Немедленно по возвращении в Рим Август посреди других, менее важных занятий принялся за подготовление завоевания Германии, и за борьбу с возрастающим распадением аристократической конституции. Он начал с того, что дал пример уважения к конституции, отдав сенату подробнейший отчет во всем, что он совершил в свое отсутствие из столицы.[138] Потом он предложил, мы не знаем точно, сенату или комициям, военную реформу, отвечавшую различным требованиям солдат, очевидно, с целью подготовить легионы к опасностям и утомлениям, ожидавшим их в Германии. Закон точно определял некоторые главнейшие условия военной службы, которые до тех пор регулировались только очень неопределенными обычаями, что часто позволяло правительству слишком долго удерживать солдат под знаменами и злоупотреблять их службой. Новый закон окончательно определял время военной службы в 16 лет для легионеров ив 12 лет для преторианцев; по истечении этого времени те и другие получали в награду не только земли, но и деньги, сумма которых нам неизвестна.[139] Он освятил, наконец, начатый Цезарем театр и в память своего племянника дал ему имя театра Марцелла,[140] без сомнения, стараясь этим благочестивым воспоминанием смягчить неутешную скорбь Октавии. Но, с другой стороны, он дал понять, что принадлежность к его фамилии сама по себе не приносит высокого общественного положения, как в восточных династиях. Тиберий во время игр, данных народу по поводу его возвращения, приказал сесть рядом с Августом на месте, назначенном для консулов, Гаю, усыновленному Августом сыну Агриппы и Юлии, которому было только семь лет, и весь народ поднялся, приветствуя его бурными рукоплесканиями. Август публично выразил порицание и Тиберию, и самой публике.[141] Он не старался противиться снисходительности общественного мнения к прелюбодеянию, ибо эта снисходительность позволяла избежать многих скандалов и слишком суровых наказаний;[142] впрочем, он и lex de adulteriis предложил вопреки своему желанию. Но он старался найти лекарство против старческой дряхлости сената, прибегнув к энергичным мерам вынужденного зачисления в сенаторы. Он пересмотрел список всадников; выбрал из них молодых людей менее тридцати пяти лет и приказал произвести тщательное расследование об их здоровье, состоянии, способностях и честности; он сам удостоверился во всем этом, собрал свидетельства об их жизни и предложил каждому клятвой подкрепить или опровергнуть результаты расследования; и тех, которые казались ему обладающими здоровьем, состоянием, уважением, необходимым образованием, «их он принудил», как говорит Дион,[143] «вступить в сенат», угрожая в противном случае изгнанием из всаднического сословия. Таковы были меры, принятые тем человеком, которому все историки приписывали проект основать монархию! Вместо того чтобы сидеть сложа руки и позволить сенату и аристократии прийти в полный упадок, чтобы со временем оказаться вместе со своей семьей господином Рима, Италии и империи, он, напротив, прилагал все старания придать силу истощенной аристократии и поднять авторитет сената, т. е. придать новые силы тем, кто тогда, как и всегда, был главным препятствием к основанию монархии. Но Август, подобно всем своим современникам, не мог даже представить, чтобы по главе римского мира не стоял его славный сенат и его великая аристократия.

Наконец, когда вернулся Агриппа, Август вместе с ним выработал оригинальный и остроумный план военных действий, идея которого, без сомнения, принадлежала Агриппе. Дело шло о вторжении в Германию по Эмсу и Везеру. Главным препятствием для вторжения в Германию было отсутствие дорог, принуждавшее делить армию и подвергаться таким образом неожиданным нападениям и засадам. Большие реки предлагали широкие, удобные и великолепные пути сообщения, по которым многочисленные армии могли спокойно проникнуть в самое сердце неприятельской страны, везя с собой все необходимое, военные припасы и провиант.[144] Дело шло только о том, чтобы построить достаточное число кораблей. Из Северного моря две армии могли войти в устья обеих рек, подняться вверх по их течению и, достигнув середины неприятельской территории, спокойно построить по лагерю на Эмсе и Везере, чтобы начать завоевание изнутри, в то время как третья армия переправится через Рейн и направится к Эмсу; постепенно продвигаясь, армия, следующая по Эмсу, наконец встретилась бы с армиями, пришедшими по Рейну и Везеру, и широкими укрепленными дорогами могла бы соединить Рейн с Эмсом, Эмс с Везером, а может быть, Везер с Эльбой. Таким образом вокруг варварской Германии провели бы железную цепь, навсегда приковавшую ее к римской власти. Но если, принимая этот план, не подвергали слишком серьезному риску армии в неведомых странах, то, напротив, приходилось подвергнуться не столь большому, но все же значительному риску, двинувшись на легких римских судах по бурному морю, простирающемуся от устья Рейна до устья Эмса и Везера. Для избежания этой опасности, как кажется, составили план прорыть канал между Рейном и Исселем, чтобы по этому каналу и Исселю римский флот мог проникнуть в Зюйдерзее и выйти в Северное море по реке, соединявшей тогда это озеро с морем. Друз получил приказание подготовить флот и приказать легионам копать канал.

Италийская буржуазия. — Литература и юриспруденция. — Август и Ills respondendi. — Лабеон. — Кассий Север и новое красноречие. — Долина По. — Причины ее благосостояния. — Прогресс земледелия и промышленности в долине По. — Центральная Италия. — Бедность и упадок южной Италии. — Италийская буржуазия и Август.

Таким образом, Август вновь занял римскую аристократию, восстановленную после гражданских войн, великим дипломатическим и военным предприятием, подобным тем, за которые с таким успехом брались в предшествующие годы. Сколько событий зависело от этого предприятия! Римская аристократия в течение веков приобрела свое значение, богатство и могущество благодаря ловкой дипломатии и счастливым войнам, поработившим, ограбившим и разрушившим столько царств и государств. В течение столетий она распространила свое господство на Рим, Италию и бассейн Средиземного моря. Но способна ли она была сделать из Галлии и Германии орудие новой славы и силы, как уже сделала из Македонии, Малой Азии, Сирии и других больших провинций? Это новое доказательство должно было быть решительным; ибо рядом с аристократией, которая могла представлять в будущем политику расширения, в Италии быстро складывался другой класс, который, напротив, стремился к внутреннему развитию и хотел реорганизовать и эксплуатировать завоеванную империю вместо ее увеличения, пользуясь всеми средствами, которыми человек пользуется при работе над материей и духом: торговлей и религией, промышленностью и администрацией. Средний класс земледельцев, купцов и ученых, образовавшийся в Италии в последнее столетие посреди стольких кризисов на всем полуострове, довел до конца дело, которое он начал во времена Гракхов. В течение пятнадцати последних лет численность, образованность и богатство этого класса возросли настолько, что аристократия не могла более руководить его умственной, нравственной и экономической жизнью. Высшие формы образованности, поэзия, история и философия еще были под влиянием аристократии в силу покровительства, которое она им оказывала, следуя примеру Августа, Мецената и Агриппы. Из молодых людей, принадлежавших к умеренно зажиточным семействам, которые учились во время революции и хотели быть писателями и философами, никто не выказывал более той совестливости, которую защищал Гораций в своих Посланиях. Число домогавшихся покровительства Августа или какого-нибудь вельможи становилось, напротив, слишком значительно. Не только Август, но всякий знатный богач, имевший средства содержать и кормить литераторов и ученых, превращался в глазах интеллигентных бедняков в полубога, достойного почти религиозного почитания.[145] Август, не желая того, сделался судьей в литературных вопросах, ибо все желавшие приобрести его расположение старались отгадать его вкусы и написать вещи, которые ему понравились бы. Так как он всегда мечтал о создании национального театра, то все хотели писать трагедии или комедии и изучать драматическое искусство.[146]