Хмуро улыбнувшись, король подошёл к окну, за которым виднелись сполохи костров французской армии.

— И это тоже, — заметил Комин.

— Ну и?

— Я хотел сообщить вам о требованиях, которые он хотел выдвинуть в расчёте на то, что вы согласились бы пойти на эти уступки с такой же бездумной готовностью, какую вы проявили в зале для переговоров, — сказал Комин с сомнением.

— Когда я пересчитывал свои пальцы и невнятно что-то мямлил?

— Ваш безумный поступок совершенно убедил меня, ваше величество.

— А теперь вы не доверяете, да? Испытай меня, Филипп де Комин. Я ведь любил тебя с детских пор. Вообще, я мечтал, чтобы ты служил мне. Чего он ещё хочет?

— Он настаивает, чтобы вы лично сопровождали его в Льеж и помогали подавить мятеж и отомстить за убийство епископа и родственника герцога. Вы в ответе за восстание — вы должны хотя бы помочь в его усмирении.

Король вспыхнул и отвернулся.

— Если вы не сделаете этого, то, — сказал Комин, — я ничуть не сомневаюсь, что вы никогда не выйдете из этой комнаты живым, как бы это ни отразилось на добром имени моего господина.

Всё перевернулось с ног на голову. Идти в Льеж с бургундской армией — значит посрамить своё доброе имя и навлечь на себя позор, который он так ловко предназначил герцогу Карлу.

— Это собственная идея герцога?

— Герцог, несомненно, разделяет эту идею, ваше величество.

— Ясно. Идея ваша. — Такой мастерский способ унизить его мог придумать только де Комин...

Либо он выбирает смерть, либо развязывает гражданскую войну во Франции, между теми феодалами, которых только он мог держать в повиновении, а также — франко-бургундскую войну, потому что Анри наверняка нападёт на Перонн, если он не вернётся, и хуже всего, откроет путь новому английскому вторжению, а на островах уже думали об этом благосклонно. Если он не хочет и не готов ко всему этому, он должен пожертвовать своей личной честью, идти с врагом и положить конец бунту, за который он, во всяком случае изначально, нёс ответственность. Льеж никогда бы не восстал теперь, если он сам не заронил бы первой искры. Однажды зажжённые, такие очаги трудно гасить, а это он знал по собственному опыту. У него не было выбора.

— Я не думаю, что смогу убедить свою армию присоединиться к нашему походу, — с тяжёлым сердцем проговорил он.

— Герцогу этого и не нужно. Ему нужны только вы.

— Разве что швейцарцы, — сказал Людовик. — Они будут сражаться с кем угодно, лишь бы я платил им. А также защищать его в стане бургундцев.

— Думаю, герцог не будет возражать.

— Ещё пара слуг. Я очень ценю своего цирюльника.

— Естественно, ваше величество.

— Я бы хотел сообщить великому магистру, что армия должна быть отослана обратно.

— Ничто так не обрадует герцога.

— Чёрт возьми! Я сделаю это! Принесите этот чёртов меч, и я поклянусь на нём, если хотите!

— Я повторяю, я здесь на собственный страх и риск. Это совершенно неофициальный визит. Я бы даже предпочёл, чтобы ваше величество не упоминало о нём вовсе.

— Ты хочешь сказать, что и герцог не узнает о нём?

— Мои люди — надёжные, — улыбнулся Комин, показывая в направлении закрытой двери.

— Филипп де Комин, ты нравишься мне всё больше и больше. Но когда ты будешь служить королю Франции, не тешь себя надеждой, что я позволю тебе иметь свой собственный отряд надёжных людей.

— Кто знает, ваше величество? — улыбнулся Комин. — Должен ли я доложить моему господину, что вы — такой же добродушный, как, скажем, вчера?

— Да, да. Так и сделай. Если хочешь, я могу и вправду пересчитывать свои пальцы.

— Нет. Это будет чересчур даже для его тупой головы.

— Очень хорошо. Итак — просто милое доверчивое простодушие! Спасибо, Филипп де Комин.

По-своему, хозяин сир д’Аржансон служил Бургундии преданно, и вряд ли раньше бургундская дипломатия добивалась таких успехов.

— И помни меня!

— Ваше величество трудно забыть.

Король стоял в раздумье. Он должен испить горькую эту чашу до дна. Но он найдёт какой-нибудь способ примирить свой позор со своей совестью. Истинный Крест или не истинный Крест, Небеса были милостивы к сумасшедшим, а он, конечно, был таким. Ему следует придерживаться таких условий договора, которые он сам сочтёт нужными. Нет, хорошо бы выйти из положения законным путём. Должен же быть способ. Способ всегда есть. А что касается Льежа, то в конце концов это бургундский народ. Он съел суп, который уже остыл.

Ближе к утру он немного поспал.

Его разбудили вызывающие звуки рога, послышавшиеся у городских ворот. Он посмотрел вниз и увидел странную троицу всадников — кардинала Балю, Анри Леклерка, Оливье ле Дэма. Они не были вооружены. Мысленным взором король увидел ещё и стрелы лучников, стоящих у бойниц, нацеленные точно в сердца этих всадников.

— Чёрт возьми, какая глупость с их стороны!

Но позади них, невдалеке, лучи солнца отсвечивали от бронзовых стволов пушек, нацеленных точно на город, а за пушками, во всей силе с развевающимися на ветру флагами, стояли пехота и рыцари Франции. Именно из-за этой армии, которая сочтёт его правителем, ему так трудно далось принятое решение. Он бы хотел полететь, он бы хотел расправить крылья и поплыть в воздухе с башни прямо в гущу своей армии. А тогда, тогда он будет вести переговоры с позиции силы, как он и задумал перед бурей. Но только у ангелов есть крылья, а он — не ангел.

Внезапно в комнату вошёл герцог Карл. Его лицо было красным от злости и осунувшимся от усталости. Он изложил свой ультиматум, проклиная всё на свете и чертыхаясь. Людовик порадовался, что его уже предупредили. На этом святом мече не было крови с тех давних пор, как его носил Карл Великий. А сегодня он вновь обагрится его кровью. И тогда будь что будет!

— Дорогой кузен, успокойся, ты слишком волнуешься. Твоё предложение кажется мне совершенно разумным.

— Мне жаль, что это так...

— Только разреши мне выйти и отослать эту непослушную армию, и я буду совершенно готов.

— Клянись в этом!

— Конечно, я клянусь, дорогой кузен! Не трясись так, ты меня нервируешь.

— Клянись сейчас же! — он держал перед Людовиком кристальный эфес, и Людовик возложил на него руку.

— Клянусь отослать армию домой...

— ...клянусь выступить против Льежа...

— Клянусь выступить против Льежа.

— ...клянусь выполнять соглашение, данное сегодня ночью...

— Я клянусь выполнять соглашение, подписанное мной сегодня ночью. Но, кузен Карл, мы не определили время нашего соглашения. Не поклясться ли нам навечно? Тебе и мне?

В голосе герцога прозвучала осторожность. Ему не нравилась уступка, которая была включена в договор по настоянию де Комина. Бессрочный договор свяжет ему руки навсегда, а ведь могло прийти время, когда английская помощь будет ещё нужнее, чем сейчас.

— Поклянёмся на один год.

— Клянусь исполнять его в течение одного года.

Стоявший тут же Филипп де Комин сказал:

— Оговорка о временных ограничениях будет добавлена к тексту.

Король нашёл законный выход. А теперь надо доставить этих швейцарцев!

— У тебя достаточно сил, чтобы усмирить Льеж без поддержки, Карл? Ты можешь позаимствовать немного у меня.

— Кроме тебя, в моей армии не будет французов.

— Я имел в виду моих швейцарцев. Они наёмники, ты сам знаешь, и я хотел бы взять их с собой. Могу я взять с собой несколько сотен? Они помогут сократить потери, я уверен.

Герцог не увидел в этом вреда.

— Но только не твоего драгоценного Леклерка.

— О, нет! Он не швейцарец. Мы покончили с клятвами, кузен Карл?

— Мне кажется, ты не принял всё это всерьёз!

— Назовите мне хотя бы один случай в моей жизни, где я нарушил свою клятву.

Обстановка накалилась, король начинал сердиться, и де Комину казалось, что он перестал изображать из себя добродушного, покладистого, глуповатого человека.

— Ну, это правда. Но ты понимаешь, в чём поклялся?