— Вы обиделись, друг мой? Не надо обращать внимания на мой длинный язык. Естественно, это был сигнал. Это таверна... ну что-то в этом роде.

С дофином что-то произошло. Его весёлое настроение стремительно улетучилось. Разумеется, надо рассказать брату Жану о вчерашнем припадке и спросить, что он мог значить. Ничего подобного раньше с ним не происходило. Он сам себя не узнавал. Не обратить внимание на опасность, которую хранило в себе письмо? В одиночку пойти в этот далеко не безопасный квартал, завязать знакомство с известным, хотя и одарённым, негодяем и, наконец, чёрт побери, отдать ему свой кошелёк! Похоже, он сошёл с ума! Нет, не так, как его дед, а каким-то коварным образом: разум его не затуманился, но утратил способность верно оценивать происходящее. Ему показалось, что погода сегодня не такая уж и тёплая и для весны. Вдобавок эта «таверна», так заботливо скрытая от постороннего глаза, вызывала у него вполне понятные опасения. Но он уже слишком далеко зашёл, чтобы отступать. Дверь отворилась, и Вийон, взяв дофина под руку, провёл его внутрь. Дверь, лязгнув, захлопнулась у них за спиной.

Внутри царил кромешный мрак. Угрюмый голос, от обладателя которого разило прокисшим дешёвым вином, произнёс:

— Добро пожаловать, господин Вийон, но кто это с вами?

— Это друг. Отпетый висельник, так что обслужи его достойным образом.

— По мне, так я бы с удовольствием обслужил его кинжалом.

— Думаю, нам лучше удалиться, Франсуа. Гостеприимство здесь так же невидимо, как и хозяин.

— Боже мой, ещё один поэт! — удивлённо воскликнул голос. — Милости просим, милости просим, но пусть платит.

— Я заплачу, — сказал Вийон.

Людовик понял, что он под надёжной защитой, а также, что Вийон не прочь посорить деньгами из его кошелька, спрятанного в рукаве.

Привыкнув к темноте, он разглядел неясные очертания дверного проёма в дальнем конце комнаты. Туда их и вёл хозяин, очертаниями фигуры напоминавший обезьяну.

— Старайтесь ступать по моим следам, Людовик. Здесь раньше была конюшня. Так что можно легко поскользнуться и сломать ногу.

— Я буду предельно осторожен.

Он решил продолжать играть глупого простачка, за которого принял его Вийон. Размышлять о том, почему сегодня он проснулся словно бы совершенно другим человеком, не оставалось времени.

У двери в гостиную силуэт хозяина свернул за угол и исчез, слившись с другими тенями.

— Он очень стесняется своей внешности, — прошептал Вийон.

— Ветеран войны?

— Ветеран одной из тюрем короля Карла.

— А что он натворил?

— Когда я узнаю вас лучше, возможно, я расскажу вам кое-что интересное об обществе, которое здесь собирается. В темноте вы стали любопытнее, чем при свете дня.

— Я просто так спросил...

— Не стоит этого делать, если вы хотите когда-нибудь вернуться сюда. «Полосатый осёл» — подходящее место для «торговцев» вроде вас. Здесь можно отдохнуть, пообедать, поужинать и даже провести несколько недель в полной безопасности, если вы скрываетесь от сержантов прево. Всё это за соответствующую плату, разумеется.

В комнате находилось несколько мужчин и неопрятного вида женщина. Они оторвали глаза от своих деревянных тарелок и оглядели Людовика. Вийон провёл своего гостя к столу и усадил возле огня, над которым на вертеле жарилась целая туша барана. Поскольку Людовик пришёл с Вийоном, он не вызвал у посетителей особого интереса, и они снова уткнулись в свои тарелки. Все, за исключением одного, были одеты в лохмотья. При этом они не шумели и не веселились. Людовик подумал, что веселье начнётся позже, когда, как следует отдохнув после тяжёлого дня, они предадутся обычным развлечениям. Ножи, которыми эти люди ловко резали мясо, блестели отточенной сталью. Даже среди «мясников» Людовик не встречал таких свирепых лиц. Ему не хотелось садиться на слишком освещённое место, но и забиваться в тёмный угол было бы тактически неправильно. Защитники Лектура тоже поставили сильнейшие заслоны у самых тёмных и низких участков стены, а королевские войска ворвались в город через главные ворота.

Единственный прилично одетый посетитель тоже сидел на почётном месте у огня. Хотя это и не была пятница, но дело происходило в апреле, то есть в середине Великого поста. Тем не менее сосед Людовика, как и все остальные, ел мясо.

— Доброе утро, отец Сермуаз, — сказал Вийон.

— Доброе утро, ваше преподобие, — поздоровался Людовик.

Его уже ничто не удивляло. Рядом с ним сидел тот самый священник, что служил мессу в церкви на улице Сен-Жак.

Он вопросительно уставился на Людовика, явно сильно напуганный: «Кто этот человек?!» В памяти Людовика всплыло кроличье лицо капеллана Жана д’Арманьяка и его жалкий конец.

— Не пугайтесь, отец Сермуаз, — успокоил священника Вийон. — Я тоже сперва ошибся. Это просто счастливый грешник, который заплатит за мой завтрак и за ваш тоже, чтобы искупить свой грех. Вчера вечером он умудрился срезать кошелёк с пояса дофина!

— Я оказался с ним на одной стороне улицы, — улыбнулся Людовик. — Как вы думаете, это грех — украсть кошелёк дофина, отец Сермуаз?

— Да это просто невозможно, сударь.

— Тем не менее он сейчас в рукаве у господина Вийона, для безопасности.

— Вот как? Вы умно поступили, отдав его ему. Я так же поступаю с содержимым тарелки для пожертвований. Иначе эти негодяи крадут друг у друга деньги. Я сам выбираю вора, чтобы он следил за другими ворами, и таким образом сокращаю убытки, хотя, конечно, мне неизвестно, сколько многоуважаемый Вийон оставляет себе.

— На карту поставлена моя честь, — рассмеялся Вийон. — Был сегодня с утра в тарелке золотой?

— Я подумал, что это чудо!

— Это был золотой моего друга, и я не украл его.

— Тогда это точно чудо, — священник набил рот бараниной и поманил пальцем служанку, чтобы она принесла ему ещё вина. — Сударь, — произнёс он, осуждающе глядя на дофина, — вы не едите мяса и тем самым как бы укоряете меня за мою постыдную слабость. Но что я могу поделать. В молодости я голодал. И ещё тогда решил, что больше голодать не буду. Теперь здесь я пренебрегаю постом.

— Отец Сермуаз добровольно стал миссионером в этом замечательном месте, — сухо заметил Вийон, — и многие посетители получают у него отпущение грехов...

— А вы что же думаете, что они в нём не нуждаются? Посмотрите только на этот сброд, — пробурчал священник.

— ...которое он даёт им на самой ужасной латыни с отвратительным итальянским акцентом за определённую плату.

— У меня прекрасное произношение. Я обучался в Риме, к твоему сведению, сентиментальный рифмоплёт. Кроме того, позволю себе напомнить, что мелкие грешки самого священника не идут ни в какое сравнение с пользой, которую приносят его богоугодные деяния.

— Мой добрый наставник Гийом де Вийон полагает, что эту пользу не следует преувеличивать.

— У меня с капелланом Бестурне разные мнения по этому поводу.

Людовик слушал и осматривался, соображая, как бы незаметно улизнуть из этого странного места. При ближайшем рассмотрении лица посетителей показались ему не более зверскими, чем у «мясников», с теми он умел управляться. Хотя ремеслом «мясников» было убийство, иногда они занимались и грабежом. Посетители таверны «Полосатый осёл» занимались тем же самым, только в обратном порядке. Он чувствовал, что ими он тоже смог бы управлять. Они дерзнули бы украсть его кошелёк, если бы этого уже не сделал Вийон, но на жизнь его покушаться не стали бы. Конечно, ему было не но себе, но не более чем в присутствии де Брезе, или своего отца, либо на заседании совета.

Кроме того, было весьма поучительно узнать, что Франсуа Вийон поддерживает весьма близкие отношения со столь противоположными по своим взглядам и образу жизни священнослужителями, как этот циничный и проницательный пастор сомнительного сброда и учёный настоятель церкви Бенуа ле Бестурне, через которую проходило множество секретных дипломатических посланий.

Было также интересно узнать, что блестящий прелат Гийом де Вийон оказывал покровительство Франсуа де Ложу, или де Монкорбье, и что поэт сменил имя на Вийона, дабы выказать своё уважение. И, наконец, полезнее всего было узнать, что патрон не отрёкся от своего подопечного, несмотря на его бесконечные любовные интрижки с женщинами лёгкого поведения и дерзкие стишки, из-за которых он постоянно был не в ладах с властями. Но почему? Почему он не отрёкся от Франсуа? Основой верности бывает либо любовь, либо страх. Если Гийом де Вийон любил Франсуа Вийона, то, возможно, их связывало нечто большее, чем имя, вероятно, тайные узы крови. Если же Гийом де Вийон боялся Франсуа Вийона... некий план, который начал складываться в голове дофина, приобретал реальный шанс на успех.