Чтобы выпить чаю, ей надо было спуститься вниз, в кухню. Не убрав комнату Райса, она поспешила к себе, чтобы скинуть жакет и ботинки. Поскольку было велено закрывать ставни только до второго этажа, она оставила все как есть.　

Несмотря на то что Элен очень спешила, она позволила себе небольшую роскошь — постояла у окна, глядя вниз, в долину, и наслаждаясь чувством безопасности. Там, за стенами дома, притаилась липкая темнота. Она словно двигалась, подползая все ближе, вслед за порывами ветра. Ни одного окна не светилось в коттеджах, разбросанных далеко друг от друга.　

«Интересно, где я стояла, глядя на дом, — подумала Элен. — Тогда казалось, что до него так далеко. Но я добралась до своей крепости, и сейчас мне ничего не угрожает».　

Элен не знала, что со времени ее возвращения произошли некоторые, казалось бы незначительные, события, которые стали первыми трещинами в стенах крепости. Когда разрушение началось, ничто уже не могло остановить его; все, что произошло потом, было как бы клином, который постепенно все расширял брешь, открывающую дом силам ночи.　

Элен спустилась в кухню по задней лестнице — спиралью крутых ступенек. На каждом этаже были площадка и небольшой коридор, дверь которого открывалась на парадную лестницу. Ступеньки были устланы старинным желто-коричневым линолеумом с рисунком под паркет.　

Элен эта обшарпанная задняя лестница всегда напоминала о прошлом, о веселых и безмятежных днях детства.　

Элен выросла в крошечной квартирке, где не было места не то что для горничной, но даже для кошки или большой шляпной коробки: детская коляска ютилась в ванной, а кладовая была встроена в единственный свободный уголок, который случайно оказался возле печки.　

Спустившись на цокольный этаж, Элен услышала веселый звон чайных чашек и сквозь матовое стекло кухонной двери увидела отблеск огня. Миссис Оутс пила чай из блюдца и одновременно поджаривала себе еще один тост.　

Это была высокая, статная женщина, широкоплечая и мускулистая, с грубоватыми чертами лица и выступающей нижней челюстью. Сейчас на ей не было формы горничной, и ее праздничную юбку предохранял от кухонной грязи фартук из уэльской фланели в черно-красную клетку.

— Я слышала, как вы сбегали по крутым ступенькам, — сказала она. — Но вы ведь имеете право пользоваться парадной лестницей.　

— Да, я знаю, — ответила Элен, — но эта винтовая лестница напоминает дом моей бабушки. Слугам и детям никогда не разрешалось подниматься по парадной лестнице, чтобы не портился ковер.　

— Очень интересно, — вежливо заметила миссис Оутс.

— И варенье… — продолжала Элен. — Сотни банок варенья, но клубничное и черносмородиновое давали только старшим. Дети получали ревеневое или тыквенное повидло… Мы, взрослые, бываем иногда очень жестокими.

— Это к вам не относится. Вам бы лучше сказать: «Эти взрослые».

— Эти взрослые, — повторила Элен, смиренно принимая поправку. — Я бы выпила с вами чаю, если вы не против, — ведь вашего мужа нет дома.

— С удовольствием. — Миссис Оутс встала, чтобы достать еще одну чашку и блюдце из старинного уэльского шкафа. — Как вам нравится мой чай? Чтобы заварить его как следует, нужно взять горячий чайник. Я вам дам такое же печенье, как у них в гостиной.

— Покупное? Ни за что на свете. Лучше дайте мне домашнего… Вы не можете себе представить, как мне у вас нравится, миссис Оутс. Час назад я думала, что мне больше не придется посидеть с вами на кухне.

Элен с удовольствием оглядела кухню. Это была очень большая комната с неровным полом, в темных углах притаились тени. Здесь не было ни белых эмалевых столов, ни застекленных полок, не было даже холодильника, но потрепанный ковер перед пылающим камином и прогнувшиеся плетеные стулья выглядели уютными и удобными.

— Ну и кухня, — сказала Элен. — И весь дом такой огромный! Наверное, вам и вашему мужу приходится нелегко.

— За Оутса можно не беспокоиться. — В голосе миссис Оутс слышались раздражение и горечь. — Чем просторнее, тем больше он пачкает и тем больше мне приходится убирать за ним.

— Здесь очень хорошо. Но все равно, у мисс Варрен будет сердечный припадок, если она увидит, что ставни еще не закрыты.

Элен посмотрела на небольшие, высоко расположенные окна. Они находились на одном уровне с садом, и сквозь забрызганное грязью стекло еле различались темные кусты, растрепанные ветром.

— Только что стемнело, — сказала миссис Оутс. — Я должна сначала выпить чаю.

— Разве вам не страшно здесь одной?

— Вы имеете в виду его? — презрительно спросила миссис Оутс. — Нет, мисс, я видела слишком много ленивых подонков, чтобы бояться кого-нибудь в брюках. Если он попытается сыграть свои штучки со мной, я сломаю ему челюсть.

— Но ведь он убийца, — напомнила Элен.

— Вряд ли он нас побеспокоит. Это вроде Ирландского приза — кто-то выигрывает, но не я и не вы.

Эти слова утешили Элен, и она, похрустывая тостом, почувствовала себя в полной безопасности. Мирно тикали старинные часы, мурлыкал рыжий кот, выбравший лучшее место на ковре у камина.

Внезапно Элен захотелось снова испытать щекочущее чувство опасности.

— Мне бы хотелось, чтобы вы рассказали мне про убийства, — сказала она.

Миссис Оутс с удивлением посмотрела на нее:

— Но ведь это все было в газетах, вы что, не умеете читать?

— Я, конечно, слежу за всеми важными событиями, — ответила Элен, — но меня никогда не интересовали преступления. Все же, если убийства произошли здесь было бы странно не знать, как это случилось.

— Верно, — согласилась миссис Оутс, смягчившись. —Так вот, первая девушка была убита в городе. Она танцевала голышом в каком-то клубе, но оказалась без работы. Она пришла в бар и хорошенько выпила. Видели, как она выходила из бара раньше других. Когда вышли остальные, она лежала мертвая в канаве. Лицо у нее было черное, как уголь.

Элен вздрогнула.

— Второе убийство тоже произошло в городе, правда? — спросила она.

— Да. Эта бедняжка была прислугой. У нее был свободный вечер. Когда хозяин вышел в сад, чтобы погулять с собакой, он нашел девушку на дорожке; она была задушена, как и первая. И никто не слышал ни звука, хотя это произошло прямо перед окнами гостиной. На нее должно быть, напали совершенно неожиданно

— Знаю, — кивнула Элен. — На дорожке были кусты, похожие на человеческие фигуры. И вдруг один из кустов набросился на нее.

Миссис Оутс удивленно посмотрела на Элен и стала считать на пальцах:

— Так где я остановилась? Одна, две, три. Да, третье убийство произошло в баре. У нас тут все переполошились, потому что это было уже не в городе, а в сельской местности, рядом с нами. Девушка, работавшая в баре, на минуту заскочила в кухню, чтобы сполоснуть несколько стаканов, и через две минуты ее нашли там: она была задушена собственным кухонным полотенцем. В баре было полно посетителей, но никто ничего не слышал. Он, должно быть, незаметно прошел через заднюю дверь и набросился на нее сзади.　

Слушая рассказ миссис Оутс, Элен испытывала чувство нереальности: такие вещи не могли произойти на самом деле. Но все эти ужасы обретали реальность, когда Элен, вспоминала о напоенном влагой мраке долины, о деревьях, льнущих к стеклам, так что в их очертаниях виднелись лица, искаженные гримасами, заглядывающие в окна, о подползающих в темноте кустах, которым словно хочется проникнуть в эту уютную кухню. Элен вдруг почувствовала, что она по горло сыта страхами.　

— Хватит, не рассказывайте больше, — попросила она миссис Оутс.　

Но та, начав рассказ, желала его закончить.　

— Последнее убийство, — продолжала она, — произошло в пяти милях отсюда. Молодая девушка, примерно вашего возраста, была воспитательницей в одной большой семье, приехала домой в отпуск и собиралась на танцы. Она была в своей спальне и надевала через голову красивое вечернее платье. Как раз в это время он набросился на нее и стянул атласное платье у нее на шее так, что оно врезалось ей в горло и девушка задохнулась. Лицо ее было закрыто тканью, и она ничего не видела. Эта девица слишком долго любовалась собой в зеркале и ничего не замечала вокруг. Самое вредное занятие. Я всегда говорила, что эти конкурсы красоты до добра не доведут.