Благодаря Тиберию традиционалистическая партия снова сделалась могущественной; она вновь принялась за дело, начатое великими социальными законами 18 г. и прерванное затем раздорами среди знати, идеями нового поколения и слабостью Августа. Постаравшись в 18 г. вылечить аристократию от ее эгоизма и ее пороков, эта партия предприняла теперь попытку подчинить этому же режиму средние классы. Если lex de maritandis ordinibus и lex de adulteriis касались, главным образом, знати, то lex caducaria был направлен против всаднического сословия, добровольная бездетность которого угрожала передать империю в руки вольноотпущенников и подданных. Но всадническое сословие было многочисленнее, энергичнее и беднее знати; с другой стороны, Тиберий, настоящий автор закона, был принужден до декабря оставаться в Германии,[491] где благодаря как искусно веденным переговорам, так и быстрому движению вперед он покорил все племена, жившие между Рейном и Везером до океана, и где он сделал свои приготовления к большой кампании следующего года. Август, таким образом, был один в Риме, когда закон был представлен в комидии. Менее испуганные его старостью, чем были бы испуганы присутствием Тиберия в Риме, всадники на этот раз оказали противодействие и сделали попытку отклонить принятие закона.[492]

Слишком много людей увидали, что им угрожает потеря части наследств, на которые они рассчитывали! Против закона образовалась настоящая коалиция; зажиточные и консервативные классы, раздраженные законом, угрожали воспользоваться теми революционными орудиями, которыми так искусно управлял Клодий; всадники прибегли к крикам и угрозам и неоднократно устраивали такие грандиозные публичные манифестации, что Августа, наконец, охватил страх и он внес в закон оговорку, которой откладывал введение его в действие на три года; это значило дать всем время, необходимое для выполнения условий закона, и приобрести по крайней мере одного ребенка. Но этой слабой уступки было недостаточно для успокоения раздраженных всадников и всех тех — а их было так много, — чьи интересы были нарушены законом, и неудовольствие, которое вызвала эта новая узда, наложенная на эгоизм, еще увеличило отвращение общества к Тиберию, который в это время занимался германскими делами.

Возобновляя прежний план Агриппы, он задумал начать комбинированное движение флота и легионов; сам он во главе большой армии намеревался пройти через всю Германию до Эльбы, в то время как другая армия должна была следовать по берегу Северного моря, чтобы, собравшись у устья Эльбы, доставить Тиберию провиант, материалы и необходимые подкрепления, или для того, чтобы переправиться через Эльбу, подчинить население, скрывавшееся за эту большую реку, и изолировать, таким образом, Маробода, или вернуться по возможности без потерь по окончании экспедиции.[493] План был так обширен, что для полного приготовления требовал присутствия Тиберия в Германии в течение всей зимы. Однако в декабре он уехал из Германии в Италию, чтобы вернуться обратно в начале весны. Как ни были важны германские дела, его присутствие в Риме было еще важнее для разрешения военного и фискального вопросов. В этом пункте идеи Тиберия были разумны и справедливы. За недостатком денег нельзя было думать удовлетворить неумеренные требования, которые породило в армии отсутствие дисциплины в предшествующее десятилетие. Нужно было решиться отменить невозможный более военный закон 14 г. и вернуться к старой двадцатилетней военной службе. Но если Август, как обычно, в течение долгих лет старался всеми средствами избежать затруднений и находил различные предлоги, чтобы удерживать солдат под оружием по истечении законного срока, то Тиберий, напротив, хотел выйти из затруднений только прямой дорогой, не прибегая к отговоркам, раздражавшим солдат. Поэтому он предложил вновь установить двадцатилетний срок службы для легионариев, четырнадцатилетний для преторианцев и обещать при отставке награду в 12 000 сестерциев легионариям, в 20 000 — преторианцам, но в то же время он хотел основать специальную кассу, особый бюджет для военных пенсий, который поддерживался бы особыми достаточными доходами. Таким образом, пенсии ветеранов не должны быть более в зависимости от многочисленных случайностей, которые то наполняли, то опустошали из месяца в месяц казначейство старой республики. Условия службы могли быть суровыми, но они должны были быть ясными и точными, и республика, со своей стороны, должна была выполнять свои обязательства: такова, по-видимому, была мысль Тиберия. Новый военный закон был утвержден, вероятно, в начале 5 г.[494] Но, с другой стороны, новый налог, который должен был пополнить кассу, не был утвержден одновременно с законом. Трудно было предвидеть, какой налог вызовет большее, какой меньшее недовольство; явилась мысль поручить основательно изучить вопрос комиссии сенаторов.[495]

Довольно вероятно, что около этого времени по настоянию Тиберия сенат образовал на севере Фракии и Македонии от Далмации до Черного моря вдоль нижнего течения Дуная провинцию Мезия, куда послал три легиона из расположенных в Паннонии и Дамации. Эта область была первоначально занята мелкими государствами, находившимися под покровительством Рима; образованием из них одной провинции хотели, очевидно, усилить защиту устьев Дуная против гетов.[496] Потом Тиберий возвратился в Германию, где в начале весны начал свою великую экспедицию. Флот спустился по Рейну и каналу Друза в Северное море, смело двинулся на север, плывя вдоль берегов Ютландии до Скагеррака, и с любопытством и волнением смотрел на огромный холодный океан, которого не видел еще ни один римлянин; на этом отдаленном полуострове он нашел остатки племени кимвров, столь знаменитого и страшного в предшествующее столетие.[497] Горстка людей, живших в неизвестности в такой дикой и отдаленной стране, — вот все, что осталось от огромной волны, опустошившей большую часть Европы, прежде чем она разбилась в долине По. Римской армии нетрудно было внушить им страх, заставить заключить союз и отправить к Августу послов, принесших в виде подарка древний почитаемый сосуд, употреблявшийся для очищений, и просивших прощения за беды, причиненные их предками.[498] Потом флот спустился к югу, вошел в устье Эльбы и поднялся вверх по ее течению. В то же время Тиберий приказал армии пройти четыреста миль от Рейна до Эльбы по дороге, которую мы не можем теперь отыскать; на его пути очень большое число народов выказало ему покорность; он разбил и покорил лангобардов, которые попытались сопротивляться ему. Прибыв на берег Эльбы, он нашел там свой флот, нагруженный съестными припасами и военным материалом.[499] Но на другом берегу собрались большие массы неприятельских войск, собравшихся отовсюду для защиты по крайней мере этой, последней границы. Обе армии много дней стояли друг против друга; время от времени римский флот двигался вперед и пугал варваров, которые убегали. Были завязаны переговоры. Наконец, германский вождь попросил свидания с Цезарем; он вошел в римский лагерь, который был показан ему со своей наиболее воинственной стороны; ему было разрешено представиться Тиберию, принявшему его со всей римской важностью полубога. Варвар долго молча наблюдал этого человека, символизировавшего сказочное могущество отдаленного города, куда весь мир обращал свои взоры.[500]