Значительные успехи сделало детальное изучение провинций при свете надписей, монет и археологии. Анализ О. Гиршфельда императорской администрации прибавил новые ценные штрихи к картине, набросанной его учителем.[706] Ряд ученых, в том числе и русских, посвятили свои труды выяснению положений отдельных провинций под римским владычеством: Desjardins написал подробную «Geographic historique et administrative de la Gaule romaine» (1876–1893). Фюстель де Куланж в своей книге, посвященной римской Галлии,[707] которую Камилл Жюлльен называет лучшей книгой по римской истории со времени Монтескье, представил мастерское изучение учреждений Империи. Сам Камилл Жюлльен, после приобретения известности своей работой о Верцингеториге, написал энциклопедический обзор римской Галлии.[708] Проф. Гаверфильд в ряде работ изучал римскую Британию.[709] Австрийский юрист Миттейс посвятил монографию детальному, основанному на папирусах и надписях, изучению перехода от эллинистического права к римскому в восточных провинциях.[710] Л. Ренье, Тутэн и другие французские ученые занимались преимущественно изучением истории местностей Римской империи в Африке, теперь принадлежащих Франции.
Африка и Египет в греко-римскую эпоху вообще являются предметом многочисленных работ. Интерес к этим провинциям был вызван и поддерживается многочисленными археологическими, эпиграфическими и папирологическими находками, важными преимущественно для экономической, в частности аграрной, истории (вопрос о крупных поместьях и колонате,[711] а также для истории торгово-промышленных отношений.[712]
Прекрасный очерк экономического положения Римской империи мы имеем в первой главе книги Д. М. Петрушевского «Очерки из истории средневекового общества и государства».
Хотя конституционная история Рима всего больше обязана Моммзену, значительные вклады в нее были сделаны и учеными, работавшими независимо от него. Подробно учреждения республики были изучены в «Римских древностях» Людвига Ланге (1825–1885)[713] Его осторожность составляет полный контраст с решительностью и определенностью Моммзена. В своем обзоре «Государственного права», который стремится представить римское правительство как организм, Ланге защищал антикварный метод на том основании, что, следуя пути Моммзена, конкретные факты могут быть принесены в жертву юридической концепции. Оба метода были необходимы, и метод Моммзена был невозможен для основания, заложенного работниками иной школы. Другого и более враждебного критика Staatsrecht Моммзен нашел в Мадвиге (1804–1886)[714] Известный датский ученый изучал в своей юности право, но скоро оставил его для латинской филологии. В старости, когда слепота положила конец его любимым занятиям, он продиктовал свое сочинение о римском государственном строе[715] Он заявил, что начать с магистратуры, а затем перейти к сенату и народу — значит построить крышу раньше фундамента. Моммзен объяснял политические формы современными теориями, и некоторые из его гипотез были натянуты и фантастичны. Мадвиг всецело отбросил попытку открыть те концепции, которые одни могут доставить глубокий взгляд на учреждения и их взаимную связь. Он трактует Империю по-старому, как учреждение, лишенное всякого конституционного характера. Он не имеет притязания использовать новый материал и является описателем, а не истолкователем. Пренебрегая надписями, он получил упрек от Отто Гиршфельда, что его труд устарел при самом своем появлении.
Средний путь между описательной и юридической школами занял Герцог в своей «Истории и системе римского государственного права»,[716] которая особо подчеркивает необходимость уловить дух римского публичного права и вместе с тем оспаривает, что это удалось сделать Моммзену. Большое значение имеет работа Виллемса о сенате. Оригинальный без преувеличения, одинаково компетентный в области истории и права, бельгийский ученый в своем труде сделал один из самых ценных вкладов в римскую историю, когда-либо сделанных, трактуя о составе сената и прослеживая его изменения с течением времени.[717] Он основывает свое изображение сената на составе этого учреждения, до плебициста Овиния (ок. 338–312 г. до Р. X.), предоставившего цензорам избрание в сенаторы лучших лиц, безразлично — как из патрициев, так и из плебеев. Наиболее интересная часть сочинения — подробно разработанный биографический список членов сената с 179 по 55 г. до Р. X. Моммзен, вообще не щедрый на ссылки на сочинения других авторов, делает исключения для Виллемса.[718] Позднее Виллеме начал исследование о сенаторском и всадническом сословии при империи, и его список сената 65 до Р. X. был напечатан его сыном.[719]
Несмотря на тщательное исследование жизни и культуры римлян крайняя бедность материала делает точное изображение цивилизации древнейшей республики вообще невозможным. Наиболее смелая попытка была сделана Фюстелем де Куланжем, предложившим полную интерпретацию римской цивилизации в пределах религии.[720] Ключевым камнем сооружения, как заявил он в «La cite antique», был культ семьи. Раннее римское общество, основанное на религиозном базисе, было просто и чисто. С распадом семьи наступил упадок республики. Хотя Фюстель де Куланж слишком упростил сложную проблему и стремился «отпереть жизнь столетий одним ключом», он представил все же чрезвычайно поучительную реконструкцию общества.[721] Менее гармоничные, но более убедительные картины религиозной жизни и мышления были нарисованы Виссовой [722] и Уордом Фаулером.[723] Многие стороны общества были основательно освещены Марквардтом. Цивилизация империи была темой нескольких выдающихся трудов. «Sittengeschichte Roms» Фридлендера, опубликованная в 1860 г., стала немедленно классической книгой. Пересмотренная после смерти автора группой специалистов, она до сих пор представляет самую полную картину римской цивилизации от Августа до конца Антонинов.[724] Почти одновременно с ней вышли увлекательные работы Гастона Буассье, «Римская религия» которого рассматривает вторжение восточных верований, рост императорского культа и философию Сенеки. Рассказ продолжает его позднейший труд «Падение язычества».[725] Внутренняя жизнь империи была недавно изложена С. Диллем обстоятельно и детально.[726] Империи, естественно, касались также и труды Ренана и Гарнака, Неймана и Рамзея, исследования де Росси в катакомбах и сделавший эпоху труд Кьюмона о митриизме.[727]
Из русских ученых наиболее выдающимся работником в области изучения экономической, социальной и культурной истории Римской империи является М. И. Ростовцев. Некоторые из его работ были названы уже выше. По экономической истории древности кроме «Studien zur Geschichte des romischen Kolonats» (Leipzig, 1910; Suppl. Bd. zu Archiv fiir Papyrusforschung) и ряда отдельных статей им опубликовано исследование «История государственного откупа в Римской империи» (СПб., 1899, по-немецки в Suppl. Bd. zu Philologus, 1901) и работы по изучению римских тессер: «Catalogue de plombs de l’antiquitfe, du moyen ages et des temps modernes conserves au Departaments des Medaill’s et Antiques de la Bibliotheque Nationale» (совместно c Prou. Paris, 1900); «Римские свинцовые тессеры» (СПб., 1903); «Tesserarum urbis Romae et suburbi plumbearum sylloge» (СПб., 1903) и «Supplementum 1» (1905). Занявшись изучением Помпей и помпейской живописи, он разработал специально вопрос об эллинистически-римском декоративном пейзаже.[728] Кроме того, он написал несколько статей о памятниках Помпей вообще, о топографии Рима и о памятниках некоторых римских провинций. Специальные занятия эпиграфикой, с одной стороны, и историей античной живописи — с другой, привлекли внимание нашего исследователя к занятиям историей юга России, результатом чего помимо ряда мелких статей, напечатанных в «Известиях археологической комиссии», «Журнале международного права», «Записках Одесского общества» и других изданиях, является монументальный труд» Античная декоративная живопись на юге России» (т. 1. СПб., 1914; текст и атлас in folio в 113 табл.). Второй том этого труда, долженствующий заключить в себе сравнение южно-русской античной живописи с живописью других провинций Римской империи, к сожалению, не вышел до сих пор, как не вышли его очерки по истории Боспорского царства.
