Ну, конечно, он же перекидывался и вряд ли успел бы так быстро одеться. Неужели нагота совсем его не смущает?

Мита закрыла лицо ладонями.

— Ты чего? — не поворачиваясь, поинтересовался Лик. Сквозь пальцы травница видела, как движется его силуэт.

— Н… ничего… просто… ты…

Страшная мысль вонзилась ей в голову, как стрела: ведь когда она оборачивалась, то тоже оставалась без одежды. А рядом был Лик… и раз он уносил ее домой, значит, видел ее и…

«О, Боги!» — завопила она беззвучно.

— Я — что? — поинтересовался волколюд. Он подошел к ней ближе, так, что она теперь могла разглядеть его смуглую кожу, отливающую бронзой в свете огня.

— Видел… — пискнула она.

— Что видел?

Мита мысленно обозвала себя дурой.

— Ну… меня ведь видел… такую… в общем…

— Всевидящая, — проворчал он, — тебя не разберешь.

Девушка зажмурилась и наугад ткнула пальцем в его обнаженный торс.

— Такой вот…

Лик на мгновение затих, и Мите даже показалось, что он не дышал. Но потом он расхохотался так громко, что она чуть не подпрыгнула.

— Такой… без одежды, что ли? Разумеется, видел. Ты же передо мной обращалась уже дважды.

Мита застонала и уткнулась лицом в свои ладони.

— О Боги…

— Для людей это что-то значит? — удивился он.

— Разумеется, значит! Это же… личное… тайное…

— Это естественное, — поправил Лик, — то, какие мы от природы. Не вижу причин этого стыдится.

— Ты не понимаешь! Мы… у людей… — Чем дольше Мита подбирала слова, тем сильнее краснела. — Они показывают себя такими только близким людям, понимаешь? Боги, я поверить не могу, что объясняю тебе такое!

— Пару дней назад я тоже с трудом верил, что учу тебя волчьим повадкам, — парировал тот.

Надевать рубашку он так и не стал, но на некоторое время исчез из поля зрения травницы, растворившись в полумраке. Оставшись наедине с собой, Мита принялась глубоко дышать, чтобы успокоиться. Она держала холодные руки у лица и думала, что вся эта ситуация до головокружения странная: она сидит в доме волколюда, греется у камина и думает о том, что он видел ее обнаженной. Как там Тир говорил? Любовные истории для городских девочек? Да про нее уже целую книгу писать можно!

Вернувшийся Лик принес глиняные кружки и чайник. Кружки очутились на небольшом столике, чайник встал на каменную подставку у очага. Волколюд сел перед огнем и вытянул к нему одну ногу. Пришедшая в себя Мита пододвинула плетеный стул поближе и затихла.

Несколько долгих минут они просидели в молчании.

От созерцания пляшущих язычков пламени ее отвлекло короткое движение Лика и глухая ругань. Мита повернула голову. Тыльную сторону ладони Лик держал у себя над правым глазом, и травница вспомнила про рану.

— Точно! — охнула она. — Тебе же помощь нужна.

— Потом к знахарю схожу, — отмахнулся тот. — Ничего страшного. Приоткрылась чуть-чуть, сейчас пройдет.

— Так нельзя, — возразила она. — А если царапина глубокая? А если попало туда что-то? И кровь до сих пор идет, не шутки же. Надо ее протереть и рану обработать, а лучше зашить…

Травница засуетилась и полезла в свою корзинку. Перерыв свежесорванные растения, она извлекла со дна небольшую берестяную коробочку.

— Полотенце или чистую тряпицу, — попросила она.

Лик, если и удивился таким переменам в ее настроении, то виду не подал. Поднялся на ноги, все еще зажимая ладонью рассеченную бровь, и вскоре протянул девушке хлопковый платок.

— Сядь, — потребовала она и сама опустилась на колени.

Следующие несколько минут Мита полностью сосредоточилась на оставленной котолюдом царапине. Дождь за окном уже не шумел, скорее шептал, погружая травницу в полудрему. Лик старался не смотреть в ее сторону, а когда она промокала царапину влажным платком, лишь морщился, но молчал. Умелые руки ловко убрали всю кровь, запекшуюся на бровях и щеке; затем Мита открыла берестяную коробку, взяла оттуда немного порошка, смочила слюной и нанесла на рану. Тут волколюд не стерпел и зашипел от боли.

— Что это, дамнар его побери?

— Кора ивы, — пояснила она. — Тертая. Ношу с собой на такой случай. Помогает остановить кровотечение. Она щиплет сильно, знаю, но от свежих ран самое лучшее средство.

Мита вытерла пальцы об уголок платка, закрыла коробочку и отстранилась.

— Вот. Уже лучше.

Лик наконец перевел взгляд с огня на травницу, но та быстро отвернулась, чтобы спрятать кору ивы в корзинку. Спиной она чувствовала, как он разглядывает ее, и от этого по телу бежали мурашки.

— До завтра уже затянется, вот увидишь.

— Почему ты так хотела мне помочь?

Застигнутая вопросом врасплох, Мита так и осталась сидеть на коленях. Ее руки сжались в кулаки.

— Ты задаешь странные вопросы.

— Я просто не понимаю. Ты рвалась залечивать мне рану, стоя перед тремя волколюдами, которые, в отличие от меня, не были расположены к тебе благосклонно, и ты это знала. Это не просто жертва ради других. Это что-то иное.

Мита поджала губы.

— Иное… — эхом отозвалась она и поймала себя на том, что ее голос дрожит. — Да, возможно… я просто не могу…

Девушка замолчала и стала разглядывать плетение ткани на подоле.

— Я просто хочу понять, — проговорил Лик после недолгого молчания.

— Я не могу стоять в стороне, когда кто-то нуждается в помощи.

Голос травницы прозвучал совсем тихо. Она опустила ладонь на покрытый соломенным ковриком пол и провела по нему.

— Когда знаю, что есть кто-то, кто нуждается в помощи, и знаю, что могу ему помочь, то просто… я рвусь к нему. Если не стану помогать, то буду винить себя. Поэтому я хотела помочь тебе. Поэтому ходила за ягодами в тот день — я могла помочь Келару, и да, было другое решение, но я даже не подумала…

Она закусила губу. Ком встал поперек горла, мешая дышать и говорить.

— Я не могу отделаться от мысли, что все это из-за меня. Если бы не тот поход, тебе бы не пришлось со мной нянчиться. Не пришлось бы выводить в лес за травами, выгораживать перед своими. Не пришлось бы лезть в стычку с котолюдами.

— Это никак не связано, — отрезал Лик.

Она отмахнулась.

— Ты знаешь, о чем я.

— Глупее ничего не слышал, — фыркнул он. — Чувствуешь себя виноватой, значит?

Внутри всколыхнулась обида, и Мита уже была готова заплакать.

— Перестань считать, что все происходит из-за тебя. Это худшее, что ты можешь сделать, чтобы исправить ошибку. Тир ведь говорил тебе, что надо принять в себе Зверя, так?

— Причем тут Зверь? — не поняла она.

— Ты обрела его в тот момент, когда мы встретились, — пояснил Лик. — Обвиняя себя в случившемся, ты отвергаешь его. Продолжишь в том же духе — и все закончится плачевно.

Мита открыла было рот, чтобы возразить, но потом передумала. Она уселась поудобнее и подобрала под себя колени. На волколюда она смотреть боялась, но взгляд почему-то так и тянуло.

— Ты жалеешь, что стала такой? — спросил он после недолгого молчания. — Что стала одной из нас.

— Жалею?.. Не знаю. Я пока не поняла. Знаешь, порой мне даже нравится быть волком. Но стоит подумать о том, как жить с этим в деревне, как становится страшно. Я боюсь, что когда-нибудь меня поймают. И вряд ли признают во мне меня. Я боюсь столкнуться с людской жестокостью, потерять их веру в меня.

— Перебирайся к нам, — предложил Лик.

— Смеешься?

— Нет. Потребуется какое-то время, но ты сможешь стать частью клана.

— Я не могу их бросить! — возразила она.

— А что они дали тебе взамен?

Вопрос застиг травницу врасплох.

— Ну, как…

— Ты отдаешь им всю себя, лечишь их, помогаешь всячески. Но что они дают тебе взамен?

— Не говори так! Почему я должна от них что-то требовать?

— Тогда почему ты боишься их? — Не дождавшись ответа, он продолжил: — Потому что они сами боятся. Страх порождает только страх и ненависть. Это то, что отталкивает меня от людей: они умеют только бояться, и это делает их жестокими.