Другой жизненной частью политики Августа была галло-германская политика. Ликин не ошибся, и Август был прав, послушав его, Римская Галлия является великим историческим созданием Юлиев и Клавдиев: имена Августа, Тиберия, Агриппы, Друза, Германика, Клавдия неразрывно связаны с романизацией Галлии. Не простая случайность, что Друз умер между Рейном и Эльбой, а Клавдий родился в Лионе; что Тиберий большую часть своей жизни провел в Галлии, на Рейне и за Рейном; что Август с 14 г. до Р. X. не покидал Европы, чтобы не удаляться слишком далеко от Галлии; что сын Друза получил имя Германик; что имена Цезаря и Августа получили бессмертие в названиях, данных новым или уже существовавшим городам. Конечно, повсюду в Галлии жаловались на слишком тяжелую подать, но мир, знакомство с греко-римской цивилизацией, сношения со средиземноморским миром более чем вознаграждали за эту подать. Переходное состояние, конечно, еще не окончилось в момент смерти Августа. Долги обременяли значительную часть галльского общества, слишком быстро усвоившего дорого стоивший способ жизни греко-римской цивилизации, не рассчитав своих расходов со своими средствами. Но самые долги, если и причиняли повсюду некоторое недовольство, побуждали вместе с тем старую кельтскую Галлию превратиться в Римскую Галлию. Воспоминания и сожаления о прошлой независимости не исчезли вполне; они были задержаны тем тягостным положением, которое вызвал переход от простой жизни к утонченной цивилизации. Но предпринимаемые усилия вернуться к прошлому толкали Галлию еще дальше по дороге к будущему. По ту сторону Альп образовался Египет Запада, изобильный, подобно африканскому Египту, хлебом и льном, густонаселенный, со своими земледельцами, своими промышленниками, своими купцами, населением, одновременно деятельным и экономным, которое хорошо обрабатывало свою землю, само, без помощи республики, как было в Нарбонской Галлии, создавало в центре civitatum, постепенно превратившиеся в административные единицы, богатые, красивые города со всеми утонченностями, украшениями, нравами и богами греко-римского мира, и все это было создано с бережливым благоразумием. Там образовался хорошо уравновешенный и однородный народ, который, превратившись в торгово-промышленную нацию, не переставал снабжать Римскую империю большим числом всадников и солдат, который, усвоив у жителей Востока все полезное, мог бы остановить волну восточного нашествия, полузалившую Италию. Этот Египет Запада не только доставлял империи такие же выгоды, как Египет Востока, но он должен был служить противовесом слишком обширным восточным провинциям, поддерживать власть Рима в Европе и сохранить за Италией ее господство еще в течение трех столетий. Несмотря на патриотический жар, охвативший Италию после Акция, несмотря на гибель Антония, звучные оды Горация и великую национальную поэму Вергилия, Италия скоро бы пришла в упадок, если бы Галлия оставалась бедной и варварской страной. Столица империи, самые обширные, населенные и богатые провинции которой были в Азии и Африке, не могла бы лежать у противоположных границ, на пороге варварства, так же, как столица русской империи не могла бы быть теперь во Владивостоке или Харбине. Рим должен был бы перейти на Восток, раствориться в Азии, как боялись того римские патриоты, если бы важность Галлии не была замечена в Риме. Когда Рим, напротив, овладел огромной заальпийской провинцией, сходной с Египтом и доставлявшей много солдат; когда он должен был заняться защитой Галлии, как он защищал Египет, и защищать ее даже более Египта, потому что ее положение было опаснее; Италия оказалась удачно расположенной в середине империи, и Рим еще на три столетия сохранил свое господство, приобретенное ценой столькой крови, двухсотлетних войн и с помощью судьбы над выродившейся цивилизацией Востока и еще бесформенным варварством Запада.

ОЧЕРК ИЗУЧЕНИЯ РИМСКОЙ ИСТОРИИ ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XIX И НАЧАЛЕ XX ВЕКА [607]

Разработка римской истории после смерти Нибура является в значительной степени результатом деятельности одного человека, Теодора Моммзена.[608] Сын бедного, но образованного шлезвигского пастора, Теодор Моммзен (род. 30 ноября 1817 г.) был старшим из трех братьев, которые все выдвинулись в области изучения классических древностей. Изучив право в Киле, он обратил свое внимание на Рим, и его интерес к классическому миру развился благодаря лекциям Отто Яна. Уже первые его труды — латинское исследование о римских ассоциациях (De collegiis et sodalitiis Romanorum, 1843) и исследование о римских трибах (Die Rom. Tribus in administrativer Beziehung, 1844) — обратили на себя внимание и до сих пор не потеряли своего значения. Ученую командировку от датского правительства с небольшой субсидией от Берлинской академии он употребил на посещение Италии, и это итальянское путешествие имело такое же важное значение в его жизни, как в жизни Ранке или Буркхардта. Центром его занятий в Вечном Городе был Археологический институт,[609] основанный Бунзеном и Герардом в 1829 г, с секретарем которого, Генценом, уже начавшим тогда собирать латинские надписи, он вступил в тесную дружбу. В это время у него и возникла мысль о новом «Сборнике латинских надписей» вместо тех сборников, которые существовали ранее.[610]

Основы латинской научной эпиграфики положил Боргези,[611] восстановивший фасты римских магистратов. Начало Corpus’а в обширных размерах было положено частными усилиями, но предприятие было прервано смертью первого редактора Келлермана. Берлинская академия предложила взяться за этот труд Отто Яну, и Ян пригласил к себе в сотрудники своего бывшего ученика. Но в это же время мысль об издании Corpus’a высказала Французская академия, и Боргези обещал ей свою помощь. Ввиду такого соперничества Моммзен решил выпустить отдельный труд о самнитских надписях, для чего, по совету Боргези, отправился в Неаполитанское королевство и предпринял продолжительное путешествие по югу Италии. Вышедшие в свет в 1852 г. Inscriptiones Regni Neapolitan! latinae были посвящены Боргези.

При собирании и изучении надписей Моммзен не оставлял без внимания и другие стороны древности. Главным результатом его итальянского путешествия помимо надписей было изучение древних италийских диалектов. Его Oskischen Studien (1845), за которыми последовали Die unteritalischen Dialekte (1850), были трудами, сделавшими эпоху как в истории и этнографии, так и в изучении языков доримской Италии, и до последнего времени оставались основными работами в данной области.

В Киль Моммзен вернулся как раз к тому времени, когда мог принять участие в революционных событиях 1848 г. Легкое ранение, полученное в уличной схватке, помешало ему присоединиться к своим братьям, отправившимся волонтерами против Дании. Но он зато сделался редактором органа временного правительства «Schleswig-Holsteinische Zeitung». Личное участие в войне и революции познакомили его с силами и страстями, создающими историю, в то время как его кратковременные занятия журналистикой развили тот стиль, которому в значительной степени была обязана своим успехом «Римская история».

После неудачи национального движения в Шлезвиг-Гольштейне Моммзен принял кафедру римского права в Лейпциге, где жил в тесной дружбе с О. Яном и Морицем Гаутом. Реакция не оставила его, однако, в покое, и в 1851 г. саксонский премьер-министр Бейст сместил с должностей всех трех названных ученых. Моммзен принял тогда приглашение в Цюрих, где выпустил сборник латинских надписей Швейцарии (Inscriptiones Confederation's Helveticae latinae, 1854), но круг его деятельности был здесь слишком узок, и он скоро (в 1854 г.) перешел в Бреславль.