуально.
– Я в тебя верю, – сказала я ему. – Но будь осторожней. Одна из них может стать тебе небезразличной. – Слова кислотой обожгли язык.
Секунду он смотрел на меня.
– Думаю, для этого уже слишком поздно.
Я не поняла, что он сказал, но от многозначительности тона у меня перехватило горло. Эти слова прозвучали… странно трогательно в некотором смысле, даже когда он манипулировал мной, заставляя подчиниться с помощью сексуальных пыток.