Резкий выдох. Рык: «Мила». А потом его размеренный топот у меня за спиной. Я слетела вниз по лестнице, лихорадочно пытаясь придумать, где бы спрятаться. В спешке я ворвалась в столовую и резко остановилась, увидев Джианну, Кристиана и Кэт, наслаждающихся семейной трапезой.

Я задыхалась, моя грудь тяжело вздымалась. Джианна подавила смешок.

– О-о-о, – пробормотала Кэт. – Мила в беде.

Ронан схватил меня за талию и оторвал от пола.

– Обязательно попробуйте ватрушки, – небрежно сказал он. – Лучшее блюдо Полины.

Кристиан бросил на своего брата странный взгляд, когда Ронан подхватил меня на руки и понес вверх по лестнице. Я могла бы сопротивляться, но теперь его мужской запах окружал меня и смущал. Его тепло впиталось в мою кожу, растапливая сопротивление внутри.

Он уронил меня на постель и оседлал бедра.

– Ты не должна была ничего из этого слышать.

Я знала, он говорит о том, что сказала мне Надя. Я сглотнула.

– Потому что слишком слаба, чтобы вынести это?

Он сцепил мои запястья над головой.

– Потому что ты такая милая, что, мать твою, светишься. – Его взгляд потемнел. – И я убью любого, кто попытается потушить в тебе этот свет.

– Не убивай Надю.

– Я еще не решил, но прямо сейчас… – Его губы пробежали по моему горлу. – Ты мне нужна.

Глубокий хриплый голос прошелся по коже, обжег сердце и принял решение за меня. Я подставила шею, чтобы ему было удобнее, дала то, что ему было нужно, даже зная, что он станет тем, кто уничтожит меня.

Вода стекала по стеклу машины, размывая вид далекой России, пока Альберт вез нас. Снег покрыл верхушки сосен, очертил горизонт и укрыл землю.

Зимняя страна чудес таяла и превращалась в грязь у меня на глазах.

Мои мысли вернулись на час назад, когда Ронан сунул мои руки в таинственно-желтую шубу из искусственного меха. Я не сказала ни слова, когда он застегнул молнию и сунул мои ноги в новую пару ботильонов. До тех пор я не осознавала, насколько грязными и изношенными были все мои вещи. Он поднялся во весь рост, поправил мои волосы и сказал:

– Пойдем.

Выйдя на улицу, я обернулась, чтобы в последний раз взглянуть на дом и увидеть грозную каменную крепость в другом свете. Тут проявлялась эксцентричность Юлии. Слышались крики Полины и можно было найти домашние блюда. Нетронутыми лежали смятые черные простыни. Были разбиты двери, зеркала и сердца. Зажглись искры…

Я повернулась, чтобы пойти к машине, но замерла, когда в двери появилась Юлия. Мы так и не поговорили о том, как она вчера позаботилась обо мне в душе. Можно было бы сделать вид, что этого никогда не было, но я запомню это навсегда.

Ее неизменное суровое выражение лица не дрогнуло, когда она закрыла дверь. Я продолжила путь к машине, не в силах взглянуть на вольеры, куда вернула Хаоса этим утром, но знала, что он сидит там и наблюдает за мной. Я бы сломалась, если бы мне пришлось прощаться с ним. Я хотела забрать его с собой, но понятия не имела, куда вообще иду, не говоря уже о том, смогу ли позаботиться о нем должным образом.

Слезы скатывались по щеке время от времени, пока я наблюдала за тем, как за окном машины снег превращается в грязь. Я вытирала их, зная, что если позволю им течь, они никогда не прекратятся.

Ронан был неестественно тих, пробегал пальцем по нижней губе и наблюдал за проплывающем мимо пейзажем. Я задавалась вопросом, волнует ли его, что он разрушает мою жизнь, убивая отца. Поступки моего отца могут быть бессовестными и непростительными, но Ронан не был судьей и присяжным. Я задавалась вопросом, волнует ли Ронана, что это будет последний раз, когда он меня видит. Из-за его безразличия я не могла поверить, что он вообще думает обо мне.

Может, я была лишь мимолетным развлечением. Столько неуверенности и страхов сеяли хаос в моем сознании. В этом состоянии ничто не имело смысла – грудь сжимало от ужаса при мысли, что будет, когда машина остановится.

Чтобы отвлечься от этих мыслей, я спросила:

– Мой папа все еще женат?

– Да.

– Какая она?

– Насколько я помню, у нее агорафобия и кокаиновая зависимость, – ответил Ронан, не глядя на меня.

О. Звучало мило. Хотя, может, ее тоже травмировал образ жизни моего папы.

– Сколько у меня братьев и сестер? – продолжила я.

– Три брата.

– Они будут там сегодня?

– Адриан и Дмитрий – вероятно. Митя в тюрьме.

Когда я представляла, что у меня будет семья, мне и в голову не приходило, что они будут мафиози. Я подумала, что мне следовало снизить уровень ожидания, думая о волшебных семейных рождественских праздниках. Я сама себя сглазила.

Ронан обменялся с Альбертом русскими фразами. Я уловила лишь мельчайшие обрывки разговора, но по их серьезному тону понимала, что они обсуждали детали сделки. Я подумала, что все, должно быть, довольно просто. Обменять меня на папу. Хотя, чем больше они говорили, будто готовились к худшему, тем сильнее леденела у меня кровь.

Мы свернули с дороги на пустой участок земли, занятый парой потрепанных сараев. Две черные машины были припаркованы на дальней стороне участка, их дворники двигались взад и вперед. Мое сердце бешено заколотилось в груди, когда под шинами захлюпала грязь.

Когда мы остановились, Ронан наконец повернулся ко мне. Он расстегнул молнию на моей шубе и сунул во внутренний карман пачку денег. Включив мой телефон, он протянул его мне. Я безмятежно наблюдала, как он застегивает на мне молнию, будто я ребенок.

Он ничего не сказал, и боль, разрывающая грудь, пересилила все остальные страхи. Прежде чем он успел открыть дверь, боль, идущая из сердца, сорвалась с губ отчаянным вздохом.

– Прощай. – Слово прозвучало тихо, но в его значении была пронзительная нотка. Это значило «расстаемся навсегда».

Положив пальцы на ручку двери, Ронан смотрел на меня долгую секунду. Я практически видела, как на поверхность его глаз поднимается Дьявол. Бездушная утонченность.

Когда он не ответил, в горле у меня встал ком. Он должен был ответить что-нибудь. Он должен был дать мне знать, что это… я… имела для него какое-то значение. Я заслужила эти слова, иначе, я знала, это будет преследовать меня вечно.

– Разве ты не попрощаешься?

– Нет. – Ответ был так холоден, что его лед заставил слезы подступить к глазам, одна из них пробежала по щеке. Только когда он проследил ее взглядом, я заметила напряжение в его плечах, смятение, которое он так хорошо прятал за Giovanni.

Грубая подушечка большого пальца стерла слезу.

– Я не говорю того, чего не имею в виду.

Затем он открыл дверь и вышел, жестом пригласив следовать за ним. Я сделала это без единого слова, мысли слишком путались, чтобы я могла размышлять над тем, что он сказал. Я оставалась рядом с Ронаном, когда двери захлопнулись и вышли мужчины.

Я знала, что Виктор вел другую машину, которая следовала за нами. Я надеялась, что это просто мера предосторожности, а не знак того, что мы пришли воевать. В своей ярко-желтой шубе я бы стала легкой мишенью.

Шестеро мужчин стояли напротив. Папа и Иван в центре. На папе был серый твидовый костюм, который я купила в прошлом году. Серебро в волосах было более заметно, чем мне помнилось, но, казалось, больше ничего не изменилось. Он все еще был похож на папу, которого я всегда знала и любила.

Хотя, когда мой взгляд встретился с его взглядом, в голове пронесся образ замученного мальчика. Затем безликие девушки, которыми он торговал. И воспоминание о матери, лежащей мертвой на полу нашей библиотеки.

– Папа, твоя подруга… она моя мать?

Его взгляд смягчился.

– Нет, ангел.

Правда заключалась в том, что мое сердце оплакивало папу с тех самых пор, как я была той маленькой девочкой. Я оплакивала отца, каким хотела его видеть. Я оплакивала любовь, которая была мне нужна. И теперь мне приходилось оплакивать его смерть.