Ветер свистел в сараях, а дождь капал на землю. Грязь отделила нас от людей, которые должны были быть моей семьей. От тех, которые должны были спасти меня из лап Дьявола. И все же нутром я чувствовала, что принадлежу этой стороне.

– Мы уж не думали, что вы появитесь. Опоздали на час, – сказал один из темноволосых мужчин, хрустнув костяшками пальцев. Татуировки тянулись по его шее, а нос был свернут, как будто его ломали много раз.

– Это называется «стильное опоздание» Адриан, – сказал Ронан. – Только не говори, что ты тот парень, который приходит на вечеринку на пять минут раньше.

Я догадалась, что говоривший был моим братом. Стало сомнительно, что я когда-либо увижу его в рождественском свитере.

Адриан насупился.

– Тебе повезло, что мы вообще пошли на эту сделку, после того как ты использовал нашу сестру, как шлюху…

– Заткнись, – прорычал папа.

Ронан рядом со мной даже не моргнул, но от него исходило едва уловимое напряжение.

– Неужели ты думаешь, что мы не станем для тебя большей проблемой лишь потому, что ты убьешь нашего отца? – спросил другой мужчина. Его взгляд был пуст, как будто он видел столько смертей, что безжизненность прокралась в его глаза. Я знала, что это Дмитрий, еще один мой брат, еще одно вероятное «нет» рождественскому свитеру.

Ронан усмехнулся.

– Вы обед организовать не сможете, не то что восстание.

С рычанием Дмитрий бросился к нему, но Иван его удержал. Иван едва взглянул на меня с тех пор, как я вышла из машины. Он либо чувствовал себя виноватым за то, что оставил меня на произвол судьбы, либо был не тем человеком, которого, как мне казалось, я знала.

Папа, должно быть, испытывал некоторое уважение к сыновьям, потому что оскорбление, нанесенное Дмитрию, заставило его вскипеть. Он ядовито глянул на Ронана.

– Пара сантиметров. Пара сантиметров, и ты был бы мертв. До смерти буду жалеть об этом.

Мне казалось, будто я перенеслась в другой мир. Полный грязи и с настолько большой гравитацией, что она разрывала мне сердце. Этот мир вращался в противоположном направлении. Вращался все быстрее и быстрее.

– Тогда, полагаю, ты должен быть рад тому, что скоро избавишься от этого сожаления.

– Мы пришли покончить с этим, – рявкнул папа. – Так что давай уже к делу.

Ронан отдал свой пистолет Альберту, так же как папа свой Ивану.

Отстраненно я последовала за Ронаном, чтобы встретиться с отцом посередине, между враждующих сторон. Папа избегал моего взгляда, мне было все равно. Этот мир казался тяжелым и нестабильным. Когда Ронан посмотрел на меня, вращение прекратилось. Его глаза не отпускали меня. Темно-синие, цвета единственной серьги в форме сердца в моем ухе. Взгляд, полный невысказанного. Я не хотела отводить свой, но была вынуждена сделать это. Взрыв отбросил меня на шаг назад, и земля задрожала. С проклятием Ронан толкнул меня за спину. Куски силоса полетели в воздух, в грязь падал раскаленный металл. А затем воздух пронзил более близкое «бах!», едва не сбившее меня с ног. У меня зазвенело в ушах, и я, поморщившись, дотронулась до одного, когда из него пошла кровь. Дезориентированная, я сморгнула, вглядываясь в густой дым.

Мир кружился и горел.

Оба сарая были охвачены огнем, от взрыва в воздух полетели острые осколки жести. Ронан схватил меня и укрыл мою голову от летящей шрапнели. Дым рассеялся ровно настолько, чтобы увидеть папу и серебряный отблеск пистолета, нацеленного Ронану в спину.

«НЕТ» – пронеслось по всему моему телу. Я не смогла бы вынести такую скорбь. Только не Ронан.

Не Ронан.

Мое сердце приняло решение за меня. Я оттолкнула его в сторону как раз в тот момент, когда прозвучал выстрел.

Затем все затихло. Дым развеялся.

Шрапнель упала. Мир больше не вертелся.

Он был холодным, тихим и темным.

Я думала, что Ронан даст мне утонуть. Что он будет смотреть, как я погружаюсь на дно. Но именно его голос вытащил меня из темноты.

– Проснись, Мила. Проклятье, проснись.

С тех пор как мы встретились, Ронан требовал от меня так много – так много приказов, которые, он был уверен, будут выполнены – но в этой просьбе была трещинка уязвимости. Это было вовсе не требование. Это была потребность.

Я обнаружила еще одну слабость. У него была слабость ко мне.

Сделав неглубокий вдох, я попыталась открыть глаза. Я заставила их открыться и обнаружила, что лежу на полу едущей машины, и пол вибрирует подо мной. Желтый и красный. Новая шуба была испорчена, искусственный мех покрыт пятнами крови. Вокруг меня были разбросаны пропитанные багрянцем бинты. Моя рубашка была разорвана, и вид дыры в животе, из которой хлестала кровь, вызвал такое головокружение, что меня едва снова не утащило под воду. Хотя голос Ронана, когда он что-то бросил Альберту, вернул меня. Мой взгляд поднялся на Ронана, который зубами разорвал новую стерильную повязку и использовал ее, чтобы зажать рану. Я напряглась в ожидании боли, но почувствовала лишь укол в животе, когда все мое тело начала сотрясать дрожь.

Наши взгляды встретились.

Русская рулетка.

Один шанс и…

Мне будет не хватать лишь его.

Темный измученный взгляд задержался на мне на долгое мгновение. Наконец до него, казалось, дошло, что я очнулась и стала дальше от порога смерти, чем он предполагал. Продолжая давить на рану, он прислонился к заднему сиденью, облокотился и уронил голову на грудь, закрыв глаза.

– Она очнулась, – резко выдохнул он. – Твою мать. Она очнулась.

– Мы почти на месте, – объявил Альберт с переднего сиденья.

Я ожидала, что мне будет очень больно, но все мое тело покалывало, будто накаченное новокаином.

Когда Ронан открыл глаза, они пронзили меня яростью.

– Зачем ты это сделала? – процедил он сквозь зубы. – Зачем?

– По-английски, – тихо ответила я.

– Зачем, мать твою, ты это сделала, Мила? – зарычал он глубоким, хриплым голосом. – ЗАЧЕМ?

– Ты не бессмертный, – прошептала я сквозь ком в горле. – Я не хотела, чтобы ты умер.

Он уставился на меня со смесью недоверия, злости и чего-то неопределяемого.

– Ты не должна жертвовать собой ради меня. – Он стиснул зубы. – Ты НЕ должна умирать ради меня, котенок. – Его взгляд распял меня. – Если кто-то из нас и умрет, это буду Я. Понимаешь?

Я не понимала, поэтому покачала головой.

– Тогда позволь тебе объяснить, – сказал он, сверкая тенью во взгляде. – Ты выживешь без меня. Ты пойдешь дальше. – Его тон стал жестче. – Я не могу представить мир без тебя и твоего гребаного желтого. Так что, если умрешь, я умру вместе с тобой. Твое самопожертвование не будет значить ничего, котенок. НИЧЕГО.

Слеза скатилась по щеке, когда в мою внутреннюю дрожь начал вторгаться холод. Мой мозг леденел, я отчаянно задрожала.

– Мне так холодно, Ронан… – Веки отяжелели, и я закрыла их.

– Нет, – прорычал Ронан, хватая меня за лицо. – Мать твою, не закрывай глаза.

– Я так устала, – прошептала я, вялость сковала каждый мускул тела. – Я не думаю…

– Если умрешь, Мила, – резко сказал он, – усыплю Хаоса.

Мое сердце стукнуло.

– Ты не сделаешь этого.

– Сделаю.

Когда машина остановилась, Ронан не терял ни секунды. Он подхватил меня и понес в больницу. Я видела, как врачи и сестры бросились к нам, сыпля вопросами по-русски. Я не могла разобрать ничего, кроме того, что Ронан угрожал, пока холодная невесомость поглощала меня, дергая, таща, пытаясь утянуть вниз.

– Не поступай так с Хаосом, – слабо взмолилась я, прерывая медиков.

– Не умирай, и я не стану, – ответил он, следуя за врачами по коридору.

Это было нечестно.

– Ронан… – Слеза скатилась по моей щеке.