Откинув волосы с ее лица, я потребовал:

– Возьми член в рот и соси.

Не сводя с меня глаз, она без слов подчинилась. Обхватив меня губами, она скользнула вниз на несколько сантиметров, втянула как профи. Твою мать. Я сгреб ее волосы в кулак, заставив ее голову снова скользнуть вниз. И вверх. И вниз. Я сдерживал движения, щадя ее. Но когда она обхватила ртом член и сжала бедра крепче, я понял, что ее это заводит. Мои ограничения слетели.

– Глубже, котенок, – хрипло потребовал я.

Подчинившись, ее рот скользнул ниже, поглощая последние несколько сантиметров. Она поперхнулась, когда сделала это. Жар, нараставший у основания позвоночника, становился все более горячим и нестабильным. Я знал, что мне не понадобится много времени.

– Расслабь горло, – прохрипел я.

Я пробежал пальцем вниз по мягкой шее, чтобы показать ей, чего хочу. Она вздохнула и в следующий раз, когда взяла в рот, скользнула вниз, сумев принять в себя каждый гребаный сантиметр.

– Твою мать, котенок, – прорычал я. – Твой сладкий ротик заставляет меня кончить.

Она отстранилась, чтобы сделать прерывистый вздох. Ее глаза наполнились слезами, потекшими по щекам. Мое сердце заколотилось, я мягко отвел волосы с ее лица, мой голос был глубоким и хриплым.

– После этого остается только кончить тебе в задницу.

Она издала хриплый стон и заерзала бедрами, прежде чем облизать член и снова полностью взять его в рот. Я зашипел сквозь зубы. Она поперхнулась, ее горло сжалось вокруг меня, и игра была окончена. Жар внутри меня разгорелся так сильно, что зазвенело в ушах, когда я слегка отстранился, чтобы кончить ей в рот, а не в горло, неуверенный в том, как она воспримет это.

Она посмотрела на меня, из глаз потекли тонкие струйки слез, она сглотнула. Я издал сквозь зубы резкий стон, каждая клеточка во мне горела удовлетворением и… чем-то еще. Она вытерла рот тыльной стороной ладони, ее волосы непослушными кудрями ниспадали до талии. От этого зрелища меня вывернуло наизнанку. Как будто кто-то сунул руку мне в грудь и вырвал мое небьющееся сердце.

Твою мать.

Я обхватил ее затылок и притянул ее губы к себе, целуя глубоко, скользнув языком ей в рот. Ее пальцы запутались у меня в волосах, от чего меня пробрала дрожь. Я проглотил ее вздох. Это словно якорь закрепилось в моей пустой груди.

Отстранившись, я смахнул влагу с ее щек.

– Это единственные слезы, которые мне нравятся.

Ее глаза на мгновение встретились с моими, но там, где обычно была прозрачность, я увидел отсутствующий взгляд, который презирал. Я знал, эту стену воздвигло не беспокойство, а нечто совершенно иное.

Я стер еще одну слезу с ее щеки и сказал.

– А теперь садись мне на лицо.

Она нахмурилась.

– Я сделала это не чтобы получить что-то взамен. Я хотела… сделать приятно.

Я улыбнулся. Она была мила. Моя идеальная маленькая мученица. Но кое-что она понимала превратно. Она взвизгнула, когда я подхватил ее бедра и потянул, чтобы она оседлала мое лицо.

– А теперь я сделаю приятно тебе, – сказал я, зарычав, оттягивая стринги в сторону и всасывая клитор в рот.

– О боже, – простонала она.

– Ты мокрая, котенок, – упрекнул я ее. – И все из-за того, что ты отсосала мне?

– Да.

Мне захотелось улыбнуться. То, как она говорит по-русски, нравилось мне больше, чем следовало. Раздвинув пальцами половые губы, я принялся легонько лизать и посасывать так, что она задрожала.

– Твою мать, – выдохнула она.

Я усмехнулся.

– Кажется, я плохо на тебя влияю.

Она вцепилась мне в волосы и потерлась о мое лицо, взвизгнув, когда я укусил ее за нетерпение там, где тазовая кость соприкасалась с внутренней стороной бедра. Она вздохнула, когда я провел по месту укуса языком. Затем я вернулся к ее киске, втягивая в рот каждую губу, снова и снова облизывая их и легонько прикусывая зубами. Она со стоном опустила лоб на подлокотник дивана.

– Ронан, я сейчас кончу.

– Боже, женщина, – прохрипел я. – Я даже не начал с азов.

– Не знаю, о чем ты, но я точно не хочу сейчас учить алфавит.

Я едва не рассмеялся.

– Начнем с «А».

Она разочарованно застонала.

– Ронан, нет… – Остальное было прервано хриплым стоном, который поднял бы и мертвого. И, вероятно, Юлию. Даже плотские стоны Милы звучали невинно. Сексуально, женственно, совершенно. Я никогда бы не смог забыть их.

Я нарисовал языком букву «Б» на ее клиторе, прежде чем перейти к «В». Ее бедра дрожали, пока она бормотала сквозь сдавленные стоны. Она была близка к оргазму, я сильно всосал клитор, и она задрожала. Скользнул пальцами внутрь нее, просто чтобы почувствовать горячую пульсацию, высвободив их только тогда, когда она прекратилась. Задыхаясь, девушка отходила от разрядки.

Внезапный стук в дверь заставил Милу скатиться с дивана, и я не смог сдержать смешок. Я знал, что с моей стороны это будет не по-джентльменски. Увидев в дверях Кирилла, я натянул на член трусы. Врач стоял с портфелем в руке и выражением огромного разочарования на лице.

Очевидно, он разделял позицию сайта здравоохранения.

– Он заставил меня! – выпалила Мила с пола.

– У нее овуляция, – объяснил я. – Она практически изнасиловала меня.

Кирилл недоверчиво прищурился.

– И ты не смог от нее отбиться.

Я улыбнулся.

– Она сильнее, чем кажется.

Мила вскочила на ноги и сердито на меня посмотрела.

– Овуляция? Да если хочешь знать, это у тебя непрекращающаяся овуляция.

Я рассмеялся. Очевидно, она не поняла ничего про «изнасиловала», иначе ей было бы что добавить. Мое веселье улетучилось, когда я вспомнил, что на ней нет ничего кроме моей тонкой футболки.

Мой взгляд стал жестче.

– Надень гребаные штаны, Мила.

Она проигнорировала меня. Проигнорировала. Меня. Если она думала, что огнестрельное ранение сделало меня настолько пассивным, что я не потащу ее задницу вверх по лестнице, она ошибалась. Но ее слова остановили меня.

– С ним все будет в порядке? – спросила она.

Врач понял вопрос, но, к сожалению, не смог перевести свой в высшей степени бесполезный ответ.

– Если выстрел в руку убьет его, я разведусь с любимой женой и трахну известную ВИЧ-инфицированную шлюху. Потом перееду в Сибирь и буду выращивать репу, пока не умру.

Я расхохотался.

Мила нахмурилась.

– Это значит «нет»?

– Он сказал, что если выстрел в руку меня убьет, он разведется с любимой женок и трахнет известную шлюху с ВИЧ. Затем уедет в Сибирь и до самой смерти будет выращивать репу.

Чтобы скрыть улыбку, она прикусила губу.

– Он тоже считает тебя бессмертным.

Я хотел улыбнуться в ответ, но не стал. Я пережил очень много смертельных моментов. Когда был моложе, даже считал, что смерть меня не хочет. Теперь я думал, что борьба за то, чтобы выбраться с низов леденящей Москвы, наградила меня железной волей к жизни.

– Нет, котенок. Он просто видел меня в гораздо худших состояниях.

Она сглотнула, ее взгляд скользнул по моей груди, как будто она впервые увидела шрамы. Некоторые из следов были длинными и тонкими от тайком пронесенных за решетку лезвий. Несколько пулевых. Один в боку, один в спине, один в руке и еще один в сантиметрах от сердца. Мила провела по нему пальцем. От прикосновения мурашки побежали по коже.

– Кто? – спросила она дрожащим голосом.

Я знал, что она спрашивала, кто стрелял в меня – кто почти убил меня. Но что-то во мне протестовало против того, чтобы сказать ей правду. Мила хотела жить в сверкающем пузыре. Пузыре, в котором можно было бы выторговать ее отца. Пузыре, который был бы слегка темным, но, тем не менее, блестящим.

После смерти отца она могла бы многое узнать о том, как он вел дела. Что похищал девушек младше, чем она, и отправлял их в секс-индустрию. Ее пузырь должен был когда-нибудь лопнуть, но я не мог быть тем, кто это сделает.