«Ну ладно, кто бы он ни был, я очень довольна, что не прошла мимо него», — решила Элен, возвращаясь к дверям дома.　

Это было высокое серое каменное строение поздней викторианской эпохи, которое совершенно не вязалось с окружающим ландшафтом. Лестница в одиннадцать каменных ступеней, ведущая к парадной двери, и большие окна, закрытые зелеными жалюзи, были типичны для жилого дома в процветающем городе. Такие дома обычно окружены ухоженным садом, расположены в частных владениях, имеют собственный почтовый ящик, и к ним ведет дорога, освещенная фонарями.　

Но этот дом был словно крепость, противостоящая одиночеству и запустению. Его отличное состояние свидетельствовало о том, что здесь не жалели денег, чтобы сделать его абсолютно неприступным. Ни облупившейся краски, ни треснувшей черепицы. Казалось, здание столь же надежно, как бронированный автомобиль.　

Дом сиял электрическим светом, так как имел собственный движок, вверенный попечению мистера Оутса. Электрический провод, идущий по верху дома, был приятным напоминанием о том, что и в этой глуши порваны не все связи с цивилизацией.　

У Элен больше не было никакого желания оставаться под открытым небом. Вечерний туман поднимался так быстро, что вечнозеленые деревья, которыми зарос двор, словно ожили, зловеще шевеля ветвями. Окутанные клубами влажных испарений они казались черными и мрачными, как похоронная процессия.　

«Если я еще немного постою здесь, они набросятся на меня и отрежут дорогу к дому», — сказала себе Элен, играя в свою любимую игру «вообразим, что…» Ей можно было простить подобное ребячество, поскольку вместо того, чтобы провести два-три часа в кино, она вынуждена была развлекаться, шлепая по грязи в этой забытой Богом дыре.　

Она легко взбежала по ступеням, бросив виноватый взгляд на свои ботинки, подошвы которых с трудом отчистила от налипшей глины и листьев о большой железный скребок внизу лестницы. Повернув торчащий в замочной скважине ключ, который она там оставила побежав к воротам, она вошла в дом, но почувствовала себя в полной безопасности только услышав щелчок замка входной двери, отделившей ее от темноты и тумана.　

Дом показался ей крепким и уютным ульем, разделенным на золотые ячейки, полные света и тепла. В нем было шумно от человеческих голосов, он обещал приятное общество и защиту. Он производил на Элен в общем приятное впечатление, но его внутреннее убранство привело бы в ужас современного дизайнера. Пол в передней был выложен черными и оранжевыми плитками и покрыт черным пушистым ковром. Кресло с резными подлокотниками, керамическая подставка для зонтов и небольшая пальма на фарфоровой подставке ярко-синего цвета завершали интерьер.　

Распахнув двери, Элен вошла в холл, где на полу лежал ярко-синий ковер с высоким ворсом и стояла темная полированная мебель. Сквозь тяжелые портьеры, отделяющие холл от гостиной, доносились звуки музыки, воздух был влажным, пахло примулой и цветочным чаем.　

Хотя Элен старалась двигаться бесшумно, один из обитателей дома, очевидно обладающий очень острым слухом, услышал, как она вошла в холл. Тяжелые складки бархатных портьер раздвинулись, и раздраженный женский голос произнес:　

— Стефан, что за… Ах, это вы!　

В последних словах молодой миссис Варрен прозвучало явное разочарование.　

«Ах вот что, моя дорогая, ты ожидала его здесь,— быстро сделала вывод девушка, — и вырядилась, как для витрины». 　

Почтительный взгляд, которым Элен окинула молодую даму, относился к ее черно-белому вечернему туалету из мягкого атласа. В нем Симона производила такое впечатление, будто ее вместе с музыкой только что привезли прямо из фешенебельного лондонского ресторана. Ее губы были накрашены по последней моде — помада выходила за естественные очертания губ. Поверх выбритых бровей были тщательно наведены черные полоски. Блестящие темные волосы были зачесаны назад и спадали аккуратными локонами на шею; ногти она покрыла пурпурным лаком.

Но несмотря на элегантный туалет, изысканные линии нарисованных бровей и искусно подобранный цвет помады, в этом лице было что-то от наших пещерных предков. Глаза горели примитивной алчностью троглодита, выдавая страстную натуру, не привыкшую сдерживаться. Это была красивая дикарка, а может быть, последнее достижение современной цивилизации — женщина, стремящаяся к самовыражению любыми средствами. Во всяком случае, она принимала в расчет только свои желания..

Контраст между крошечной Элен и миссис Варрен, смотревшей на нее сверху вниз, был разителен: девушка была без шляпы, ее поношенный твидовый костюм намок под дождем, на ботинках еще оставались нашлепки грязи, от щек веяло холодом, на курчавых рыжих волосах сверкали капли воды — она словно принесла с собой в теплый дом дуновение осенней погоды.　

— Вы не знаете, где мистер Райс? — спросила Симона.　

— Он вышел из ворот, когда я шла на прогулку, — ответила Элен. Ей с детства как-то удавалось не упускать ни одного важного события, так что она всегда была в курсе дела.— И я слышала, как он говорил что-то вроде «навсегда проститься».　

Симона нахмурилась при напоминании о том, что Стефан на следующее утро возвращается к себе домой. Она резко повернулась, когда из-за ее плеча выглянул муж, словно какая-то любопытная птица. Он был высокого роста, на голове его торчал смешной рыжий хохолок, а на носу сидели очки в роговой оправе.　

— Чай перекипит, — сказал он высоким тенором.— Не будем больше ждать Райса.　

— А я буду, — ответила Симона.　

— Пышки остынут. 　

— Я обожаю холодные пышки к чаю.　

— Разве ты не  нальешь мне чай?　

— Прости, дорогой. Как раз этому моя мама меня не учила.　

— Понятно. — Пожав плечами, Ньютон Варрен отвернулся.— Надеюсь, что Райс по-рыцарски вознаградит тебя за такую жертву.　

Симона притворилась, что ничего не слышит, и обратилась к Элен, которая сделала каменное лицо:　

— Если увидите мистера Райса, скажите ему, что мы ждем его к чаю.　

Элен поняла, что представление окончено, вернее, грубо прервано, как раз в тот момент, когда она с нетерпением ожидала ответного удара от Симоны.　

Девушка довольно неохотно поднялась на второй этаж. У дверей Синей Комнаты она остановилась и прислушалась. Эта дверь всегда возбуждала ее любопытство, ведь за ней словно какое-то невиданное сказочное существо, находилась прикованная к постели ужасная старуха.　

Услышав за дверью голос мисс Варрен — падчерица леди Варрен замещала уехавшую сиделку, — Элен решила пройти в комнату мисс Варрен, чтобы приготовить ее на ночь — закрыть ставни.

Дом был трехэтажный, с двумя лестницами, полуподвалом (цокольным этажом) и мансардой. Каждый этаж имел ванную комнату; спальни старой леди Варрен, профессора и мисс Варрен помещались на втором этаже, а комнаты для гостей — на третьем. Мансарда, которую сейчас занимала только чета Оутс, была предназначена для прислуги.　

Сын профессора, Ньютон, жил со своей супругой на третьем этаже в большой Красной Комнате. Его прежнее помещение, сообщающееся со спальней профессора, было отдано постоянной сиделке.　

Когда Элен открыла дверь комнаты мисс Варрен, произошло одно незначительное событие, которому суждено было сыграть свою роль в будущем: ручка двери повернулась несколько раз, но дверь не открылась, пока девушка изо всей силы не нажала на нее.　

«Наверное, нужно заменить замок, — подумала она. — Если будет время, я возьму отвертку и сделаю это».

Беспокойный характер Элен требовал разнообразия, поэтому она всегда находила время для какой-нибудь новой работы, даже если для этого приходилось пренебрегать своими прямыми обязанностями. Новизна помогала сохранять бодрость при выполнении скучной повседневной работы.　

Комната мисс Варрен была пустой и мрачной, обои, занавеси и обивка мебели были одинакового коричневого цвета. Единственным ярким пятном выделялась диванная подушка, вышитая золотыми нитями. Это было святилище ученого — бесчисленные полки и шкафы ломились от книг. На столе в беспорядке лежали разные бумаги. Элен удивилась, увидев, что ставни уже закрыты и небольшая настольная лампа под зеленым абажуром на бюро светится, словно кошачий глаз.