Стало темнеть, и Элен поняла, что слишком далеко отошла от дома.

Оглядевшись, она впервые осознала, как пустынно и безлюдно вокруг. Во время своей долгой прогулки она не заметила ни одного дома, не встретила ни души. Тропинки на насыпях, закрывавших вид, стали скользкими от размокшей глины. По обе стороны дороги поднимались голые, бурые холмы, очертания которых были размыты тонкой сеткой дождя.

Все кругом внушало тяжелое чувство, долина словно замерла в ожидании неведомого несчастья. Где-то вдалеке раздавались слабые раскаты грома.

К счастью, Элен, прошла суровую жизненную школу, привыкла к трудностям, не любила жаловаться, была реалисткой, и полагала, что все подобные предчувствия  можно объяснить не вмешательством темных сил, а расстройством желудка или изменениями погоды.

Элен была небольшого роста, с очень белой, словно светящейся, кожей. Внешность ее можно было бы назвать вполне заурядной, если бы не копна густых волнистых огненно-рыжих волос. В ней не было ничего вызывающего, но она словно лучилась жизнерадостностью, ожиданием будущего счастья и встречала каждый новый день с веселым любопытством, стараясь использовать каждый час, каждую минуту для того, чтобы удовлетворить его.

Когда Элен была маленькой, она постоянно приставала к прохожим, спрашивая, который час, но не потому что это ее действительно интересовало, а просто хотелось посмотреть, какие у них часы. Эта привычка сохранилась и тогда, когда ей пришлось самой зарабатывать на жизнь, приютившись у счастливых людей, имеющих собственный дом.　

Элен боялась только одного — остаться без работы. Поэтому, прочитав объявление, что в загородном доме профессора Варрена требуется помощница, она с трепетом думала, сколько девушек откликнется на него. Вскоре Элен поняла, что ей удалось покинуть ряды безработных только потому, что дом расположен в таком безлюдном месте.　

Дом словно забрался в укромный уголок между тремя графствами на границе между Англией и Уэльсом. До ближайшего города было двадцать две мили, до ближайшего селения — двенадцать. Ни одна горничная не останется надолго в такой Богом забытой дыре, поэтому здесь постоянно не хватало прислуги.　

Миссис Оутс, которая в настоящее время восполняла этот пробел вместе со своим супругом, встретила Элен, по предварительной договоренности, на железнодорожном вокзале городка Херефорд в женском зале ожидания[1], чтобы отвезти к месту работы.　

— Я сказала мисс Варрен, что ей следует пригласить девушку из приличной семьи, — объяснила она. — Больше никто не подойдет.　

Элен согласилась, подумав, что теперь можно найти сколько угодно девушек из приличной семьи. Она кое-как пережила несколько месяцев вынужденного отдыха и была рада любому более или менее надежному убежищу и сытости после того, как долгое время соблюдала самую строгую экономию, — поскольку слова «умирала с голоду» не пристали девушке из приличной семьи. Хотя дом расположен в немыслимой глуши, место было превосходное — ей предоставили прекрасную комнату и питание, и кроме того, она ела за одним столом с членами семьи, что подчеркивало ее социальный статус.　

Для Элен это было особенно важно, поскольку давало возможность изучать своих хозяев. «Хорошо бы сблизиться с членами этой семьи, проникнуть в их тайны, — думала она. — Если редко бываешь в кино, приходится довольствоваться сырым материалом — самой жизнью».　

Семейство Варрен представляло довольно интересный объект для наблюдения. Профессор, давно овдовевший, и его сестра, мисс Варрен, были людьми пожилого возраста. Элен отнесла их к разряду «ученых сухарей», холеных и чопорных, поскольку их интересовала только наука и все человеческое было им чуждо.　

Но их мачеха, старая леди Варрен, — больная, прикованная к постели в Синей Комнате, — была совсем другого сорта. Казалось, при ее сотворении Создатель не пожалел желчи. Трижды в день ее охватывали приступы ярости. Она была кошмаром для членов семьи и прислуги. Например, вчера она бросила в сиделку тарелку с горячей овсянкой. Это был естественный и достойный настоящей леди протест против замены бифштекса с кровью, который она предпочитала всем другим блюдам, но уже не могла прожевать, на кашу. Прицел был точен, и леди Варрен достигла желаемого результата: на следующее утро мистер Оутс отвез получившую расчет сиделку в город и должен был возвратиться вечером с новой мишенью.　

Элен, которой пока не приходилось вступать в контакт со старой леди, почти восхищалась силой ее духа. Все в доме ждали, что она вот-вот умрет, но она не поддавалась. Каждое утро смерть стучалась в дверь Синей Комнаты, но леди Варрен с той же регулярностью отсылала ее прочь.　

Наряду с этим трагикомическим персонажем в семействе существовал, как предполагала Элен, классический треугольник, представленный сыном профессора, его невесткой и проживающим в доме учеником профессора, бывшим его студентом, которого он готовил к работе в Индии. Сын — умный, но некрасивый молодой человек — был страстно и безответно влюблен в собственную жену, которую звали Симона. Это была очень красивая молодая женщина, с собственными средствами, избалованная, взбалмошная и не склонная удовлетворяться любовью только своего супруга.　

Симона любила проводить эксперименты на мужчинах. В настоящее время она старалась завести роман со студентом, Стефаном Райсом, — смазливым легкомысленным юношей, исключенным из Оксфорда. Элен　сразу почувствовала к нему инстинктивную симпатию и надеялась, что он и впредь будет держать молодую даму на почтительном расстоянии.　

И дом, и его обитатели, и окружающая местность были очень любопытны, но долг превыше всего. «Уже поздно, а дел еще так много! Во что бы то ни стало надо удержать за собой новое место», — подумала Элен и сделала испуганную гримасу, взглянув на часы.

На дорогу перед ней упали тени деревьев, как прелюдия коротких сумерек. Скоро будет совсем темно.　

Дом возвышался вдалеке, как воплощение надежности и прочности, на фоне холмов, затянутых пеленой тумана, к нему вела длинная извилистая тропинка, пересекающая глубокую долину. Надо было пройти около мили, чтобы добраться до ее дна, заросшего деревьями, а потом подняться по противоположному склону к роще молодых деревьев на гребне холма, недалеко от дома.　

Элен не была трусихой, но у нее замерло сердце при мысли, что придется пройти этой долиной, напоминающей ловушку. Когда Элен впервые увидела дом, носящий гордое название «Вершина», ее поразило обилие растительности, особенно кустарника, вокруг него. Когда она выглянула из окна в первый вечер, ей показалось, что вечнозеленые деревья во дворе подползают все ближе к стенам, словно передовой отряд вражеской армии.　

Тогда девушка чувствовала, что находится в полной безопасности, словно в крепости, и наслаждалась контрастом между угрозой, таящейся за стенами, и уютными, ярко освещенными комнатами. В доме ей ничто не угрожало. Но сейчас она была под открытым небом и на расстоянии почти двух миль от своего убежища.　

«Идиотка! — сказала она себе. — Сейчас еще не поздно, лишь темнеет. Быстрее смывайся отсюда!»　

Как человек, постоянно находящийся в подчинении, Элен была лишена возможности оскорблять своих ближних, поэтому она удовлетворялась тем, что говорила грубости самой себе. Припомнив все известные ей ругательства, Элен произнесла их довольно громко и, собрав все свое мужество, осторожно, чтобы не упасть, побежала по скользкому краю дороги, поскольку середина была слишком каменистой.　

Элен не отрывала глаз от дома, который, казалось, постепенно погружался в землю, по мере того как она спускалась в долину. Перед тем как Элен потеряла его из вида, в окне Синей Комнаты мелькнул луч света.　

Девушка восприняла это как сигнал к исполнению самой важной своей обязанности: каждый вечер в сумерки она должна была обойти весь дом, запереть, все двери и закрыть окна изнутри ставнями. Раньше ей казалось, что хозяева проявляют излишнюю осторожность, но здесь, в темной безлюдной долине, все получало иной, зловещий смысл.