– Да, я слыш-шал-л, – пьяно ответил он и вскинул падающую на грудь голову.

– Вот и катись, если слышал.

– А-а… Уж не-ет… А похмелиться?

Ходоки снова посмеялись. Арно похлопал дона Севильяка по плечу.

– А ты того, старина, спился потихонечку, а?

– Угу… Ладно, я пш-шёл, – сказал примирительно недавний узник мешка Сола и стал на дорогу времени.

– Тойво, Эдуард и… ты, Арно, не спускайте с него глаз, – распорядился Радич, проводив взглядом тускнеющий силуэт дона Севильяка.

Симон с присущей ему внимательностью, не перебивая и не задавая каких-либо преждевременных вопросов, выслушал несколько сбивчивый рассказ Ивана. Меланхолично потёр колени вздрагивающими руками. Иван закончил описание своих приключений и расслабился, усаживаясь удобнее на камне, подогретом внутренним теплом Земли.

– Хорошо, Ваня, – вздохнул Симон, с участием глядя на усталое, заросшее щетиной лицо КЕРГИШЕТА. – Ты и вправду сделал всё хорошо… Фантастически хорошо. Хотя, честно скажу, у меня была всё-таки слабая, но надежда, что мешок Сола и он сам, будь он неладен, – легенда не более того… – Он несколько оживился. – Какой дьявольской выдумки был этот Сол. Ты правильно заметил. Поистине гений… или кретин… Но задумал и осуществил! И это за столько лет до нас, до исторического времени… Мне, признаюсь, хотя я в мешок Сола верил не очень, казалось, более позднее его появление, скажем, в пятом или шестом тысячелетии до нашей эры, в тёмные для ходоков годы… Давно, значит, действует мешок. Но тогда напрашивается вывод…

– В мешке есть вход и выход в сравнительно недавнем прошлом, – вставил Иван. – Хотя я думаю, мне надо будет по нему пройтись и посмотреть. От начала до конца. Вдруг кого-то надо будет освободить из него.

– Посмотри, если есть желание. Но ты прав, Ваня, в том, что там есть вход, сделанный недавно, а то и всегда существовавший, – прищурив левый глаз, согласился Симон. – Иначе в наше время из него не попасть никому. Кроме тебя, естественно.

– Надо искать. Я там ничего подобного не видел.

– Надо-то надо, но погоди. Вначале я там сам похожу, посмотрю. Думаю, дон Севильяк простит нам эту осторожность и новую задержку в его освобождении.

– Вот тут-то как раз… у меня не всё. – Иван повёл глазами по островку. – Я видел дона Севильяка.

Симон вздрогнул.

– Почему сразу не сказал? Где видел?

– Сейчас он спит у себя дома. Он пьян. Так что вначале рассказал о мешке Сола.

– Давай, Ваня, опять всё по порядку.

– Хорошо, – Иван поменял позу: сидеть на камне было неудобно. – Я уже возвращался по временному следу, оставленному мешком Сола, и нечаянно, примерно в середине пятнадцатого века, увидел в поле ходьбы дона Севильяка. Я редко вижу ходоков в поле ходьбы, да и то когда иду с ними рука об руку, как, например, с Сарыем или с тобой. Но я никогда ещё никого из ходоков на дороге времени просто так не встречал. А тут… Очень удивился. Он тоже шёл, лучше сказать, брёл по направлению в будущее. Видок у него, скажу прямо, ниже среднего. И пьян он. За ним следили. Одного я видел.

– Как выглядит?

– Рыжий такой. Подбородок длинный и вперёд выдается.

– Это Тойво. Я его хорошо знаю. Странно, что его-то прельстило связаться с Радичем? У него проблемы со здоровьем, а они там себе в вине не отказывают…

– А вы, я имею в виду и тебя, разве не пьёте вина?

– Ваня, не лови на слове. Я и другие пьём, конечно. Но, – Симон поднял указательный палец, – в меру… Ты на Камена не наговаривай. Слышал я, что он, якобы, к тебе как-то заявился в непотребном виде. Было?

– Ну… – засмущался Иван.

Ему не хотелось что-то неприятное говорить об Учителе.

– Запомни, Ваня. Камен вообще не пьёт, а то, что ты видел… Это, Ваня… Не будем об этом… С тобой говорить тяжело… Давай-ка, вернёмся к Тойво.

– К Тойво так к Тойво, – легко согласился Иван.

– Я вот хочу понять логику его поведения. Он человек вообще-то тихий. И у него любовь к дереву. В том смысле, что он прекрасно режет по дереву. В прошлое ходит за ливанским кедром… – Симон провёл ладонью по щеке. – Вообще, группа Радича, по логике вещей, не должна была состояться. Чем же он их всех подкупил? Неужели только безнаказанность объединяет их? Вот, Ваня, ты, как сейчас говорят, человек новой формации, с высшим образованием и политически грамотный, – неожиданно высказался Симон и с прищуром стрелка посмотрел на Толкачёва. – Как ты думаешь, что их могло сплотить? Ради чего они объединились?

Иван передернул плечами.

– Я же их совершенно не знаю, так что трудно что-либо предполо-жить. Впрочем, я уже об этом думал. То есть думал не о них конкретно и не о том, что их могло связать, а о ходоках, о вашем, вернее, сектантстве…

– И что?

– А ничего! – почти в запальчивости выкрикнул Иван. – Вы с ними знакомы, и то в тупике. То ли одно, то ли другое, а там, поди, третье. Угадай, что движет человеком, у которого столько возможностей, а он проводит свою жизнь в компании позабывших об этих возможностях.

Симон улыбнулся своей летучей улыбкой.

– Потому-то я тебя и спрашиваю. Что, по твоему мнению, может объединить людей, если каждый из них имеет не только способности ходить во времени, что, в принципе, может послужить причиной консолидации, но у них разные вкусы, воспитание, национальность и сама способность проникать во время осуществляется на разную глубину? Мне интересно, что предположишь ты, а то я уже по кругу стал ходить, думая об этом.

– Идея, – неуверенно вымолвил Иван, все ещё не понимая толком, к чему клонит Симон, выясняя его мнение.

– Допустим. Но какая?

– Трудно сказать.

– Не любишь, Ваня, думать. Плохо. Учись думать…

– Почему это Вы так решили? – слегка опешил Иван, всегда считавший себя думающим человеком, не в пример другим.

– Ладно, не будем об этом… – примирительно сказал Симон. – Ты посиди тут, а я пойду посмотрю на него. – Заметив молчаливый вопрос Толкачёва, пояснил: – На дона Севильяка. Что там у него. Честно скажу, соскучился по нему.

Вернулся он нескоро. Толкачёв успел не один раз пересечь мало удобный для ходьбы островок от одного берега до другого, подумать над вопросом Симона, но так и не пришёл ни к какому более-менее удовлетворительному выводу.

– Мне удалось повидать его, – сказал, появившись, Симон. – Он точно пьян. За ним такого не замечалось.

– Как удалось? Его что, не стерегут?

– Стерегут. Как же. Да стража поменялась. – Симон опустился на камень и потер колени ладонями. – Сейчас при карауле Владимир, а он невнимателен. Нервный очень. Из него ненависть так и брызжет, что искры бенгальского огня.

– К кому?

– Ко всем… Такой уж он человек.

– А давайте украдём дона Севильяка, – предложил Иван, которому хотелось действовать, несмотря на усталость, иначе ему было не по себе от всех дел у ходоков, свалившихся на него как напасть. – Заодно и с Владимиром посчитаюсь. Подлец же?

– Да, – кивнул Симон. – Человек он неприятный и нехороший. А ведь родился и вырос в неплохой семье. Окончил университет. Да вот только искал всю жизнь лёгкой жизни. Бросил родителей и свою страну. Сбежал. Это ещё до того, как стал ходоком. Кстати, он твой соотечественник. А кажущаяся безнаказанность ходока во времени вообще совратила его. Мы неоднократно с ним говорили, предупреждали его, но у него, извини, Ваня, за выражение, сволочной характер. Жаден и невоздержан. Завистлив. Вот таких людей, как он, точно надо бы сажать в мешок Сола на отсидку, до вразумления. Честное слово!

– Так в чём дело? Давайте посадим.

Симон устало отмахнулся.

– Не будем подражать Радичу. Мне кажется, сейчас наступила кульминационная точка во всех событиях. Сейчас и мы, и они ждём, когда проснётся дон Севильяк и начнёт что-то делать. Вот тут кто кого перехитрит. Перехитрить надо нам.

Иван встал, отряхнул джинсы, потянулся до хруста в костях. За неровностями каменных нагромождений маленького острова шумно билось море, временами перекрывая подземный гул, денно и нощно напоминающий о ненадёжности временной тверди, приютившей ходоков.