Чуть позже, когда цилиндр удалился, по моим расчётам, лет на пятьдесят, опять же, конечно, условно, свечение вокруг него усилилось, вспыхнуло разбухшим шаром и погасло. Возможно, где-то там уже ничего не существовало…

Всё это длилось несколько мгновений, а мне показалось – часы.

Я, словно заворожённый недобрым взглядом встретившегося в лесу человека, забылся и поплатился за невнимательность. Куда бы теперь я ни делал тот единственный шаг, который должен был вывести меня к колышку, кончался неудачей. Свет включённого фонаря также не находил отражённого от него луча.

Через некоторое время у меня противно вздрогнули колени: я не знал, куда надо было идти, чтобы вернуться в институт, а чуть позже, и вообще, – в своё время, к своему стабильному веку.

Иван запаниковал, считая себя потерянным за границей передового будущего. Он заметался, боясь делать более двух шагов в одном направлении.

Остановился, одумался. Поругал себя, называя трусом. Чтобы успокоиться, заставить себя осмотреться, на сколько это будет возможно, и спокойно оценить обстановку, стал неторопливо поворачивать вокруг своей оси.

Вглядываясь в темноту, Иван далёк был в эти минуты от глубокого философского созерцания или осмысливания происходящего где-то, всего в нескольких шагах от него, таинства творения времени ли, пространства ли, или того и другого вместе взятых. А отрывочные мысли, которые рождались у него в голове, были навеяны чтением популярной литературы и разговорами с сотрудниками института. И хотя, возможно, в них имелось разумное начало, они, на самом деле, естественно, не соответствовали всему тому грандиозному и сложному процессу рождения из непонятного хаоса первичного континуума, служащего основой и продолжительности, и протяженности искристой, богатой светом, теплом и жизнью Вселенной, значит, и Земли и всего находящегося на ней.

Как происходит это вечное непрерывное воссоздание?

Может быть, всё сущее проецируется на будущее, в недрах которого вначале возникают непостижимым образом некие бесплотные тени? Затем они густеют и твердеют, поспевая принять нужную форму или основу как раз к тому моменту, когда происходит соприкосновение (миг настоящего!) старого и нового миров или только понятий – прошлого и будущего. После чего новый мир мгновенно обретает память старого, но вносит и своё, подвергая её малым, едва заметным изменениям, в силу тончайшей неоднородности, неощутимого запаздывания, мелких, невидимых нам ошибок, и тем самым, создавая развитие, эволюцию?

И случаен ли этот процесс?

По-видимому, да.

Иначе как объяснить, скажем, катастрофы в реальном мире? Будущие слепки прошлого могут быть с изъяном, и мы видим взрывы звёзд и даже целых галактик. Но там умопомрачительные энергии вступают в соприкосновение с первозданным хаосом.

А наша Земля?

Она тоже движется вперёд, меняя свой облик и внутреннюю структуру. И на ней, малой и ничтожной, по сравнению с галактиками и звёздными системами, происходят изменения, связанные с глобальной неоднородностью будущего. И тогда возникают трансгрессии и регрессии океана, наползают и отступают ледники, перенапрягаются недра планеты, что приводит к землетрясениям и взрывам вулканов, происходят другие непонятные явления; многие из них десятки, сотни раз, приводили к массовому вымиранию многих видов и классов живых организмов на Земле…

Не о том, конечно, думал Иван, всматриваясь в жутковато мельтешащую светотень, где творился будущий мир. И не мог думать о подобном, потому что ему вдруг показалось, что он стал слышать какой-то звук, похожий на щёлканье в телефонной трубке при наборе номера. Приложив к ушам ладони, он покрутил головой, но так и не определил, откуда он исходил.

Звук усиливался.

Слева от Ивана осциллографическим светом темноту перечеркнула полоса огня, похожая на ствол могучего дерева, раздробленного в комельной его части на множество изломанных ответвлений. Как будто вывороченное бурей, это дерево топорщилось корнями, распластанными лишь в стороны из-за скудности или скалистости подпочвенного слоя.

Луч света мог быть направлен из будущего в прошлое, и Иван по-чти бессознательно повернул в сторону, противоположную огненно-напряжённому корневищу, и сделал два решительных шага, не зная толком – уходит ли он к прошлому, к линии передовое будущего, или ещё больше погружается в пучину рождения пространства и времени.

Всё нарастающий звук сорвался в грохот, поток света расширился, охватил Ивана и закружил его в громыхающем вихре…

Уже потом Иван вспоминал чудную мозаику картинок, что привиделись ему в круговерти света и звука. Они мелькали и пропадали мелкими штрихами, складываясь в некое видение.

В бездонной пустоте проявлялась белёсая ячеистая конструкция, она ломалась, её пронизывали подобные молниям бледные струи и низвергались к вспучивающемуся центру, что клокотал огненным шаром. И чем больше он вспухал, тем темнее и спокойнее становилось его свечение, постепенно исчезающее под пологом густой газовой оболочки, а под ней плевались в космос вулканы, будто пытались всё создаваемое вернуть назад, в пустоту; дрожала и сминалась неустойчивая кора, пучась под напором внутренних сил. В разрывах кипел праокеан, творя варево для обретающих подвижность созданий, быстро захватывающих толщу остывающей воды и дно океана для жизни, смерти и разбоя. Они выползали на сушу, покрытую изумрудно-радостной зеленью…

Вот показались знакомые очертания материков, по ним побрели динозавры, которые тут же сменились привычными с детства животными и лесными просторами, в мгновение ока вырастали города, зазмеились дороги, проложенные людьми…

Свершалось вечное творение земного мира, из ничего – до его настоящего состояния?..

Иван подобно мешку, перекинутому через круп лошади, висел на каменном уступе над краем стремительного потока, яростно расталкива-ющего теснину гор.

Где он, что он?

Первозданная природа окружила его. Каньон просвечивался насквозь лучами низкого солнца. В стороне, так же низко над горизонтом, висела анемичная Луна, наполовину съеденная голубизной неба.

Утро?

Иван встал на камень, посмотрел вниз – на пенистую воду, вверх – на иззубренный край пропасти, перевёл дыхание.

Решил не отвлекаться на окружающее, а сосредоточиться на одном: куда это его могло выбросить в реальном мире?

Но на самом деле получалось иное. Он всё время думал о другом: сможет ли он отсюда выбраться? Знал, что надо бы вначале получить ответ на первое, тогда только появиться возможность выполнения второго, но нетерпение захватило его, и он стал на дорогу времени.

Темнота… Неопределённость…

Он стоял в них и чего-то ждал. Долго ждал. Однако ничего не случилось. Ни звука, ни лучика света, ни предположений, в какую сторону всё-таки надо идти.

Небытие!..

Разочарованный и оглушённый этим, он немного, всего на шаг, сместился в пространстве и снова проявился в реальном мире.

Дикий горный край предстал перед ним. Снежные вершины гордо и мудро покоили свои седые головы надо всем, что лежало ниже их. В небе парили громадные чёрные птицы, и висело одно единственное ало-розовое облачко, словно на закате.

Пронизывающий холод охватил ходока.

Прочь отсюда, на равнину, ближе к теплу!..

Липкая жара отняла у него все силы и отодвинула далеко-далеко прожитое, как будто вся жизнь его и поступки в ней потускнели и проис-ходили так давно, что и не с ним точно это было, а с кем-то другим.

Почти не сопротивляясь теплу и неге, Иван заснул в точке прояв-ления под высокими, раскидистыми деревьями, и проспал без сновидений часов десять кряду.

Проснулся сразу, всё вспомнил, поёжился от мокрой прохлады: наступало росистое утро, и воздух ещё не прогрелся.

Несколько движений через поле ходьбы по планете убедили его не только в полном отсутствии на ней разумной жизни, но и даже животного мира.