– Поэтому будь здесь безвыходно. А я уйду… Ты помнишь Камни Забвения?.. Вот-вот. Они просуществовали почти пятнадцать лет. Этого нам достаточно, чтобы найти там приют.

– На них долго не высидишь. Жарковато там. Камень голый, да и газы. Не продохнуть.

– Потерпим. Не до комфорта. Попробуем обжить… Как только объявится Ваня, уходите с ним туда же. Ваню попроси походить и здесь и там во времени. Пусть посмотрит, не напал ли кто на наш след.

– А дон Севильяк?

– Я сейчас подумал – он сюда не придёт. Я же, Камен, поищу остав-шихся ходоков, даже тех, кто давно не приходил на наши встречи. Осо-бенно поищу Молье, Сартука и Дердецкого… Ты давно Дердецкого видел?

– Давно. Он мне не понравился. Мешки под глазами. Голос хриплый… Зачем они тебе?

– Пора против Радича бороться его же средствами: объединиться, выработать программу действия…

– Война ходоков?

– Какая там война. Очередная драчка… Смотри веселее, дорогой. Привет Ване!

Симон проворной походкой вышел из квартиры, огляделся на лестничной площадке и стал на дорогу времени, искусно обходя многочисленные точки недоступности – проруби и тонкости льда, – густо покрывшие его пространственно-временное поле у дома Толкачёва.

Радич непритворно покачиваясь от выпитого вина, в пёстром халате и в неизменной дорогой, в алмазах и других драгоценных камнях, чалме правоверного мусульманина, не склоняя головы перед низким входом, ступил на порог подземелья. Пахнуло сыростью и зловонием, накопившимся за столетия. Подрагивая крыльями носа, Радич передохнул, привыкая к воздуху, и в окружении живописной группы единомышленников, подсвечивающих темноту электрическими фонарями, не без робости стал спускаться вниз по осклизлым древним ступеням.

Шорох десятков ног наполнил пространство ухающими звуками и шелестом, скрадывающими голоса идущих, хотя разговаривали они довольно громко и экспансивно.

– Господин, нельзя его отпускать! – плачущим голосом отчаянно пытался докричаться Владимир, отталкивая неповоротливого Эдуарда, оказавшегося у него на дороге к Радичу.

Эдуард не уступал. Между ними произошла короткая потасовка. Владимир упал, прокатился по ступеням, но зато оказался перед Радичем. Он возражал против освобождения дона Севильяка, пытался прямо на пальцах отсчитывать причины, по которым, как ему казалось, не следовало этого делать,

– Он же троих стоит. Второй раз нам с ним не справиться. Он кого-нибудь из нас покалечит или убьет.

– Например, тебя, – глумливо гоготнул Арно, пьяный, разомлевший и довольный своим высказыванием. – Ноги повыдергает! А?

– Я не только о себе, – не унимался Владимир, потирая ушибленные при падении места. – Разве можно выпускать на волю зверя?.. Как хотите, – выкрикнул он, – а я за себя не ручаюсь! Пристрелю и всё!

– Ах ты, мразь! Попробуй только! – Арно осветил фонарём мелкие, искаженные злобой черты лица Владимира. – Я тогда тебя как муху прихлопну!.. Ну, Джо. компанию ты набрал…

– Не твоя забота! – капризно отозвался Радич, наполненный собст-венным величием, властью и предстоящим разговором с доном Севильяком.

Разговор казался ему не трудным, скорее забавным – игра в кошки-мышки: он ловит, а дон Севильяк неумело прячется.

Вначале – продумывал программу предстоящего свидания Радич – он вдосталь наговориться с чудаковатым доном, который никогда не был Севильяком, и тем более, доном. А соединил, по своему невежеству, в нелепом сочетании титул испанских грандов и французское имя. Насмотрелся, наверное, в детстве пошлых фильмов, чтобы выделиться из толпы таких же, как и он, мальчишек, бедствующих в трущобах то ли Стамбула, вольготно раскинувшегося на кончиках двух непохожих континентов и вобравшего в себя эту непохожесть, то ли Афин…

Впрочем, кто он такой и откуда появился в этом мире, никто определённо не знал. Да и надо ли знать?

Потом он, Радич, сделав широкий жест расположения и благородства, отпустит из мешка Сола этого забавного полутурка-полугрека… Или араба? А, отпустив, тем самым заставит навести его на след Симона и нового ренка.

О новом ренке Радич думал с раздражением, с каждым днём всё большим. Как будто появление того отняло у него нечто важное и заключало в себе ещё не осознанный Радичем до конца вызов. Вызов всему тому, что он делал, чем и как жил. Да и в облике новичка сквозила странная независимость. Затаились непредсказуемые поступки, такие как у Арно.

Подумав об Арно, Радич невольно покосился на него снизу вверх. Красив… И тот, новый ренк. такой же. Как они похожи. И рост, и внеш-ний облик… Возможно, не случайно.

Вдруг неслучайно?!

Радич даже приостановился, поражённый этой мыслью. Испугался её.

– Чего стоим? – спросил кто-то сзади.

– А… Да, – отозвался Радич и снова стал спускаться вниз, но без недавнего удовольствия от предстоящего показного акта освобождения дона Севильяка.

Наконец ступени кончились.

Глубоко под землю ушёл мешок Сола со дня своего создания.

В тесном сводчатом помещении от недостатка кислорода тускло коптил факел. Он едва освещал тяжёлую металлическую дверь, устро-енную в противоположной от спуска лестницы стене, и полдюжины вооружённых людей, охранявших круглосуточно эту дверь по приказу эмира. Охрана была выставлена, несмотря на то, что дверь была хорошо пригнана к каменным блокам и закрыта на мощные запоры.

– Гнасис, убери их! – распорядился Радич, имея в виду стражу.

– Ур-ур! – бросился исполнять приказание Гнасис, выталкивая стражников взашей.

– Прекрасно, брат, – снисходительно похлопал его по плечу госпо-дин. – Ты их хорошо выдрессировал. Хвалю! А теперь давай сюда… – Радич торжественно помедлил, – дона Севильяка.

– Но, господин…

– Если ты не понял, то повторяю. Пригласи сюда дона Севильяка. Мы будем с ним иметь беседу.

Гнасис замялся, жалобно посмотрел на ходоков, но те не замечали его беспокойства: ждали окончания инцидента.

– Он трусит, Джо. Пошли Владимира.

– Господин! Арно хочет лишить тебя самого верного сподвижника. Севильяк меня убьёт. Или я его… Я боюсь… – Владимир припал к ногам Радича.

Джозеф оттолкнул его загнутым носком усыпанного драгоценными камнями башмака.

– До чего мне всё это опротивело, скажу вам откровенно. Эта ваша постоянная грызня. Чего вам не хватает?.. Перестаньте! Поистине, связался с подонками… А ты, значит, не боишься? Так иди и приведи его.

– Я-то приведу, – глухим голосом пообещал Арно, – но ты отбери оружие у этого «сподвижника».

– Владимир! – рявкнул Радич, не на шутку выведенный из терпения. – Пистолет!

– Не отдам! – огрызнулся Владимир и отполз к стене. – Ой!.. Сволочи!

Гнасис и Эдуард заломили ему за спину руки, а Тойво проверил карманы.

– Во! Целых три!

Арно мрачно засмеялся.

– Ну, всё! Давай, открывай двери!. – позвал Радич Гнасиса, запыхавшегося от возни с Владимиром. – А ты, – обернулся он к Арно, – коль вызвался, так иди за ним.

Появление Сола в пределах видимости работающих людей было для них подобно току, колыхнувшему их массу, – они побросали работу, и все без исключения пали ниц.

Толкачёв наблюдал развернувшуюся перед ним сцену из-за кустов, потрясённый увиденным и до конца ещё не осознавший происходящего перед ним. Всё это было так неправдоподобно для такого далёкого прошлого. Но, поставив себя на место этих людей, он постепенно проникался, помимо своей воли, их чувствами и страхами, так что вскоре уже с неподдельным волнением наблюдал за представлением, устроенным Солом.

А тот творил чудеса.

С точки зрения обычного человека, самые настоящие чудеса.

Чудеса, которые могли породить веру в богов или их антиподов.

Он будто бы стал выше и значительнее, совершенно изменил походку – на медленную и тягуче плавную, руки его делали пассы фокусника, а сам он время от времени таял на глазах поражённых зрителей, приотставая от реального времени, и вновь проявляясь уже в другой позе и с новым выражением не такого уж бессмысленного, как вначале показалось Ивану, лица.