– Я буду умолять тебя, – выпалила я.

Он поднял взгляд, полный мрачного веселья, которое противоречило намеку на что-то холодное и пугающее, что просочилось туда.

– Не уверен, что очень искренне.

Мне хотелось кричать, что это не игра, но он уже вышел за дверь. Он собирался провести день как обычно и оставить меня умирать внутри.

Вскочив на ноги, я догнала его в коридоре и перегородила дорогу, чтобы все свое внимание он обратил на меня.

Он замер, сцепив зубы. И тут я поняла, что тикающая бомба не была неуловимым мистическим предупреждением. Это был он, такой же осязаемый, как его взгляд, поза, присутствие. Тьма внутри была близка к тому, чтобы обратить этот дом в камень и пепел, и она заберет меня с собой. Мне было все равно. Меня не заботило то, что придется унижаться. Гордость больше не имела значения – только не в тот момент, когда жизнь Ивана в опасности.

Я упала перед ним на колени, кровь во мне стала холоднее мрамора.

– Я искренне умоляю тебя, – сказала я, слеза побежала по моей щеке. – Если отпустишь Ивана, клянусь, ты получишь от меня все, что захочешь.

Я была там, где Ронан хотел меня видеть: никчемная простолюдинка у ног короля, – но в его взгляде не было ни капли удовольствия.

– Я уже могу взять от тебя все, что хочу.

– Есть то, чего ты не можешь получить.

Он удерживал мой взгляд, пока звук моего отчаяния наполнял коридор.

– Ты и в самом деле не из тех, кто говорит правду, не так ли, маленькая лгунишка?

Разочарование обрушилось на меня. Если я не смогла убедить его словами, может, смогу делом. Я потянулась к пряжке его ремня, попыталась расстегнуть ее, но поняла, что у меня дрожат руки.

Я понятия не имела, как заниматься оральным сексом, но мне нужно было сделать это самой, потому что я знала, Ронан не станет меня направлять. Он не верил, что я невинна в том, что касается секса. Желудок крутило так, что я боялась, если он ткнется мне в рот, меня вырвет. Я была уверена, что все испорчу. При мысли о том, что кроме отца я потеряю еще и Ивана, из горла вырвался тихий всхлип.

Ронан схватил за запястье, чтобы остановить меня.

– Как бы сильно это меня ни заводило, я откажусь.

Он не был возбужден. Он был зол – смертельно зол, учитывая ледяной бессердечный взгляд его глаз. Издав низкий яростный звук, он грубо оттащил меня с дороги и пошел дальше по коридору.

В тот момент я могла думать лишь о том, что не смогу жить со смертью Ивана на моей совести.

– Если ты убьешь Ивана, можешь убить и меня.

Ронан помедлил, но через несколько секунд ушел, оставив меня на полу такой же опустошенной, как и всегда.

Дом был тихий, словно могила, пока я стояла под лестницей и смотрела на искусную деревянную отделку, скрывавшую от посторонних глаз дверь – ту, из которой только что вышли Альберт и Виктор, а затем уехали. Я ожидала, что вход будет заперт или потребует специального кода, как в любом приключенческом шпионском фильме, но он сразу открылся, продемонстрировав бетонную лестницу, ведущую в ад.

Руки нервно дрожали, когда я поколебалась на пороге в попытке услышать мучительные крики проклятых душ, но меня приветствовали лишь тишина и сквозняк. Здравомыслящий человек не пошел бы туда, но, похоже, я теряла представление о рациональности вместе с остальными обитателями дома.

Закрыв за собой дверь, я потерла покрывшуюся мурашками руку и направилась вниз по лестнице. Когда я добралась до самого низа, притворилась, будто это – самый обычный подвал с оштукатуренными каменными стенами и сыростью, сгустившейся в воздухе. Но внушить это себе было все сложнее с каждым пятном крови на полу, с каждой из зарешеченных камер, выстроившихся вдоль стен.

Я должна была бы относиться как к милости к тому, что камеры, кроме одной, были пусты, и что я крепко спала наверху, тогда как могла гнить внизу, но не было ничего успокаивающего в том, что Иван прислонился к железным прутьям и посмотрел на меня так, как смотрел всегда, когда не одобрял мое поведение.

– Ты не должна быть тут, – осудил он.

Было странно видеть, с каким равнодушием он существовал в этом подземелье – человек, которого я знала много лет, безумно придирчивый к американо, с аллергией на дешевый одеколон и уличное движение.

– Никто мне не запрещал, – ответила я, скрывая неуверенность в том, как Ронан отнесется к этому, если узнает. И переживала я не за себя, а за Ивана.

– Значит, я запрещаю. Возвращайся наверх.

Я проигнорировала его и по пути к его камере осторожно обошла кусок окровавленного полиэтилена на полу.

– Мила. – Это был разочарованный рык. – Здесь повсюду кровь. Я не хочу, чтобы ты потеряла сознание и ударилась головой о цементный пол.

Подойдя к нему, я слегка улыбнулась, вспомнив о том, как он клал мою голову к себе на колени после каждой моей закровившей царапины, с акцентом бормоча подбадривающие слова. Особенно запомнился случай, когда пирамида в выступлении чирлидеров рассыпалась, и Иван перепрыгнул через забор, чтобы добраться до меня, чем вызвал зависть у всей команды. Я всегда воспринимала его как нечто само собой разумеющееся. Я отказывалась сейчас так же относиться к его жизни.

Потянувшись сквозь решетку, я вытерла свежую кровь с его разбитой губы. Его рука метнулась и схватила мое запястье, внезапная волна недовольства поднялась в его взгляде.

– Что, черт возьми, он сделал с тобой?

Я моргнула.

– Ничего, правда.

– Ничего, правда?

– Ну… – Я сглотнула. – Я видела, как он отрезал человеку палец, застрелил кого-то за обеденным столом и, очевидно, убил еще нескольких на подъездной дорожке. Но со мной все было в порядке.

Несколько секунд, прежде чем отпустить мое запястье, Иван смотрел на меня как на помешанную.

– Ничего из этого не означает «в порядке». Ты должна быть дома, где тебе и место, а не… – он с отвращением обвел подземелье взглядом, – тут.

«Тут. Оставайся тут.

Тебе место тут».

Голос Ивана, из прошлого и настоящего, промелькнул у меня в голове; словно части головоломки встали на место и я, наконец, поняла, почему никогда не вписывалась в Причалы. Окрестности представляли собой блестящую клетку, маскирующуюся под рай, и Иван с самого начала был согласен с моим заключением.

– Дом – это Майами? – Из меня вырвалось едва сдерживаемое разочарование от жизни во лжи. – Место, где папа оставлял меня на несколько месяцев, чтобы убивать людей… мальчиков… в Москве?

– Ты не знаешь, о чем говоришь, – с жаром возразил Иван.

– Может быть, и нет. Но я знаю, что тут у меня есть семья… семья, о которой отчаянно мечтала. Было ли мне суждено когда-нибудь узнать правду? Или вы с папой собирались лгать мне вечно?

Он попытался скрыть выражение лица, но не мог скрыть проблеск правды в глазах. Предполагалось, что я выйду замуж за Картера и буду жить жизнью типичной домохозяйки, хотя они оба знали, что это будет медленно убивать меня изнутри.

– Твой папа всего лишь пытался уберечь тебя.

Существует разница между тем, чтобы заботиться о ком-то, и тем, чтобы просто поддерживать его жизнь. Мой папа всегда справлялся с последним, и, хотя я знала, что он меня любит, первое никогда его не заботило. Тяжесть опустилась на грудь, это бремя потянуло за собой все обиды, пока не осталось лишь ощущение, будто мое сердце раскалывается надвое.

– Тебе не следовало приходить за мной, – прошептала я.

– Неужели ты думаешь, что я бы оставил тебя умирать тут?

Когда я была как никогда близка к смерти, меня спасли пальцы Дьявола в моем горле.

– Он меня не убьет. – Я вдруг поняла это. – Ему нужен папа, не я.

Он пристально смотрел на меня долгую секунду.

– Тогда он точно не торопится, не так ли? – Его голос повис в воздухе так осязаемо, что перекрыл кислород и замедлил биение моего сердца. Напряжение не развеялось даже после того, как он снова заговорил. – Ты действительно в порядке?