Конечно, повышенный уровень жизни приходилось отрабатывать демонстрацией верности режиму. Вместе со всеми еврейские интеллигенты подписывали гневные письма и резолюции против «врагов народа» всех мастей. «Мы приветствуем наш славный НКВД и его руководителя тов. Ежова.... Нет и не может быть пощады бешеным фашистским псам» — заявляла по поводу очередного процесса группа профессоров и врачей обкомовской больницы им. Свердлова, состоявшая почти целиком из евреев. «Стереть с лица земли гнусную шайку бандитов и шпионов» — вторило им письмо ленинградских композиторов, под которым рядом с подписью Дмитрия Шостаковича стояло имя Исаака Дунаевского и еще несколько еврейских фамилий.

Так как в 30-х евреи уже стали органичной частью советского истеблишмента, их, естественно, оказывалось немало как среди «чистивших», так и среди «вычищаемых», как в рядах работников карательных органов, так и в числе жертв репрессий. Во время чистки 1933 г. студент Планового института И.Рудерман не преминул сообщить в газету о том, что его сокурсник Цукерман якобы заявил, что не хочет «быть игрушкой в руках партии». Историк, преподаватель университета Владимир Гессен, писавший доносы на своих товарищей, в конце концов сам оказался за решеткой. Непосредственным организатором террора, последовавшего за убийством Кирова, был Яков Агранов (1893—1938), первый заместитель Г.Ягоды, возглавивший тогда на две недели Ленинградское УНКВД. Однако и из 14 партийных и комсомольских деятелей, осужденных к расстрелу вместе с Николаевым по делу «ленинградского террористического центра», по крайней мере, четверо были евреями — Владимир Левин, Сергей Мандельштам, Лев Сосицкий и Лев Ханик. В числе тысяч арестованных и высланных из Ленинграда «эксплуататоров», разумеется, попадались и евреи. Чтобы оказаться в тюрьме, не обязательно было быть ни «эксплуататором», ни националистом, ни партийным деятелем. Так, известный специалист по русской литературе, профессор Ленинградского университета Юлиан Оксман (1895—1970) был арестован в 1936 г. по обвинению в саботаже и антисоветской деятельности и провел 10 лет в колымских лагерях. Оксман и до того, в 1930 и 1931 гг., подвергался арестам по политическим мотивам.

Среди следователей Ленинградского УНКВД особой жестокостью прославилась Софья Гертнер (1905—1982), девять лет (до 1938 г.) пытавшая политзаключенных. Особенно много евреев работало в Ленинградском УНКВД во время «ежовщины», когда 20 января 1938 г. протеже Николая Ежова, Михаил Литвин, сменил литовца Леонида Ваковского на посту начальника Управления. Большинство заместителей Литвина (Состе, Гарин, Хатеневер) и начальников отделов УНКВД (Фидельман, Перельмутер, Альтман и др.) также были евреями. Один из начальников отделений, Голуб, в прошлом являлся членом партии Поалей Цион. Все они были арестованы к концу 1938 г., сам Литвин в ноябре 1938 г. застрелился, узнав о предстоящем собственном аресте.

Именно на 1938 г. пришелся максимум репрессий в Ленинграде. Судя по статистике захоронений на Левашовской пустоши, служившей в те годы местом массовых казней, в 1938 г. там было погребено 20 769 расстрелянных (при 18 719 в 1937 г. и 7 283 — с 1939 г. по 1954 г.). С приходом к руководству НКВД Лаврентия Берия, Ленинградское управление возглавил грузин С.Гоглидзе.

Так как первым русским в стране был объявлен грузин Сталин, а главным врагом всего русского — русский Бухарин, то евреи, казалось бы, могли надеяться быть причисленными к приоритетной русской нации ценою отказа от своего национального облика. Однако этого не произошло; исключение из правил, распространявшееся на вождей, не могло быть применимо к целому народу. Хотя к 1939 г. в руководстве союзных и республиканских партийных и советских организаций, учреждений и предприятий, размещавшихся в Ленинграде, оставалось еще много евреев (15%), политика «русификации» уже успела сказаться на новых выдвиженцах: среди руководителей городских и первичных организаций доля евреев снизилась до 10%.

Тенденция снижения процента евреев на руководящих постах успела отразиться и на евреях-юристах, большинство которых были вытеснены в адвокатуру (45% всех адвокатов) и на должности юрисконсультов (34,7%). Адвокаты к тому времени были практически лишены возможности влиять на исход судебного процесса. В то же время на ответственных и куда более престижных должностях судей и прокуроров осталось только 12,4% евреев. Аналогичные тенденции наметились, хотя и менее явно, среди других неславянских меньшинств города. Так, в 1939 г. у немцев, эстонцев, финнов Ленинграда процент судей и прокуроров был ниже процента адвокатов, а у украинцев — наоборот. У латышей, эстонцев, татар процент руководящих работников высшего уровня, начавших свою карьеру давно, превосходил, как и у евреев, их процент среди более молодых руководителей низовых и городских организаций.

Разумеется, к концу 30-х не все ленинградские евреи превратились в советских служащих. Среди 22 967 евреев, которые все еще занимались физическим трудом, немалую долю составляли представители традиционных еврейских профессий, которых лишь с натяжкой можно было назвать рабочими. Так, например, в число евреев-металлистов попали 529 часовщиков и ювелиров. Среди 3 259 евреев-швейников оказались 322 закройщика. Исключением в Ленинграде, городе металлообрабатывающей промышленности, являлись евреи-металлисты, составлявшие довольно значительную группу — 7 809 человек. Можно полагать, что условия труда на металлических заводах, в основном оборонного характера, были лучше, чем в гражданской промышленности. Крупную группу представляли обувщики — 1 218, текстильщики — 940. Выбирая рабочую специальность, евреи-мужчины чаще предпочитали становиться слесарями, портными и швеями, механиками, токарями, монтерами и электромонтерами. Среди евреек-работниц было больше всего портних и швей, браковщиц и сортировщиц, трикотажниц и вязальщиц.

Часть евреев, занимавшихся физическим трудом, концентрировалась в артелях. Артельщиками являлись, очевидно, бывшие кустари, которые после ликвидации НЭПа все еще старались держаться подальше от пристального государственного контроля. В целом ряде артелей — «Фанеродревтруд», «Футлярщик», «Труд» и др. — евреи работали компактными массами. Большая часть кооперированных кустарей (75,8%) была занята в промышленности, 12% — в торговле, 6,3% — в жилищно-коммунальном хозяйстве. Почти все оставшиеся к 1939 г. некооперированные кустари — 95% (426 человек) были заняты в промышленности.

Интеграция евреев в советское общество должна была, по мнению властей, окончательно разрешить проблемы их взаимоотношений с окружающим населением. Тема антисемитизма в 30-х все реже поднималась на страницах ленинградских газет, а если затрагивалась, то, как правило, не самими-газетчиками, а читателями, которые в письмах в редакцию жаловались на чиновников, попустительствующих юдофобам.

Отвлекая внимание населения от домашних проблем, средства массовой пропаганды, идеологически ангажированные литература и искусство, предпочитали говорить о бесправии еврейских трудящихся и их борьбе за границей — в Польше и Германии. Так, фильм М.Дубсона «Граница» (1935) повествовал о беспросветном существовании в еврейском местечке в Польше на контрастном фоне счастливой жизни близкого, но отделенного границей колхоза им. К.Ворошилова. В 1933 г. в Театре им. М.Горького режиссером Норвидом была поставлена пьеса Всеволода Вишневского «На Западе бой», в которой коммунистка

Рахиль падала жертвой фашистской пули во время рабочей забастовки в Германии. Пьеса бежавшего из Германии в Москву еврея-коммуниста Фридриха Вольфа «Доктор Мамлок», где говорилось о тяжелой участи еврейского интеллигента при нацизме, была сначала поставлена в 1935 г. во второстепенном ленинградском Театре ЛОСПС, а затем, в 1938 г., под названием «Профессор Мамлок» экранизирована на киностудии Ленфильм Г.Раппопортом и А.Минкиным.