— Автограф? — недоуменно переспросил неизвестный. — Что это такое?

— Нашли время шутки шутить. — Берестов демонстративно поднес запястье к глазам, пытаясь разглядеть расположение минутной стрелки на слабо фосфоресцирующем циферблате. — Кажется, пятнадцать минут первого…

— Времени мало, — согласился неизвестный.

— Ну вот видите, вы и сами все понимаете. Через неделю у меня запланирована встреча с читателями в Доме культуры ученых, вот туда и приходите. Получите свой автограф.

— Неделя — это очень много, — с явственным отчаянием в голосе произнес «собиратель автографов».

— Что значит — много? Для кого?

— Для меня… И для вас. Поймите, они пройдут примерно в пяти астрономических единицах от орбиты Земли. Посадка не планируется. Если не подать сигнал первого августа, в девять тридцать по Гринвичу они пересекут Систему и уйдут в направлении Теты Персея…

Сумасшедший «тарелочник», догадался Берестов. С некоторых пор их немало развелось в стране. А все сенсационные, черт бы их побрал, публикации в популярных молодежных журналах. Баальбекская веранда, Петрозаводское диво, рисунки в пустыне Наска… Горстка подлинных фактов, невежественные домыслы плюс нежелание заниматься скучными повседневными земными делами — вот тот взрывоопасный коктейль, туманящий рассудок в остальном вполне здравомыслящих людей. А с другой стороны, наш брат ученый тоже виноват — редко берется за перо, дабы растолковать этим малахольным всю потрясающую воображение сложность научной стороны проблемы поиска внеземных цивилизаций.

Вот сказать сейчас этому чудаку, что сутки назад радиообсерватория в Сырых Ключах зафиксировала прохождение в миллионах километров от орбиты Земли космического тела, предположительно искусственного происхождения, и посмотреть на его реакцию. Поверит! На слово поверит, без всяких доказательств. Вот в чем беда… Постой-ка, а что это он там балаболил о пяти астрономических единицах? Это же порядка восьми ста миллионов кэмэ… Практически — перигелий приваловского «гостя»… Забавное совпадение? Не очень забавное, если учесть уровень секретности темы ноль ноль семнадцать. Берестов понял, что не отпустит чудака «тарелочника», покуда не убедится, что это лишь безобидный сумасшедший.

— Как вас зовут, любезный?

— Мишей… — отозвался тот, и тут же уточнил: — Михаил Васильевич Скоробогатов.

— Хорошо, Михаил Васильевич, — сказал Берестов. — Несмотря на поздний час, я уделю вам некоторое время. Если хотите, прогуляемся немного, а по дороге поговорим. Если вы не торопитесь…

— Вы мне поможете?

— Для начала мне нужно разобраться в сути вашей проблемы, — дипломатично уклонился от прямого ответа старший научный сотрудник. — Вы кто по специальности?

— Учитель физики и математики Малопихитинской средней школы.

Из Малых Пихт? Любопытственно… Кстати, они же неподалеку от объекта «Сырые Ключи» находятся. Правда, по другую сторону хребта, но все же… Может, оттуда и утечка?

Они двинулись вдоль набережной. Только сейчас сэнээс Берестов обратил внимание, что у малопихтинского учителя за плечами объемистый рюкзак, и по виду — очень тяжелый. Тем не менее, «тарелочник» нес его без особого напряжения. Значит, обладал немалой физической силой. Берестов всегда одобрял людей интеллигентных профессий, не пренебрегающих физическими упражнениями — сам был из таких, — поэтому поневоле проникся к собеседнику уважением.

— Понимаете, Михаил Васильевич, — начал Берестов, старательно подбирая слова, — проблема контакта с внеземными цивилизациями, несмотря на свою гипотетичность, весьма важна для развития науки. Моделируя возможные его варианты, мы…

— В контакте нет никакой проблемы, — бесцеремонно перебил его Скоробогатов. — Давно разработаны универсальные семантические таблицы, в которых учтены физиологические, культурные, исторические, эволюционные и прочие особенности шестидесяти шести известных в Галактике разумных видов. Благодаря этим таблицам можно подобрать ключ к любому языку. И неважно, использует ли разумное существо акустические, визуальные, тактильные, или иные способы передачи информации.

— Что ж, вполне допускаю, что высокоразвитая цивилизация, а тем более сообщество цивилизаций могли бы разработать нечто подобное, — откликнулся старший научный сотрудник, решив не обращать внимания на закидоны «тарелочника». — Наверное, вы слыхали, что универсальный космический язык пытались разработать и у нас на Земле…

— Вам он известен?

— Знаком ли я с теорией линкоса? Разумеется.

— Хотите опробовать его на практике?

— В смысле — поговорить на нем? — переспросил Берестов. — Это невозможно. Линкос — математическая абстракция, основанная на гипотезе, что законы природы и их численное выражение универсальны для всей Вселенной, а следовательно, любое развитое разумное существо поймет смысл нашего послания, если оно закодировано именно этими универсальными понятиями.

— Тогда вы немы для Галактического Сообщества, — произнес малопихтинский учитель так безапелляционно, словно вынес не подлежащий обжалованию вердикт. — Но я мог бы помочь вам обрести речь…

Все-таки — сумасшедший, подумал астрофизик, испытывая одновременно и облегчение и грусть. Было бы забавно случайно встретить посреди ночи пришельца, этакого Головастика, избравшего субъектом Контакта старшего научного сотрудника Берестова. Однако чудес не бывает. Нужно плавно закруглить разговор, тем более что завтра… вернее — уже сегодня рано вставать. Что бы ему сказать такое, не обидное и в то же время не оставляющее надежды на продолжение разговора? Грубить не хочется. Все же энтузиаст Контакта, а не уныло-агрессивный алкаш, какие обычно встречаются по ночам в таких вот закоулках.

— Вы так и не ответили мне, — снова заговорил «энтузиаст Контакта».

— Простите?

— Я спрашивал — поможете ли вы мне?

— Чем именно?

— Нужно подать сигнал бедствия киркилийскому рейдеру, пересекающему внешние границы Солнечной системы…

О господи, в гипотезе которого я не нуждаюсь! Похоже, придется все-таки грубо прервать этот несколько затянувшийся обмен мнениями.

— И кто же, по вашему, терпит бедствие, Михаил Васильевич? — спросил Берестов, по давней привычке скрывая иронией нарастающее раздражение.

— Я, товарищ Берестов, — откликнулся Скоробогатов, явно не уловив ни иронии, ни раздражения. — Около года назад, в силу обстоятельств, я оказался на Земле, но обязан вернуться…

— Так я и думал! — с готовностью подхватил сэнээс. — Вы — пришелец. Потерпели кораблекрушение и теперь вынуждены выдавать себя за учителя физики школы в таежном поселке…

— Нет. Меня депортировали на Землю как представителя расы мыслящих млекопитающих, не входящих в Галактическое Сообщество.

— Где-то я уже читал об этом… То ли у Лема, то ли у Стругацких…

— Эти низкие лжецы, — с неожиданной яростью прорычал Скоробогатов, — не могли написать об этом. Они не знакомы со мною.

— Да уж, — хмыкнул Берестов. — Куда им… Только я, скромный нижнеярский астрофизик, удостоился такой чести.

— Вы не верите мне? — с детской обидой в голосе спросил малопихтинский учитель.

— Представьте себе — нет! Я тот самый Фома Неверующий, которому требуется вложить персты в раны господни, дабы уверовать. Рассказать можно что угодно! Вы докажите!

— Доказать?!

— Да! И если доказательства будут исчерпывающими, я, так и быть, постараюсь помочь вам.

— Хорошо, я попробую…

— Сгораю от любопытства!

— Попробую… — повторил Скоробогатов. — Правда, я не очень хорошо это умею делать… Мозг млекопитающего плохо приспособлен для восприятия невербальной информации.

— А вы напрягитесь! — подзадорил его Берестов.

— Густой, словно молочный кисель, туман обступал со всех сторон, — начал «тарелочник». — Сухие метелочки камыша то там, то сям выглядывали из редких разрывов в его почти монолитном теле. Их можно было принять за султаны на шлемах неприятельских солдат, подкрадывающихся к застрявшей в болоте машине. Полковнику отчаянно хотелось курить — нервы требовали успокоительного никотинового яда, но сигареты набухли влагой и расползались в пальцах…