Да, вид в”ыгов набрался разума, наверное, благодаря разразившемуся на планете катаклизму. Потом последовал длительный период становления, осознания своей роли в мире и среди себе подобных. Начались бесконечные войны. Как без них, если места для всех не хватало, а море, где зародились первые хидры, стало усыхать? Но менялся и весь мир. Появилась возможность как раз и начать эту самую экспансию. Осваивалась вся планета. Цивилизация достигла пика развития. Но популяция разумных превысила предел, лимитируемый природой, после чего в считанные десятилетия произошло катастрофическое вымирание.

Это был закономерный итог. К сожалению, разумные, желая обеспечить себе комфорт, не только изменяют окружающую среду, но и, отгородившись от неё жилищами, наукой и культурой, они как бы замыкаются в своей оболочке и выпадают из естественного развития природных систем. Эволюции не совпадают, ибо разумная, то есть, по своему существу, искусственная, отстаёт от природной. Оттого основа жизнедеятельности: пища, вода и даже воздух – всё начинает изменяться по своим законам и уже не поддерживает жизнь разумных, а вытравляет её.

Ждущий родился в дни уже полного краха цивилизации.

В небольшом заливе моря притаилась и влачила жалкое существование кучка некогда всесильных царей природы. Здесь когда-то был научный центр, здесь сформировался разноплеменный хидр, здесь родилось теологическое воззрение о пришествии Того, Кто Остановит Время и спасёт вымирающий хидр. Это случилось после того, когда все попытки пробить прошлое не увенчались успехом, и появилась возможность построения пирамиды.

Пирамида – отчаянное усилие всего хидра – обеспечивала лишь прорыв в будущее, где этот Бог Времени должен был появиться.

Создание пирамиды поделило хидр на тех, кого можно было послать в будущее, и тех, кто мог нести лишь бремя основания этого построения. Самым «лёгким» для посылки на самую вершину, на иглу, пронизывающую время, оказался он, носящий здесь имя Маршрак.

Иван встретился на дороге времени с Симоном, поджидавшим его в точке зоха с кушерами, разбитым и крайне усталым.

– Идёмте домой, – сказал он. – Отлежусь – всё расскажу. А вы, – обратился он к кушерам через Дигона, – можете никого и ничего не бояться. Маршрак и другие вас не тронут.

Симон настороженным взглядом осматривал Ивана с ног до головы, словно ища в нём какие-то перемены.

– Досталось? – наконец спросил он.

– Достанется, – отозвался Иван.

Сказал и виновато улыбнулся. Что-то ему ещё скажут Учители о решении сунуться неизвестно куда и, главное, зачем?

Учители, выслушав его, мало чего сказали.

– С тобой, Ваня, не соскучишься, – совсем невесело заключил его рассказ Симон. – С одной стороны, наши знания о дороге времени расширились. А с другой, – он помолчал, – всё так усложняется!

– Да уж, – скучно поддакнул Сарый. – Ты-то сам что решил?

Простой и, в принципе, закономерный вопрос Учителя подтвердил опасения Толкачёва: никто ему в этом деле не помощник. Только он сам в ответе за всё, и никто другой не подскажет ему, делай так-то и так, поскольку для любого ходока возможности КЕРГИШЕТА – запредельность.

По истине, что можно посоветовать, совершенно не зная того, что эта запредельность из себя представляет, и даже как она выглядит?

– Пока не знаю, – неопределённо сказал он, считая свой ответ исчерпывающим.

– Перестань, Ваня! Не играй перед нами, – сведя брови, посоветовал Симон. – Ты будто бы не знаешь, но мы-то тебя знаем. Сейчас ты колеблешься. Это естественно. Пройдут же два-три дня – и ты созреешь. Тут другое… Если для них прошлое непробиваемо, то можно ли его у них там пробить вообще, в том числе и тебе? Ты бы вначале выяснил, а уж потом давай окончательное согласие.

– Не соглашался я ещё!

– Так согласишься, – Симон не обратил внимания на досадливое восклицание ученика. – Но проверь… И знаешь, Ваня… Честно скажу, я бы сам с удовольствием посмотрел на мир в”ыгов.

– Ха! Ха! – раздельно выказал своё отношение к заявлению Симона Сарый. – И тебя туда же?

– Не изображай из себя, Камен, старушку, вконец засидевшуюся в девках. У самого, поди…

– Нет и нет! Что, у нас тебе здесь забот не хватает? Скажи, что с очередным прорывом будем делать? Мы же до сих пор не знаем, кто и как…

– Камен, – укоризненно посмотрел на него Симон.

– Это я тебе должен так сказать, а не ты мне! – неприязненно отрезал Сарый.

– Камен!..

– Что-то опять случилось? – насторожился Иван, чувствуя неприятный холодок от мысли, что ещё одно не закончилось, как назревает другое.

Сколько раз он уже вот так спрашивал Учителей, а они, когда с досадой, а когда, смущаясь, открывали ему ещё что-то новое, таящееся и случившееся на дороге времени.

– Случилось, – тут же подтвердил Симон. – Но ты, раз уж решил то попробуй помочь в”ыгам. А это терпит.

– Ты уверен?! – воскликнул Сарый. – Кто-то из них сейчас шарит в поле ходьбы, а ты – терпит?

– Никто ещё нигде не шарит. Да и прорыва, может быть, никакого не было. Мало кому что померещилось. У страха глаза любая тень даже в ясный день некоей чертовщиной чудится. Проверяем.

– Что за прорыв? – попытался узнать подробности Иван, однако Учители распространяться на эту тему не нашли нужным, напомнив ему о предстоящем непростом деле.

Ночь длинных, как жизнь, суток шестого мая тысяча сто сорок седьмого года до этой эры на будущих Пулковских высотах бесповоротно вступила в свои права.

В реальном мире – холод и пронизывающий ветер.

Поэтому, как только ласковые руки Ил-Лайды сомкнулись на его шее, Иван шагнул в вечную весну парка Кап-Тартара, где солнце и любовная нега на время отвлекли его от мрачных размышлений и терзающего вопроса: как поступить?..

Как и предсказывал Симон, Толкачёв созрел сыграть роль Того, Кто Остановит Время для хидра в”ыгов, но не чувствовал в себе никакой особой решительности кинуться в провал времени, предлагаемый Ждущим. Находил для себя всё новые и новые отговорки, порой как будто даже существенные, то бессодержательно беседовал с Сарыем, где Учитель чаще всего выступал статистом, потому что понимал его и не навязывал своего мнения.

Так тянулось долго. Иван уже стал себя называть тряпкой и болтуном, пока, наконец, сказав: – А, что будет, то будет! – встал на дорогу времени и направился к шатру Маршрака.

Маршрак внимательно выслушал условия Ивана.

Они досконально были обдуманы им и включали в себя несколько пунктов.

Предварительная и ни к чему не обязывающая проверка возможности проникновения в прошлое, ко времени основания пирамиды. Если это, первое условие, пройдёт успешно, то затем необходима тщательная разработка очерёдности пробивания членов хидра. Здесь он совершенно не представлял, с какого края начать: с верхушки пирамиды или с её основания, тем более что смутно вырисовывалась и тревожила проблема с умершими создателями пирамиды. Так как во всём этом просматривалась авантюра, в которой ему предстоит активно участвовать.

И последнее, каковы гарантии его возвращения в свой мир?

Для него самым болезненным и зыбким условием, к которому он возвращался постоянно, обыгрывая в уме возможные неприятности, поджидающие его в толще лет, – было последнее. Воображение того, что он навсегда остался в хидре, порой заставляло его даже непроизвольно вздрагивать и просыпаться не вовремя.

Поэтому, выдвигая свои условия, Иван, в основном, остановился на этом.

В”ыг согласился со всеми его требованиями, утверждая при этом, что в хидре уже давно подобное предполагали и всё уже готово для выполнения задуманного.

А предполагалось, учитывая вопросы и заинтересованные комментарии КЕРГИШЕТА, сделать так.

Взяв одного, лучше двух, выделенных специально для такого дела, в”ыгов, Тот, Кто Останавливает Время (иначе теперь Маршрак не называл Ивана, а тот уже начал привыкать к своему новому имени или прозвищу и не спорить), попробует их пробить до желаемого времени и места в прошлом.