Когда он отвел взгляд, я ощутил негодование к Миле. Она морочила голову не только мне, но и моим людям, поэтому я делал вид, будто до завтра она может не дожить, чтобы понаблюдать за ее реакцией.

– Ты окажешь мне честь, котенок?

– Подожди, – прорычал Александр. – Мы заслуживаем наказания, не она.

– Заткнись, – зашипел его приятель и, если мне не показалось, пнул его под столом.

Мила прервала их стычку. Она взяла револьвер и вставила пулю в один из цилиндров, потом уставилась на оружие в своей руке так, будто подумывала, не повернуть ли его на меня. Усмехнувшись, я забрал револьвер у нее прежде, чем она успела обдумать это.

Когда я направил револьвер на Александра, произошли две удивительные вещи. Племенник Алексея, кажется, расслабился, а Мила… наконец повела себя так, будто наша маленькая игра ей небезразлична.

– Нет! – Она попыталась вырваться с моих коленей, но я удержал ее на месте, хотя бы для того, чтобы она не продемонстрировала всем присутствующим то, что принадлежало лишь мне.

– Я думала…

Я вскинул бровь.

– Что ты думала?

Она не стала бы умолять о сохранении собственной жизни, но станет умолять за тех, кого не знает. Глупый, самоотверженный поступок был самой раздражающей вещью, с которой я когда-либо сталкивался.

– Я думала, ты…

– Хватит. – Сейчас я не в силах был слушать слова, срывающиеся с ее губ. Схватив ее за подбородок, я заставил ее посмотреть на меня. – Мы с тобой, котенок… – Я провел большим пальцем по ее щеке, мой голос смягчился. – Мы с тобой еще не закончили.

Она не выглядела убежденной, поэтому я притянул ее лицо ближе и скрепил свое обещание поцелуем. Она была напряжена, словно статуя, но губы у нее были мягкие, податливые, теплые и почему-то все еще отдавали клубникой.

Мимолетное прикосновение ее губ к моим усилило напряжение в члене до резкой пульсации, как иронично. Мне нужно было трахнуть кого-то, раз быстрый поцелуй вызывал реакцию более сильную, чем женский язык на моем члене.

Я спустил курок.

Клик.

Прежде чем Мила успела вздохнуть с облегчением, она подпрыгнула, когда я выстрелил в другого мужчину. Грохот отразился от стен. Дымок вырвался из ствола, а безжизненное тело рухнуло на стол. Мила задрожала у меня на коленях, зажав рот ладонью.

– Полагаю, у нас все же будут похороны, – сухо сказал я.

Кровь потекла по столу, и я прищурился, потянувшись за тарелкой с десертом.

– Я сейчас… – Мила замолчала, голова ее поникла, а затем она обмякла в моих руках безвольным клубком.

– Что с ней, черт возьми, такое? – требовательно спросил Александр. Его настороженный взгляд был прикован к Миле, он даже не взглянул на мертвеца рядом. Поправив Милу так, чтобы ее голова покоилась на моем плече, я взял сигару и затянулся, рассматривая бессознательное тело с притворным беспокойством в прищуре глаз.

– Не уверен. Может, ей надо поесть? – Я выдохнул облако дыма, и мой сверкающий взгляд встретился со взглядом Александра. – Я думал, женщинам из семьи Михайловых для выживания достаточно лишь трахаться.

Почему-то я не хотел рассказывать ему о ее фобии. Эти маленькие детали принадлежали мне.

– Сукин сын, – прошипел Александр. – Она не ее мать…

– Оставь это, – ответил я, скучая. – Я это уже слышал.

– Отпусти ее. Можешь забрать меня вместо нее.

– Соблазнительно, но ты не в моем вкусе. – Я посмотрел на Виктора, чтобы он увел Александра. – Раздень его, – приказал я. – Пусть ползет к Алексею побитой собакой.

Когда Виктор поднял Александра на ноги, я встретился с ним взглядом и сказал:

– Обязательно расскажи Алексею, как хорошо тут его дочери.

– Да пошел ты, – прорычал он.

Виктор ударил его в живот, прежде чем впечатать его симпатичное лицо в стол. Я вздохнул, когда кровь брызнула на кусочек моего торта.

– Остерегайся волков, – добавил я, когда его потащили прочь. – Впрочем, надеюсь, они более разборчивы.

– Катись в ад, Дьявол…

Виктор вышвырнул его за дверь.

Откинувшись на стуле, мы с Альбертом обменялись раздраженными взглядами, затем он встал и вышел из комнаты. Я выпустил колечки дыма, чувствуя себя странно довольным, когда Мила очнулась. Я прикусил сигару зубами и протянул ей окровавленный торт.

– Медовик, котенок?

Она побледнела, и я тихо хохотнул, когда она скатилась с моих колен и блеванула в горшок с цветком.

Прислонившись к окну, я смотрела сквозь паутину инея на стекле. Лунный свет отбрасывал на снег серебристое покрывало, и замерзшая пустошь сверкала как бриллианты.

Я чувствовала себя принцессой, запертой в башне. В плену у монстра, который стрелял людям в голову за обеденным столом, уставленным хрустальными бокалами и тортом.

После того как меня вырвало содержимым желудка в одну из кадок с растениями и я вытерла рот тыльной стороной ладони, по какой-то безумной причине Ронан позволил мне вернуться в мою клетку и закрыть за собой дверь. В разгар кровопролития это казалось самым разумным поступком. Но когда я провела еще два дня в этой комнате, даже воспоминание о человеке с дыркой от пули во лбу не подавило желания подышать свежим воздухом. Одиночество начало гореть, пузыриться, обволакивать и сжимать мое тело.

Я начала вести подсчеты на зеркале в ванной, используя найденный тюбик старой губной помады, принадлежавшей, вероятно, последней «зверушке» Ронана, и теперь шел уже седьмой день.

Неделя в аду.

Дверь открылась, и я почувствовала холодок, когда на полу распростерлась тень Ронана. Он поставил деревянный стул на середину комнаты, сел и оперся локтями о колени.

Мой взгляд метнулся к открытой двери позади него. Я задавалась вопросом, там ли еще охранник. На данный момент я предпочла бы, чтобы меня застрелили, чем находиться в одной комнате с этим человеком.

– Ты теперь суеверна, котенок?

Дьявол во плоти смотрел на меня. Я не знала, что он превратится в мужчину в черных стильных костюмах, с татуировками и очаровательной внешностью. Никогда больше не буду такой наивной.

Я посмотрела в окно и ответила:

– Да. Если есть Дьявол, должен быть и Бог.

– Думаешь, тебя кто-то спасет?

Мое горло сжалось от мысли, что по крайней мере один уже умер, пытаясь сделать это. Внезапно я подумала об Иване. Я скучала по нему. По безопасности его успокаивающих прикосновений. Я даже скучала по отсутствию искры между нами. Теперь я знала, что химия между мной и Ронаном могла быть лишь колдовством.

– С тех пор как ты прилетела в Москву, ты получила много звонков на свой маленький одноразовый телефон. – Пауза была гнетущей, такой вязкой и тяжелой, что я не смогла не посмотреть на него с вниманием. – Некоторые – от твоего папы, но большинство – с другого номера.

Я напряглась от едва уловимой угрозы в адрес Ивана.

– Никто не спасет тебя от меня. – В его глазах светилось пронизанное тьмой безразличие. – Даже Бог.

От этих слов воздух стал гуще, наполнив каждый удар сердца подчеркнутой угрозой.

Его взгляд скользнул вниз по моему телу, от моих распущенных светлых кудрей к футболке и голым ногам. Его взгляд обжигал то жаром, то холодом, и воспоминание о его руке у меня между ног ожило.

Хотелось бы верить, что этот мозолистый палец способен вызвать такую реакцию у любого женского тела, невзирая на обстоятельства. Хотя я вся напряглась, вспомнив его слова о том, что моя мать была садисткой, и тот факт, что Ронан мог довести меня до разрядки даже в такой непростой ситуации. Он мог бы унизить меня перед этими людьми, перед двоюродным братом, о существовании которого я даже не подозревала, но он этого не сделал. Я не была уверена, что хочу знать почему.

С тяжелым ощущением, что от его внимательного взгляда по жилам разливается неприятный жар, я сумела ответить: