Впрочем, вся эта высокопарная муть тут же вылетела у меня из головы. Потому что «тарелка» вдруг тормознула, зависла над нами, болтаясь как на веревочке. Меня даже замутило от этой болтанки. Именно на управление кораблями такого типа натаскивал нас Михаил Васильевич на занятиях кружка, и я назубок вызубрил, что масса покоя этой «тарелки» три тысячи тонн! А что, если у нее нарушена система гравикомпенсации и эти тридцать тыщ кило металла и композита рухнут сейчас на наши головы? Мелькнула даже спасительная мысль, что Хлюпик неправ и вовсе она не настоящая. Я поискал в небе эту самую веревочку, но не нашел, конечно.
По-видимому, пилот-навигатор справился с управлением, и киркилийский рейдер перестал болтаться. Теперь «тарелка» висела в воздухе, как муха, влипшая… гм… ну, скажем, — в мед. Огни под днищем забегали вдвое быстрее, и будто во сне оно развернулось диафрагмой, как это происходит в фотоаппарате. На затененную поляну выпал широкий луч нестерпимо голубого света. Моя голова была напичкана знаниями в достаточной степени, чтобы сообразить — киркилийцы, кем бы они ни были, готовятся к высадке. Врать не буду, мне стало по-настоящему страшно. Тем более что Учитель, выплюнув соломинку, сказал:
— Действуем по отработанной днем схеме.
Я не сразу понял, что он имел в виду беготню, которой мы занимались целый день, как только притащили сюда тяжеленный радиомаяк. Раз двадцать по сигналу Михаила Васильевича мы выскакивали с опушки Матюхиного Бора, неслись во весь опор на середку поляны и возвращались обратно. Получалось у нас плохо. Не достигалась потребная синхронность. К тому же мы не понимали: какому бесу могут понадобиться эти скачки с препятствиями? И все же Учитель умел добиваться от нас чего угодно. Через пару часов беготни мы наловчились приходить к финишу ноздря в ноздрю. И вот теперь нам придется повторить тоже самое, но уже, так сказать, в боевых условиях?
— Судаков! — обратился Михаил Васильевич к старосте нашего кружка. — Сиди с экипажем здесь, покуда не получишь команду!
Проговорил Учитель все это обычным своим голосом, как будто домашнее задание просил записать, но меня пробрало дрожью. Да и не только меня. Я же видел, весь экипаж трясло не по-детски. Сообразили пацаны, что игры кончились, теперь все будет взаправду… Я же еще вчера пытался им втолковать, что отнюдь не во ВТУЗы готовил нас Михаил Васильевич. Правда, на тот моменту меня не было сколь-нибудь убедительных аргументов в пользу этой точки зрения. А теперь — были, да что толку…
В кармане Учителя снова противно зазудела рация.
— Первый слушает! — отозвался он. — Прием…
«Первый-Первый, я Второй, — затараторил Гриня. — У нас чужие! Повторяю, у нас чужие! Прием…»
— Сколько их, Второй?! — отозвался Михаил Васильевич. — Доложи толком! Прием…
«Трое. Мы их взяли. Отобрали стволы. Держим на мушке. Вооружены. Что с ними делать дальше, Первый? Прием…»
— Молодец, Второй, — без малейшего волнения в голосе сказал Учитель. — Делай, что хочешь, но чтобы сюда ни один из них не проник! Как понял? Прием…
«Вас понял, Первый!.. Отбой!»
Михаил Васильевич опять спрятал рацию, оглядел нас, дрожащих и не понимающих, что там стряслось у «босяков», какие-такие еще чужие объявились, а главное — что будет со всеми нами? Теперь-то я знаю, что он не сочувствовал нам, мы были для него лишь наспех обученным экипажем межзвездного судна, воочию увиденного нами каких-то десять-пятнадцать минут назад. Учитель смотрел на нас оценивающе: годимся ли мы для его целей, не подведем ли? Покачал головой, видимо очень сомневаясь в нашей пригодности.
Потом Михаил Васильевич подхватил свой рюкзак и, не скрываясь, напрямик двинулся к световому пятну под «тарелкой». Шагал не спеша, нога за ногу, с понтом дела он тут прогуливается… Ага, прогуливается. В двадцати километрах от ближайшего колхоза. На месте пришельцев я бы насторожился. Видит мужик, как пишут в «Технике — молодежи», неопознанный летающий объект и спокойненько так к нему прется, будто это трактор какой. Жаль, что пришельцы тогда не насторожились…
Как и распорядился Учитель, мы с Хлюпиком, Борантом и Митяем остались на опушке. Наше время еще не пришло. Я видел, что пацанам без дураков страшно, как и мне, впрочем. Еще бы! Мы уже не думали, что это игра такая. Нам уже не было дела ни до Михаила Васильевича и его планов, ни до космических пришельцев, ни до загадочных чужих, которых взял в плен Гриня-Босяк сотоварищи. Мы хотели только одного: как можно дальше очутиться от Матюхиного Бора. Ирония судьбы заключалась в том, что желание наше исполнилось.
Впервые со вчерашней ночи мы остались одни. Тут бы и дать деру! Мы даже с надеждой посмотрели на старосту. Может, придумает астрогатор, на какую звездочку нам сейчас взять курс, чтобы нас не поймали «босяки», а то и сам Учитель? Ну вот хотя бы — на ту, красненькую, что проклюнулась в потемневшем небе над сахарными клыками далекого Великоярского хребта. Кажется — это красный гигант Бетельгейзе, Альфа Ориона, могучее плечо мифического охотника… Всего-то каких двести двадцать два парсека, среднее расстояние для гравитационного корабля с массой покоя в три тысячи тонн. Ан нет, молчит староста, как и мы, парализованный страхом перед неизвестностью. Блин, ну какой из него командир?
— Глядите, пацаны! — крикнул Борант, указывая на поляну.
Мы повскакивали, силясь разглядеть, что там под «тарелкой» в круге мертвенного света делается. Оказывается, киркилийцы уже начали высадку. Маленькие, коренастые, в поблескивающих скафандрах, один за другим скатывались они по голубому лучу. Скатились и выстроились полукругом, направив какие-то штуки, бластеры типа, на Учителя, который топал к ним как ни в чем не бывало, будто папироску собирался стрельнуть.
Все наши страхи улетучились, мы даже дышать перестали. А ну как пальнут сейчас — и все, нету Михаила Васильевича… С перепугу, мы даже забыли о группе Босяка и его загадочных чужих. Вот же они, чужие! Каких вам еще?! Учитель приблизился к самой границе голубого света и почти ночной темноты, поднял руки. Не как в кино, когда сдаются, а как на физзарядке — ноги на ширине плеч, руки в сторону. Потом он согнул правую в локте, ладонью вверх, потом — левую, но ладонью вниз. Потом как-то весь изогнулся, руки у него заплясали, волнами пошли, будто в них не было суставов, да и все тело заколыхалось, задергалось…
Мы вытаращились. Хлюпик даже рванул было куда-то. Пришлось его уронить, сунув мордой в траву. Правда, на его месте я бы и не так подпрыгнул, я бы ноги оттуда сделал. Сами подумайте! Над поляной тарелка висит инопланетная, под нею до зубов вооруженные пришельцы, а перед ними выплясывает, как марионетка, наш Михаил Васильевич! Жутко выплясывает, аж дрожь пробирает, на него глядючи. Пришельцев, по ходу, тоже проняло. Стоят как вкопанные, пушки свои опустили, вот-вот уронят.
И в это мгновение на сцене появился незнакомец. Чужой! Выскочил как из-под земли, едва не сбив с ног одного из пришельцев, загипнотизированного выгибонами Учителя. Наверное, чужой что-то кричал. Нам не было слышно, слишком далеко. Да и гравикомпенсаторы гудят будь здоров. Еще бы, они же за секунду сжирают сотни мегаватт… Я только заметил, что к незнакомцу метнулся Михаил Васильевич. Вернее, я потом понял, что это он кинулся, а так будто вихрь пронесся. Р-раз… и чужой уже валяется в траве, а Михаил Васильевич стоит над ним, но смотрит не на него, а на успевших очухаться киркилийцев. Потом стало твориться нечто несусветное. Учитель бросился к своему рюкзаку и что-то выдернул из него. А дальше началась натуральная чертовщина.
Воздух под рейдером расчертили огненные нити плазменных разрядов. Пришельцы явно целились в Михаила Васильевича, но попасть не могли. Он двигался быстрее плазмы. А когда оказался у киркилийцев за спиной, открыл ответный огонь. Потом-то я узнал, что в рюкзаке Учителя был не обрез, а самодельный бластер, из которого он и порешил киркилийский десант, но в тот роковой миг мне почудилось, что смертоносные молнии вылетают прямо из рук Михаила Васильевича.
