– Папа уже согласился обменять себя на меня.

Она вскинула бровь.

– Тогда зачем ты Ронану?

– Пытать.

Она рассмеялась, но стала серьезной, когда поняла, что я не шучу.

– Ну… это интересно.

Будучи в здравом уме и все такое, я бы охарактеризовала это иначе.

Вторая веревка поддалась, и я скатилась с кровати.

– Спасибо. Мне только надо…

– Иди. Я найду тебе какую-нибудь одежду.

К счастью, потрескавшаяся дверь вела в ванную, и, облегчившись, я выдохнула. Вымыла руки и умылась куском мыла, затем нашла лишнюю зубную щетку в ящике туалетного столика и воспользовалась ею, стирая кислый привкус вчерашнего празднества. Я вернулась в комнату, внезапно чувствуя себя очень, очень голой.

Джианна сидела на постели с какой-то одеждой в руках.

– Вот, держи.

Я поблагодарила ее, прежде чем накинуть наряд. На черной безразмерной футболке было лицо Элвиса Пресли, и она едва прикрыла мои бедра.

– Прошу прощения, – сказала она. – Это все, что я смогла найти. Ронан так посмотрел на меня, будто мне этого не простит.

Я взглянула на нее встревоженно.

Она улыбнулась.

– Он больше лает, чем кусается, ручаюсь.

– Я видела, как он отрезал человеку палец, и он собирается убить моего папу.

– О… – Она сморщила нос. – Полагаю, это выставляет его не в лучшем свете, не так ли?

«В дурном свете», – поправила я мысленно. Не могла не поправить.

– Мне жаль, что с твоим папой так получилось. Правда. Но ты очутилась в таком мире, где все не всегда черно-белое.

Я обдумывала ее слова, пока она шла к двери.

– Мне пора. Муж посмотрел так, что стало ясно – на ужин мы не останемся. И это ужасно, Полина делает лучший в мире медовик. – Джианна потерла рукой выступающий живот. – Как бы там ни было, уверена, в следующий раз, когда мы встретимся, на тебе будет меньше веревок и больше одежды.

Звучало оптимистично, но у меня перед глазами стояли части моего тела, отправленные коробками FedEx, гроб отца, и, если я останусь жива, мир, где мне придется идти по жизни самостоятельно. Внутри у меня все скрутило. Глаза защипало.

Ее взгляд наполнился состраданием, рука легла на ручку двери.

– Просто помни… внутри тебя есть богиня. – Она вышла в коридор и обернулась взглянуть на меня. – Ты просто должна ее найти.

Я сидел в библиотеке за письменным столом с сигарой в руке. Я не раскуривал ее, потому что на диване расположился мой брат со спящей Кэт. Они всегда были желанными гостями, зваными или нет, но я понял, что меня раздражает время, выбранное ими для визита.

В комнате царила тишина, его холодный взгляд был направлен на меня. Я знал, ему есть что сказать, и знал, что он скажет, но все же ждал.

– В комнате для гостей к постели привязана обнаженная девушка.

Мои мышцы напряглись, возмущаясь мыслью о том, что он видел ее обнаженной, – странная реакция, учитывая то, что раньше я был не против делить женщин ни с братом, ни с кем бы то ни было еще. Но я заставил себя откинуться на спинку стула и ответить:

– Она моя зверушка.

Я предположил, что неприятное чувство возникло оттого, что я был тем, кто поймал Милу. Я вложил в это столько сил. Я не хотел, чтобы кто-то еще видел ее страдания. Это принадлежало мне.

– Твоя зверушка выглядит как Михайлова.

– Потому что это она и есть.

– Ее отец не уступил твоим требованиям?

Я обрезал кончик сигары сигарным ножом.

– Уступил.

Он наблюдал за мной пытливыми глазами. Кристиан – или, вернее, Кристиан, каким я его знал, – всегда видел больше, чем следовало. Это чертовски раздражало.

– Так почему она все еще связана у тебя в постели?

Я прищурился.

– Она моя зверушка.

Он отвел взгляд, очевидно, увидев все, что требовалось.

– Лучше бы ты совершил обмен.

Раздражение вспыхнуло у меня в груди, но голос остался безразличным.

– Я не говорю тебе, как выполнять твою модную офисную работу, так что не указывай мне, как выполнять мою.

Я был удивлен тем, что Алексей уступил так быстро. И мне не нравились сюрпризы.

Хотя что-то еще – что-то жестокое – пронеслось во мне при мысли о том, чтобы отказаться от Милы прежде, чем я получу от нее все, чего хочу. У меня была идея получше: продлить страдания Алексея, подержав некоторое время его драгоценную дочь у себя. Если бы я придерживался принципа «око за око», я бы отправил ему ее изуродованное тело. Но мне не хотелось портить ее кожу. Я хотел, чтобы она лежала подо мной обнаженная, чтобы ее ногти впивались мне в спину, пока я буду проверять, сколько раз смогу заставить ее кончить. Желание бушевало внутри меня, горячее и неутолимое. Я был уверен – как только добьюсь своего, эта навязчивая идея исчезнет.

Тогда я получу то, что мне причитается.

– У нее засос на внутренней стороне бедра, – небрежно упомянул Кристиан.

Более слабого человека мой взгляд мог бы убить. Следовало одеть Милу в монашеское одеяние, а не оставлять голой, хотя, даже если бы я сделал это, мой брат все равно разродился бы провокационными замечаниями. Теперь я жалел о том, что предложил им приходить когда вздумается.

– У нормальных людей нормальные хобби. Почему бы тебе не найти что-то, что не включает препарирование всех и каждого?

В его глазах заиграла улыбка.

– Ты еще больший извращенец, чем я.

– Тот факт, что идею о моем нападении на женщину ты находишь более волнующей, чем тот факт, что она – моя пленница, говорит о другом.

– Просто нахожу, что последнее не в твоем характере. И выглядит интересно.

– Тебе интересна реклама, так что мне плевать на твой интерес к моей сексуальной жизни.

Я по пальцам одной руки мог сосчитать случаи, когда занимался оральным сексом. Все это было, пока я оставался озабоченным подростком, когда не мог удержаться от того, чтобы не попробовать раздвинутую передо мной киску. Но как только новизна прошла, желание заниматься этим угасло под холодными детскими воспоминаниями о том, как я следил за совокуплениями из приоткрытой дверцы шкафа, о клиентах моей матери и больных извращениях, которые она со своими клиентами навязывала моему брату. Я мог винить Милу только в том, что едва не кончал на нее, обнаженную, связанную и находящуюся в моей власти, – это, черт возьми, по-настоящему меня заводило.

Джианна проскользнула в комнату и подошла к своему чемодану, стоявшему у дивана. Мой взгляд проследил за ней, когда она схватила что-то из хаотичной кучи одежды внутри. Она взглянула на меня. Я помрачнел, сказав ей, что если она вздумает одевать мою маленькую пленницу, я научу ее дочь всем русским ругательствам, которые знаю. А проведя жизнь на улице и в тюрьме, я знал множество.

Она бросила на меня злой взгляд и исчезла в дверях.

– Лучше бы твоей жене не освобождать мою заложницу, – сказал я, зажимая сигару зубами.

– Не похоже, что она убежит далеко.

Восемьдесят акров пустой земли окружали дом. В лучшем случае – четырехчасовая прогулка. Даже если бы Мила успела пройти это расстояние до того, как я смогу ее поймать, на хвост ей сели бы все пять тысяч человек, имеющиеся в моем распоряжении. Ей никогда не выбраться из России.

Мой брат работал на коррумпированного главу ФБР, и, вероятно, мог бы найти Алексея, если бы я его попросил. Тогда бы мы покончили со всей этой шарадой. Но это была моя борьба, а не его.

– Как тебе жизнь с одной киской? – протянул я.

Взгляд у него стал жестким.

Улыбка тронула мои губы. Он так трепетно относился к своей маленькой жене. Он и до нее никогда особо не делился подробностями своей личной жизни, но теперь подобные разговоры были полностью исключены. Казалось, ему плевать, что женщина держит его за яйца. Никогда не думал, что доживу до этого дня. Наша мать выбила из нас какую бы то ни было любовь… образно выражаясь. Хотя… аналогия была так близка к истине, что я испытал мрачное веселье.