— Ты собралась вести туда людей? Мы поймем это задолго до того, как они приблизятся — это раз. А во-вторых, мы теперь связаны. Будет плохо нам — станет и тебе. Если люди захотят истребить волколюдов, тебя они тоже не пощадят.

— Я не понимаю, — замотала она головой. — Ты готов рискнуть, чтобы помочь мне. Готов подвергнуть своих сородичей опасности, просто чтобы я не простудилась. Почему?

— Тебя я предсказать могу. — Лик подошел к ней вплотную и посмотрел прямо в лицо. Девушка едва не отшатнулась, увидев его янтарные глаза. — Двух ночей и сегодняшней прогулки мне хватило, чтобы понять: ты нам не враг и не станешь выступать против нас. А вот как отреагирует твой отец или староста на то, что я не уберег тебя от ливня, я не знаю. Может, подумают, что мне плевать на их проблемы. Решат, что из-за меня ты не смогла вернуться сама, вот и промокла, простыла…

— Ты преувеличиваешь, — перебила она.

— Я попросту не знаю, Митьяна. А когда я чего-то не знаю, то стараюсь действовать по наитию. И сейчас оно мне подсказывает, что лучше бы тебе переждать дождь у нас. Ты мне скажи, самой-то охота тащиться через лес, уставшей и промокшей, до деревни?

Девушка замялась, а потом осторожно покачала головой.

— Тогда зачем изображаешь мученицу и взваливаешь на себя проблемы, которые тебя не касаются?

— Но…

— Я прекрасно знаю это чувство. Мы в клане готовы друг за друга глотки порвать и любим лезть на помощь даже туда, где нас не просят. Жертвуем собой ради других. Именно поэтому у нас такая жесткая иерархия и железные правила, кто и что может и должен. Без них мы бы забывали себя и делали все ради других. Может, в общине, где все ведут себя так, такое и прижилось бы, но нас было бы очень легко расшатать — достаточно обвинить кого-то, что он делает недостаточно.

Лик поскреб лапой землю и добавил:

— Возможно, поэтому ты так легко стала волколюдом. Ты похожа на нас сильнее, чем тебе кажется.

— Я совершенно не похожа на вас… — прошептала Мита. — Совсем. Я не сильная и мало когда могу постоять за себя. Во мне нет той уверенности и воли, которую излучаете вы. Я думала, что ты один такой… Но нет, другие тоже.

— Все, о чем ты говоришь — не врожденные качества. — На морду Лика упало еще несколько капель, и он раздраженно отряхнулся. — Нас так воспитали. У каждого волколюда было непростое детство. Вообще странно думать, что кому-то что-то дано от рождения. Ни ваши боги, ни наши никому ничего не дают просто так. И если способность стать одной из нас тебе даровала Всевидящая, значит, на то были причины. Либо ты заслужила, либо тебе предстоит что-то сделать. А раз так, значит, и в тебе есть сила и воля, способная принести перемены.

Последние слова вырвались сами, и Лик прикусил язык. Эти мысли вертелись в его голове в последнее время, и чем больше он об этом думал, тем сильнее убеждался. Странно было бы слепо надеяться, что какая-то деревенская девчушка способна изменить то, что крепло веками. Но слова Тира не давали волку покоя: это воля Всевидящей и та ниточка, что связывала теперь людей и волколюдов, пускай обе стороны об этом еще не догадывались. От этих мыслей Лик чувствовал ответственность гораздо большую, чем та, которую вверил ему отец.

Звук ударяющихся о землю капель становился громче и чаще. Мита все еще мяла руками корзину и не знала, что ответить.

— Давай договорим под крышей, хорошо? — Волк ткнулся мордой ей в спину. — Иначе промокнем.

Когда Лик и Мита добрались до поселения, дождь уже лил стеной. От участи промокнуть насквозь их спасали плотные еловые ветви, почти не пропускавшие воду и свет. Из-за туч, застлавших все небо, в лесу царил сумрак, но Лик уверенно шел вперед. Мита держалась позади, постоянно спотыкаясь. Он даже предложил ей держаться за его хвост, чтобы идти было проще.

Они выбрались на небольшую поляну, окруженную густым ельником, словно частоколом. Лик остановился, внимательно огляделся и потянул носом. Кострище было холодным и пустым: огонь еще не разжигали, значит, клан все еще отдыхал. Можно спокойно двигаться к дому, но бдительности лучше не терять.

— Ой… — послышалось за спиной растерянное. — Это…

— Увидела? — усмехнулся он.

Волколюды берегли свой лес. Они не злоупотребляли его дарами и не любили, когда его трогали другие. Их дома стояли посреди лесной глуши, настолько скрытые от чужих глаз, что, не зная, можно было пройти мимо. Обычный человек не сумел бы разглядеть поросших мхом деревянных крылец и стен с небольшими окнами, застланных соломой и еловыми ветками крыш. Единственное, что могло привлечь внимание — обитатели, топившие печи: дым полупрозрачной струйкой выходил из небольших щелей и почти сразу терялся в кронах.

Глаза Миты горели восхищением, несмотря на усталость. Лик поравнялся с ней и нырнул девушке под руку. Травница не стала сопротивляться и просто оперлась на него.

— Спасибо… — поблагодарила она, но шум дождя почти заглушил ее слова.

Вести Миту напрямик через поселение Лик не стал. Он обошел его вдоль густого ельника и двинулся в самый дальний его конец. Дом главы клана был больше остальных: широкое крыльцо, выложенное камнями, между которыми пробивалась трава; большие застекленные окна, которые, как говорил отец, покупали у мастеров из города; два этажа и сложенные из ровных глиняных кирпичей стены. Дерево в строительстве волколюды старались не использовать, тем самым отдавая дань лесу, что укрывал и защищал их.

— Нам сюда, — позвал Лик и повел девушку к боковому входу.

Перед дверью волк остановился и прикрыл глаза, прислушиваясь к запахам и звукам. Дом был пуст: похоже, Тайра осталась на плато, как и собиралась. В словах сестры он не сомневался, но проверить стоило. Его могли поджидать и другие, к примеру, Ирмар, который и так был частым гостем, а в последнее время заходил почти каждый день. Объясняться с ним сейчас не хотелось.

— Что-то не так? — поинтересовалась Мита. Ее голос стал совсем тихим, а ноги практически не держали — казалось, отпусти ее, и она сядет прямо здесь, на укрытую колкой хвоей землю.

— Все хорошо. — Лик толкнул дверь, которая открывалась в обе стороны. — Заходи. Отдохнешь, пока дождь не кончится.

Митьяна

Волколюд оставил Миту в просторной полутемной комнате, а сам куда-то исчез. Чуть позже травница услышала его голос через стену, и ее передернуло: то были тяжелые вздохи и короткий стон. Она догадалась, что Лик принимал человеческий облик и невольно восхитилась, как легко у него это вышло. Из своих перевоплощений она помнила боль и крики — и больше ничего.

Парень появился в комнате минутой позже. На нем были свободные льняные штаны и светлая рубашка. В темноте Мита могла разглядеть лишь силуэт: Лик подошел к холодному очагу, потрогал камни рукой и потянулся за поленьями.

— Сейчас будет тепло и светло, — пообещал он.

Травница рассеянно наблюдала, как он складывал дрова и что-то похожее на щепки вперемешку с трухой в очаг и высекал искру. Когда он встал и отошел, сухое дерево уже весело затрещало. Огонь занялся быстро. Вскоре комната осветилась ярким рыжим светом, и Мита смогла разглядеть ее.

— Я думала, вы боитесь огня, — поделилась она.

Лик хмыкнул.

— Почему же?

— Ну… дикие звери ведь боятся.

— Мы похожи на диких зверей? — В его голосе прозвучала насмешка.

Мита стиснула руками влажный подол и помотала головой.

— Нет…

— А сама ты огня боишься?

— Не боюсь.

— Ну так с чего бы и нам бояться?

Она поджала губы и опустила взгляд на колени.

— И правда, глупость сказала…

Лик пошевелил палкой поленья, и оттуда вырвался сноп искр. Мита подняла голову и некоторое время наблюдала за тем, как они взлетают к потолку и поочередно гаснут.

— Ты все-таки промокла, — покачал головой Лик. — Садись ближе к огню.

Он повернулся к ней спиной и провел рукой по влажным волосам. Травница невольно проследила за его движением, и во рту у нее пересохло. Только сейчас она заметила, что рубашка была лишь накинута на его плечи, а мускулистый торс оставался обнаженным. Щеки ее запылали.