— Как интересно, — вежливо сказала Элен.

— Моя сестра слишком чувствительна, чтобы принимать активное участие в жизни за стенами этого дома, — продолжал профессор. — Но у нее железные нервы. Она прекрасно показала себя на фронте во время войны, каждый день выбиваясь из сил. Но она никогда не показывала вида, что устала или испугана, и получила самую лучшую аттестацию после окончания войны. Она столько повидала, что не может допустить спиртных напитков у себя дома, —  она так боится любого проявления животного начала в человеке.　

— Я думаю, это очень хорошо, — сказала Элен.　

— Да, очень. К тому же, как вы, наверное, заметили, она страдает недостаточностью гипофиза.　

Элен, не поняв намека, с заметно возросшим уважением посмотрела на мисс Варрен, спускающуюся по лестнице. Мисс Варрен молча вручила ключ профессору и прошла в библиотеку.

— Пожалуйста, закройте за мной дверь, — попросил профессор Элен, — и останьтесь здесь, чтобы впустить меня.　

Было ужасно ожидать в пустом холле, где не слышалось ни человеческого голоса, ни звуков музыки из гостиной.　

«Слава Богу, скоро здесь будет собака», — подумала Элен.　

Но ей не суждено было утешиться. Когда профессор, предварительно постучав, с трудом вошел, придерживая дверь, собаки с ним не было.　

— Райс сдержал свою угрозу, — сказал он. — Замок в гараже взломан, и собаки там нет.　

Сняв промокшее пальто, профессор прошел в свой кабинет.　

Чувствуя себя дважды преданной, Элен попыталась проникнуть в святая святых миссис Оутс. Она несколько раз постучала в кухонную дверь, но миссис Оутс не открыла ей, хотя через матовое стекло было видно, что в кухне горит свет.

Она уже хотела повернуться и уйти, но вздрогнула, услышав незнакомый гортанный голос:　

— Войдите, дорогая.

Несмотря на любезное приглашение, Элен вошла в кухню с неприятным ощущением, сама не зная, чем оно вызвано.

Миссис Оутс развалилась на стуле, похожая на мешок с картошкой. На ее покрасневшем лице была бессмысленная улыбка.

Даже не имевшая никакого опыта Элен сразу поняла, что случилось: ее второй, самый надежный, защитник предал ее — миссис Оутс была пьяна.

Увидев миссис Оутс в таком состоянии, Элен замерла. Ей показалось, что она переживает кошмар наяву. За несколько часов все изменилось. Не верилось, что она находится в той самой уютной кухне, где еще недавно пила чай.

Сейчас здесь было не только неуютно и грязно, но и темно, потому что кухню уже не освещали пляшущие языки пламени в камельке. Крошки и яичная скорлупа были .разбросаны по столу, не покрытому скатертью. Даже рыжий кот покинул свое место на ковре, избрав более спокойную атмосферу пустой гостиной.

Но худшей из перемен была перемена в самой миссис Оутс. Некрасивая, почти уродливая даже в лучшие времена, она утратила свое решительное выражение, которое искупало грубость ее черт. Глаза потеряли живость, и губы, всегда плотно сжатые, сейчас расплылись в идиотской ухмылке. Когда Элен сообщила ей последние новости, она приняла их с таким безразличием, что девушка стала сомневаться, поняла ли миссис Оутс, что все их защитники дезертировали.　

«Нет ничего хуже пьяной женщины», — подумала она.　

Ей пришло в голову, что и в этой области мужчины сохраняют первенство. Женщины достигли относительного равенства во многом другом, но если мужчина навеселе мог быть забавным или даже блестящим, то женщина лишь впадала в животное состояние.　

Но хотя Элен было неприятно смотреть на распухшее и покрасневшее лицо миссис Оутс, она поняла, что та еще что-то соображает. Поскольку положение еще не было катастрофическим, имело смысл воззвать к ее чувству долга, чтобы она пришла в себя.　

— Выпили за мое здоровье? — спросила она.　

Миссис Оутс сделала невинное лицо:　

— Ну и что? Выпила пивка, мне на него дают денежки. Кто мне может запретить? Но ни капли крепкого.

— Странно. — Элен принюхалась. — Мне показалось, что я чувствую запах бренди. — Вот не везет, — вздохнула она. — Я бы сама немного выпила, чтобы приободриться после всех неприятностей.　

Она наблюдала, как отражаются противоречивые чувства на покрасневшем лице миссис Оутс. Ее природная доброта боролась с жадностью и недоверием. В конце концов победило добро.　

— И вы выпьете, моя бедная девочка, — заявила она.　

Нагнувшись и засунув голову под стол, она выудила у себя из-под юбки бутылку бренди, которую с торжествующим видом поставила на стол.　

— Наливайте, — сказала она, как гостеприимная хозяйка. — Тут еще вполне достаточно.　

— Откуда вы ее взяли? — спросила Элен.　

— Из подвала, когда хозяин пошел смотреть на термммоммм…　

Пока миссис Оутс со свойственным ей бульдожьим упрямством продолжала бороться с трудным словом, Элен протянула руку к бутылке.　

— Вы уже выпили почти половину, — заметила она. — Может, лучше оставить немножко на завтра?　

— Нет, — торжественно заявила миссис Оутс. — Я не люблю отхлебывать, я должна пить большими глотками. Я всегда допиваю бутылку.　

— Но вы опьянеете, и тогда мисс Варрен вас прогонит.　

— Ни за что не прогонит. Я пила и раньше. Хозяин говорит только, что надо убирать искушение у меня с дороги, чтобы это не повторялось.　

Элен слушала ее с тревогой и разочарованием игрока, принявшего тройку за козырного туза. Миссис Оутс временно утратила очень ценное качество — чувство ответственности.　

Было совершенно очевидно, что миссис Оутс нисколько не опасалась за свое будущее: семейство Варрен слишком ценило ее услуги, чтобы придавать какое-нибудь значение случайным оплошностям.　

— И все же оставьте хоть капельку на завтра, — попросила Элен, когда пальцы миссис Оутс плотно сомкнулись вокруг горлышка бутылки.　

— Чтобы Оутс нашел бутылку? Черта с два! Он узнает, что я выпила без него, и отнимет бутылку, да еще и станет меня упрекать. Нет. Я спрячу ее в единственном надежном месте.　

— Какое безобразие, что ваш муж ушел из дома, — довольно бестактно пожаловалась Элен. — Почему это должно было случиться именно сегодня?　

Миссис Оутс визгливо засмеялась и хрипло сказала?　

— Это я сделала. Я отнесла пудинг в спальню, где сиделка была занята с леди Варрен, и всего-навсего отвинтила крышку у баллона с кислородом, когда ставила тарелку на стол.　

— Кто это вас надоумил? — выдохнула Элен.　

— Вы и надоумили. Вы сказали, что от этого зависит жизнь леди. Но если бы это не сработало, я бы придумала какой-нибудь другой способ избавиться от Оутса.　

Сидя напротив миссис Оутс, которая осушила еще один стакан, Элен чувствовала себя все более подавленной, словно во власти кошмара. Ей казалось, что против нее существует заговор, но, обдумывая снова и снова все случившееся, она не могла обнаружить за всем этим чьей-либо злой воли.　

Не было ничего особенного в том факте, что миссис Оутс захотелось выпить, и совершенно естественно, что муж пытался бы удержать ее от этого; отсюда следовало тоже совершенно естественно, что ей пришлось напрячь свое воображение, чтобы убрать его с дороги.　

Той же логикой отличалось и развитие событий, которые привели к бегству молодежи, Стефан Райс любил свою собаку и не мог стерпеть ее изгнания, Симона вела себя как и подобало избалованной женщине, чьи желания не были удовлетворены. Профессор также не мог поступить иначе — Ньютон должен был последовать за своей женой.　

Все началось с мелочей, ответственность за которые равномерно распределялась между всеми домочадцами.　

Очень неудачно, что Стефан привел собаку в дом, и еще более неудачно, что он не посчитался с предубеждением мисс Варрен против животных. Очень жаль, что профессор был неосторожен, но вряд ли он мог предположить, что у миссис Оутс хватит храбрости совершить кражу у него под носом.　

Элен вынуждена была признать, что и она приложила руку к тому, что события развивались так странно. Ведь это она просила доктора Перри сказать, что состояние леди Варрен чрезвычайно тяжелое, и ее необдуманное высказывание относительно кислорода вдохновило миссис Оутс.