Элен немного полюбовалась животным, игравшим с этим предметом, словно с мышью. Но если бы она полюбопытствовала, что именно он подбрасывал лапами, у нее поубавилось бы вновь обретенной уверенности в безопасности: это был небольшой кусок коры лиственницы из рощи. Кто-то принес его в дом на подошве, запачканной липкой глиной, и оставил на циновке, вытирая ноги.　

Только Элен этим вечером проходила через рощу, но она попала в свою комнату другим путем — через парадную лестницу.　

К счастью, Элен не имела представления о том, что рыжий кот, сам того не желая, обнаружил важную улику, и направилась в гостиную. Диван был очень уютным и словно приглашал улечься на нем, но девушка была слишком возбуждена, чтобы последовать совету сестры Баркер. Она даже не рассердилась на сиделку за ее непрошеное вмешательство, довольная тем, что доктор Перри предпринял ради нее второе путешествие в такую погоду.　

«Наконец-то у меня настоящий роман», — думала она, подходя к роялю. Она умела играть только по слуху, но ей удалось довольно верно подобрать мелодию свадебного марша.　

Наверху, в Синей Комнате, леди Варрен поднялась на постели.　

— Кто это играет свадебный марш? — спросила она.　

— Никто, — ответила сиделка с закрытыми глазами.— Замолчите.　

— Нет,— злобно пробормотала старуха. — Вы просто не слышите. И никогда не услышите. — Она снова прислушалась, но все стихло. Элен поняла, что ее игра может не понравиться другим обитателям дома, закрыла рояль и, взяв книгу, стала читать, но вскоре почувствовала, что не может сосредоточиться. Она поймала себя на том, что прислушивается к ночным шорохам, словно ожидая услышать какой-нибудь незнакомый звук.　

Через некоторое время она встала и включила приемник, надеясь услышать человеческий голос. Но Лондон уже прекратил передачи, и из аппарата донесся громкий треск.　

Эти звуки напомнили ей любительские сценические эффекты и тот единственный случай, когда она появилась на сцене. Это был скромный вечер в бельгийском монастыре, где она получила свое, явно недостаточное, образование. Раздавали награды за успехи в науках. Воспитанницы из Англии сыграли сцену с ведьмами из «Макбета», и ей досталась совершенно не подходящая роль Гекаты. Мало того, что ее совершенно не было слышно в зале, она еще так перепугалась, что забыла конец своей роли и убежала со сцены.　

Сейчас несколько слов не ко времени припомнились ей, словно зловещее напоминание:　

«Беспечность — худший из грехов».　

Элен вздрогнула — ей показалось, что порыв ветра в каминной трубе тоже проревел эти давно забытые строки. Она оглядела по-старомодному уютную комнату: шкура белого медведя на полу, плиссированный розовый абажур — все молчаливо свидетельствовало о том, что в подобной комнате убийство невозможно.　

«Конечно, я чувствую себя в безопасности, — подумала Элен. — Я ведь не одна в доме. На моей стороне сестра Баркер, хотя у нее и ужасный характер. Мне не понадобилось спать в Синей Комнате. Оутс скоро вернется. И пока что ничего не случилось».　

Но, несмотря на все эти аргументы, девушка понимала, что все время ожидает чего-то необычного, ужасного. Она прислушивалась так внимательно, что ей казалось, будто она слышит тонкий писк летучей мыши где-то на чердаке.　

Какой-то новый звук коснулся ее ушей, словно трепет натянутой струны. Потом она услышала его снова, немного громче, — слабый и жалобный, словно крик чайки.　

Кто-то негромко плакал.

Элен подняла голову и со страхом прислушалась. Случилось то, чего она больше всего боялась, — надо было принять решение, таившее в себе несомненную опасность.　

Подозрительным был уже сам факт: некто, хорошо знающий ее характер, пытался любыми путями выманить ее из дома, где она чувствовала себя в безопасности.　

Эта мысль заставила ее крепче сжать губы. Она говорила вечером, что пожалеет ребенка, плачущего в темноте под дождем. Вот вам и ребенок. Все по плану.　

Но когда слабый звук повторился, Элен полуоткрыла рот в нерешительности. Хотя среди порывов ветра было трудно определить, откуда он исходил, ей показалось, что плакали в доме. Еще более испуганная, Элен медленно двинулась вверх по лестнице.　

Чем выше она поднималась, тем яснее слышала: кто-то плакал, всхлипывая, как плачут маленькие дети или старики. Звук доносился из Синей Комнаты.　

Мелкие происшествия, сами по себе вполне обычные, складывались так, чтобы заставить ее саму разрушить последнюю линию обороны.　

Сестра Баркер была единственным человеком, с которым она сейчас могла общаться. Девушка липла к ней, словно ребенок, боящийся темноты и потому цепляющийся за руку своей злой няни. Она уже достаточно рассердила сиделку и не хотела еще раз ссориться с ней.　

Сестра может привести в исполнение свою угрозу и действительно оставить ее одну. От этой мысли Элен похолодела. Она привыкла, что всегда вокруг нее было много народа; по правде говоря, даже слишком много, так что временами она жаждала избавиться от общества себе подобных.　

Эта привычка сделала ее особенно чувствительной к угрозе одиночества. Она знала, что ее станут преследовать всякие страхи: угрожающие тени поползут по стенам, ступеньки заскрипят от шагов невидимых ног, но с отчаянием подумала: «Надо держаться!»　

Она напомнила себе, что леди Варрен отнюдь не слабая беззащитная старушка, отданная во власть грубой сиделки: в лучшие свои моменты она была ворчливой взбалмошной самодуркой, в худшие — могла стать убийцей; в молодости она перебила сотни тысяч маленьких беззащитных созданий просто для развлечения.　

Хотя Элен намеренно рисовала себе портрет леди Варрен в самых черных красках, ее, помимо воли, тянуло к Синей Комнате, и скоро она оказалась у самых дверей.　

Здесь приглушенные рыдания стали отчетливее. Они были явно непритворными: кто-то рыдал так тихо, что девушка ничего бы не расслышала, если бы специально не прислушивалась. 　

Элен дернулась, словно ее ударили, при звуке грубого крика:　

— Прекратите этот шум!　

Рыдания немедленно прекратились. Через некоторое время леди Варрен умоляюще сказала:　

— Сестра, пожалуйста, подойдите ко мне!　

Элен услышала, как сиделка тяжелыми шагами двинулась к больной со словами:　

— Сейчас подойду, но вы пожалеете об этом!　

Элен стало жарко от возмущения, и она, не задумываясь, постучала в дверь.　

— Что-нибудь случилось? — спросила она.　

— Нет, — ответила сестра.　

— Не хотите, чтобы я немного посидела с леди Варрен? — спросила Элен.　

— Нет.　

— Вот это отбрила! — пробормотала девушка и пошла прочь, но, на лестничной площадке, остановилась, услышав громкий крик боли и ярости.　

Вне себя от гнева Элен ворвалась в комнату. К счастью, сиделка не успела запереть дверь. Она стояла у кровати леди Варрен и трясла ее изо всех сил за плечи. Увидев Элен, она отбросила старуху от себя, и та повалилась навзничь, словно куча скомканных тряпок.　

— Бессовестная! — крикнула Элен. — Уходите отсюда!　

Она смотрела снизу вверх на огромную сиделку, словно Давид на Голиафа.　

— Эта старая чертовка напала на меня, — прошипела сестра Баркер.　

— У вас ужасный характер, — заявила Элен. — Я бы вас вообще ни к кому не допускала!　

Лицо сестры Баркер потемнело, словно грозовая туча.　

— Скажите еще что-нибудь, — закричала она, — и я выйду из этой комнаты и больше никогда не вернусь!　

— Конечно, вы уйдете отсюда и больше не вернетесь,— сказала Элен, которая в эту минуту чувствовала себя очень сильной и уверенной.　

Сестра Баркер пожала плечами и отвернулась.　

— Желаю вам счастья, — фыркнула она. — Когда вы останетесь одна с этой сумасшедшей, вспомните, что вы сами напросились на это.　

Дверь с шумом захлопнулась за ней, и только тогда Элен поняла, что наделала. В этом звуке было что-то мрачно-торжественное.　

Полная жалости к старой женщине, Элен повернулась к кровати и увидела, что леди Варрен уже не лежит неподвижно на подушках, а спокойно сидит с довольной улыбкой на губах.