– Я говорю не о телевизоре. – Сделав глоток горячего сахара из своей чашки, я почувствовала, как горит язык. Я понятия не имела, что скажу, чтобы объяснить предыдущую саркастическую оговорку, поэтому слова начали сыпаться сами по себе. – Просто… атмосфера тут… – Мой взгляд натолкнулся на Юлию, стоявшую в коридоре, которая напевала и расчесывала волосы фарфоровой кукле, сидевшей на столике с прочими безделушками. Я снова посмотрела на Ронана и заставила себя улыбнуться. – Это просто так романтично. Русская зимняя страна чудес, очень древние средневековые двери и разница в возрасте. Я словно живу в диснеевском мультике.

Понаблюдав за мной тяжелую минуту, он рассмеялся, глубоко и искренне, как будто не мог поверить в то, что только что слетело с моих губ. В его словах проскользнуло веселье.

– У меня такое чувство, что ты сейчас не совсем искренна.

– Понятия не имею, откуда у тебя такое чувство.

Я планировала в конце завтрака просить о более длинном поводке, но если он продолжит сидеть и смотреть на меня, не прикасаясь к своей тарелке, эта трапеза может затянуться. Было не просто продержаться хотя бы десять минут, не вызывая его неудовольствия, и каким-то образом проницательный ублюдок знал об этом. Он собирался сделать все как можно более болезненно.

Я попыталась отгородиться от его назойливого присутствия, но его взгляд и молчание жили сами по себе – два маленьких демона, сидевших у меня на плечах.

«Je l’ignore. Tu l’ignores. Nous l’ignorons. Я игнорирую его. Ты игнорируешь его. Мы игнорируем его».

– Я хочу пить, котенок.

Не донеся вилки до рта, я замерла от его томного тенора, практически требовавшего, чтобы я обслужила его. После секунды недоверия я позволила себе взглянуть на ленивого ублюдка, развалившегося на своем стуле и, как я уже знала по опыту, занявшему обе своих руки.

– Лень – это грех, – сказала я, прищурившись.

– Как и гордость, – ответил он. – На самом деле, считается самым тяжким из всех.

Тьфу. Теперь я должна обслуживать его, чтобы не стать еще большей грешницей. Я ненавидела того, кто потратил свое время, чтобы познакомить этого человека с Библией.

Я уронила вилку и заставила себя улыбнуться.

– Чай или воду, Дьявол?

Опершись локтем о подлокотник, он провел большим пальцем по подбородку, будто обдумывал ответ. Намек удовлетворения унизительной ситуацией, в которую он меня поставил, сверкал в его глазах.

Моя босая нога начала нетерпеливо постукивать под столом, раздражение росло с каждой секундой, которую он тратил на то, чтобы принять чертово решение. Его ботинок мягко опустился на мою ногу, чтобы прекратить это.

– Чай.

Наливая ему чашку, я спросила:

– Сахар?

– Нет.

Кубик сахара с всплеском опустился на дно его чашки, и я подвинула ее, надеясь, что на сахар у него аллергия. Как только я снова взяла вилку, он вновь открыл рот.

– Если подумать, вода была бы лучше.

Моя сдержанность лопнула, и наружу вырвались первые пришедшие в голову слова:

– Почему ты такой?

Мелькнула легкая искра веселья, но от неуважительного тона его глаза потемнели, и дорогой ботинок надавил на мою ногу немного сильнее.

– Ты самовлюбленная, я нахожу это забавным.

Хотя этот ответ не имел бы смысла ни для кого другого, он попал в цель и заполнил пространство между нами безмолвным осознанием. Он высмеивал мои рассуждения об удаче из нашего прошлого разговора. Дьявол так хорошо понимал работу моего хаотичного мозга, что я не была уверена, как это характеризует меня.

Ощущение близости сдавило мне горло, и я убрала ногу из-под его ботинка. Я, несомненно, упустила свой шанс получить сегодня какую-либо свободу, и мне не хватит смирения, чтобы молить о ней. Нужно было предупредить дальнейшие потери прежде, чем я почувствую острый укус клыков.

– Я могу идти?

Он прищурился.

– Нет.

Видите, вот что получается, когда я пытаюсь вести себя прилично.

Мы очень долго сидели в напряженном и неловком молчании. Я была уже сыта и развлекала себя тем, что разрезала остатки тоста на мелкие кусочки. Ронан даже не ел, а проверял сообщения, пока я была вынуждена сидеть словно ребенок за обеденным столом.

– Ты собираешься есть? – выпалила я. – Или предпочитаешь обедать человеческими сердцами в одиночестве?

Он поднял взгляд на меня.

– Ты знаешь, чем я предпочитаю обедать в одиночестве.

Не желая продолжать этот разговор, я сменила тему.

– Я хочу поговорить с папой.

– Сложно.

Моя кровь начала закипать.

– Скажи, ты продал свою душу, или у тебя это наследственное?

– Вероятно, наследственность играет в этом определенную роль. Ты должна понимать. В тебе течет кровь твоей матери.

Он мог унижать меня, как ему заблагорассудится, но я не позволю порочить память моей матери.

– Прекрати лгать о ней, – прорычала я.

Он приподнял бровь, изогнув губы в насмешке.

– Твоя мать была больной, котенок. Как те люди, которые душат щенят. Хотя я слышал, что это не мешало ей прекрасно трахаться.

Я выплеснула свой чай ему в лицо.

Все сдерживаемое негодование вырвалось наружу, словно конфетти из хлопушки, на странно спокойное лицо Ронана. Напряжение сожгло кислород в комнате прежде, чем все замерло в мертвой тишине. Я примерзла к своему стулу, кровь пульсировала адреналином и ледяным страхом.

Он вытер лицо рукой и произнес холодно, но сдержанно сквозь стиснутые зубы:

– Я дам тебе фору.

Если я побегу, он погонится за мной. Если не побегу… он меня убьет.

Ужасающие вещи вроде коробок FedEx наполнили мой разум. Страх пронзил мои легкие и вытянул из них воздух. Стул опрокинулся на пол, когда я вскочила на ноги, а затем выбежала из комнаты, зная, что должна ускользнуть, пока у меня есть фора.

В панике и не зная направления, я бросилась бежать. Захлопнула за собой дверь ванной и отступила, сердце бешено колотилось в горле.

Ронан был отъявленным мошенником. Все знают: чтобы дать фору, надо по меньшей мере десять раз повторить «Миссисипи». Всего через три секунды после того, как я добралась до верхней ступени лестницы, услышала звук его тяжелых шагов, преследовавших меня. Он был нечеловечески быстр, его тень почти поглотила мою, прежде чем я заперлась.

– Открой дверь, – потребовал Ронан слишком спокойным тоном, чтобы успокоить меня.

Даже зная содержимое ванной комнаты до мелочей, я принялась рыться в ящиках туалетного столика в надежде, что волшебным образом вдруг появится что-то, что поможет защититься. Без сомнения, у Юлии был ключ, и она с радостью помогла бы своему хозяину.

– У тебя пять секунд, чтобы открыть эту дверь, или я ее выломаю.

Я отбросила за плечо щетку.

– Удачи с этим. – Я смогла ответить холодным тоном, но сама мысль вызвала у меня волну неуверенности. Я пыталась пинать, колотить и выламывать дверь спальни, которая выглядела так же, как эта, и сильно поранилась, а на ней не осталось ни царапины.

Бах!

Я отпрыгнула, когда единственная перегородка между нами распахнулась и ударилась о стену с такой силой, что верхняя петля сломалась. Дверь покачивалась на оставшейся петле, пока очередной удар не вырвал ее из рамы, а затем твердый кусок дерева с громким стуком ударился об пол в нескольких сантиметрах от моих босых ног, и я содрогнулась.

Я подняла взгляд, чтобы встретиться с черными глазами, в которых ничего не было. Зубная щетка вывалилась из моих пальцев. Холодный страх парализовал меня. Я уставилась на него, грудь тяжело вздымалась в ожидании возмездия. Независимо от того, что он приготовил для меня, я отказывалась умолять сохранить мне жизнь. Если гордость приведет меня в ад, так тому и быть. По крайней мере, я покину этот мир, сохранив достоинство.