Людовик подсчитал свои потери. Они были невелики. Убитые, раненые и дезертиры составили десять тысяч, то есть половину тех сил, которые браво маршировали через долину реки Ду. Со времён Цезаря ни от одной армии, потерявшей больше 20 процентов своего состава, не требовали продолжать наступление, если здравый смысл подсказывал, что надо отступить, несмываемый вечный позор в этом случае не угрожает полководцу.

— Я достиг вершин искусства бездарного командования, — мрачно сказал Людовик брату Жану, — хоть раз мой царственный отец останется доволен мной.

Мысль о том, что большинство из «мясников» были отпетыми негодяями и на совести каждого из них тяжким грузом лежало не одно убийство, не сильно утешало брата Жана. Они не были рождены убийцами — что-то сделало их такими. Так же, как и Людовика. Жан ничего не ответил дофину, но он ничуть не сомневался, что вся страна, от короля Карла и его совета до последнего попрошайки в парижских трущобах, почувствует себя лучше и безопаснее, если Франция избавится от такого количества грязной и опасной крови.

— Думаю, что сейчас самое время заключить перемирие, — сказал Людовик.

Но ему не пришлось просить мира. В лагерь прискакал швейцарский гонец с белым флагом и опущенным копьём и сообщил, что власти города желают начать переговоры. Людовик тут же изменил свои намерения и потребовал возмещения понесённого ущерба, провизии для остатков своего войска и заложников, которые обеспечат неприкосновенность его воинов на время отступления.

«Чёрт побери! — пробормотал Людовик, когда всё это было обещано. — Я думаю, что мог бы потребовать и ключи от города, но что бы я с ними делал в этой ледяной стране?» Он удивился тому, с какой силой начала пульсировать кровь в висках от этого резкого и холодного воздуха. Каждую ночь он надевал шляпу и всегда обматывал голову тёплым шерстяным шарфом. Никогда раньше мороз не действовал на него так странно. Эта земля с её величественными ущельями, бездонными пропастями и горами, что возвышаются, словно башни, среди снегов, не нравилась ему. Напротив, он чувствовал всё нарастающее раздражение и упадок сил. Да, нет пределов человеческому падению, воистину нет.

До того как французские войска достигли пределов Франции, он узнал, что действительно мог взять Базель. Защитники города погибли под его стенами, все до единого. Город был застигнут врасплох, и его жители, подобно спартанцам при Фермопилах, ответили на вызов и достойно приняли смерть на поле брани.

— Когда-нибудь, если это будет возможно, я найму к себе на службу этих швейцарцев. Они бедны, но умеют храбро умирать.

Когда-нибудь, когда я буду богат — если я буду богат, когда я буду королём — если я буду королём...

— Вы будете королём, Людовик, — промолвил брат Жан.

— Мой друг и духовник, — улыбнулся дофин, — уж не даёте ли вы мне своё благословение?

По мере того как горы и расщелины оставались позади, а равнины Франции приближались, на душе у него становилось легче. И, к удивлению своему, он осознал, что перед его внутренним взором встаёт облик жены, с голубыми глазами и иссиня-чёрными волосами.

Людовик возвратился в Париж триумфатором. Рукоплескания народа были не в новинку, им всегда нравился наследник престола, который одевался так же просто, как они, и никогда не боялся уронить своё достоинство, разговаривая с ними — сколь бы низкого происхождения ни были его собеседники. Но приём, оказанный ему отцом, несколько обескуражил его и даже на какой-то момент обезоружил.

— Людовик, мальчик мой! Не только я, но и весь мой совет: Дюнуа, Шабанн, Кер, Бюро, Ксенкуань, де Брезе — все восхищаются тобой. Добро пожаловать домой!

Видя такое радушие, Людовик решился вскользь напомнить королю о разорвавшейся пушке. Тот недовольно поморщился, но почёл за благо просто сменить тему: ведь произошёл несчастный случай, и виноват в нём, по мнению Карла, был Анри Леклерк, который не сумел предупредить опасность.

— В твоей натуре это — единственная «королевская» черта, Людовик. Ты слишком подозрителен. Да и кому могло понадобиться убивать тебя?

Людовик посмотрел на него, но король тут же заговорил о другом.

— Я слышал, что ты мог взять Базель, — произнёс он с лёгким укором в голосе. — Не то чтобы ты действовал неверно, напротив, ты действовал совершенно правильно. Но «мясников» всё ещё слишком много. Я считаю, тебе надо немедленно выступить в новый поход против швейцарцев.

— От них осталось не более половины. Это избиение французов их собственным дофином зашло слишком далеко. Назначьте им пенсии, выделите небольшие земельные участки, разобщите их, и тем вы их ослабите. Поселите одних в одной провинции, других — в другой. В своё время Цезарь именно так поступил со своими ветеранами.

Карл зевнул, и Людовик понял, что государственная мудрость Цезаря не особенно интересует его царственного отца.

— Нет, — сказал король, — «мясники» слишком опасны. Так полагает мой совет. Всякий, кто опасен для королевства, должен быть безжалостно уничтожен.

— Всякий, кто опасен, сир?

— О, да, клянусь Богом, именно так!

— А вы никогда не подумывали о правлении без вашего совета?

— Слава Богу, нет. Как бы мог?

Действительно, как?

— Отец, я хотел бы немного отдохнуть и побыть с Маргаритой.

— Ах, вот ты о чём. Что ж, это вполне естественно в твоём положении. Она так верна, так преданна тебе, в твоё отсутствие никогда даже не взглянет на кого-нибудь из поклонников. За это я могу поручиться. Как она, должно быть, встретила тебя... я даже представить себе этого не могу.

Зрачки Людовика сузились.

— Отдохнуть, конечно... — продолжал король. — Было бы забавно, если бы у тебя родился сын, не правда ли, — в один год появляются на свет и сын, и брат дофина! Ты ведь знаешь, что твоя мать снова беременна? — В глазах Карла VII блестел лицемерный огонёк.

Людовик слышал об этом. Он также слышал, что юная любовница его отца, юное соблазнительное существо по имени Аньес Сорель, тоже забеременела. Сознавать это было тяжело для сына, который боготворил мать и завидовал самодовольному отцу, которому, казалось, всё достаётся легко и без усилий: мудрые рекомендации способных советников, богатырское здоровье, прекрасный аппетит, отменное пищеварение и дети от всех женщин, с какими ему случалось провести ночь.

— Но в твоём распоряжении лишь короткая передышка. Невозможно представить себе лучшего предводителя для «мясников», чем ты. У тебя выдающиеся способности к убийству. Иди же и возьми для меня Базель. Не теряй времени в постели. Размножение не по твоей части.

— Кровопролитие произошло не по моему желанию, сир, что же касается размножения, если вам угодно так это называть, то здесь всё в руках Господа.

Он наотрез отказался вести «мясников» обратно в Швейцарию, будучи уверен, что из этого похода он не вернётся. Возможно даже, ему не удастся погибнуть смертью воина — на длинной швейцарской пике. Тот, кто мечтал избавиться от него и подстроил этот «несчастный случай» с разорвавшейся пушкой, теперь, после того как стало известно, что королева снова ждёт ребёнка, наверняка приложит ещё больше стараний, чтобы покончить с ним. Родись у монаршей четы мальчик, он сможет при известных обстоятельствах стать дофином и наследником трона. Отец смотрел на Людовика и улыбался. У того возникло неприятное ощущение, что за этой улыбкой таится издевательская гримаса смерти.

Хотя дофин отказался отправиться в Швейцарию, не осмелился он и остаться во Франции. Он позволил себе заметить, что скоро наступит зима и войско попросту погибнет в снегах. «Альпы — самая надёжная граница из всех, проложенных Господом Богом, — говорил он, — и эта неприступная стена служит нам щитом против нападений с юго-востока. Нет никакой необходимости расширять наши владения в этом направлении».

— На совете никто об этом не говорил. Надёжная защита с фланга — это очень хорошо. Посмотрим, что скажут на это члены совета... Иногда мне кажется, что они тебя недооценивают.