Но с появлением ожидаемых дона Севильяка и Манеллы процесс реализации ходоков в реальном мире не закончился.

Метрах в пяти от первых двух объявились округлые формы Кристофера – Пэбэ, а следом за ним – чуть в отдалении – ещё двое выскочили из поля ходьбы, продолжая доказывать что-то друг другу. Их разговор начался где-то там, в межвременье, не закончился и здесь, на острове в реальном времени.

Всё новые и новые ходоки, будто вылупленные из воздуха, появлялись то здесь, то там. Восклицания и приветствия наполнили лысую площадку на вершине острова.

– Во, сколько их! – неодобрительно заметил Сарый, соизволив, наконец, повернуться к Ивану и Симону. – Ты назвал?

– Ты, я смотрю, тоже расстарался, – огрызнулся Симон. – Будто не знаешь правил.

– Потому и позвал, что знаю, – невозмутимо сказал Сарый. – А те позвали других…

– Так какого рожна!? – вспылил Симон. – Кого ещё?

– Окту и Иосифа.

– Вижу уже… Кого других?

– Ну-у, – явно заволновался Сарый, коротко поглядывая на Ивана, проверяя его реакцию. – Серж будет и…

– Не может быть! – воскликнул Симон. – Откуда… А-а, вот и он. Точно Серж. Исхудал-то как! А с ним… Ты что, Камен, с ума сошёл? Круму позвал. Он же здесь всех перессорит.

– Ну и что? – взъерошился Сарый и стал вставать. – Крума что, не ходок? Сейчас вот и Перкун должен быть…

На просторной площадке будущих Пулковских высот становилось тесновато. Здесь встретились не только современники, но и те, чей день рождения разнесён во времени больше чем на две-три тысячи лет. Оттого в подавляющем их числе они были незнакомы Ивану. Кроме того, их походное одеяние для ходьбы во времени резко отличалось от носимого современниками КЕРГИШЕТА.

Иван уже походил в прошлое, у него случались встречи с ходоками тех древних времён. Но все эти встречи происходили, в основном, в реальном мире, где ходоки проживали в своём настоящем, то есть в обычной для них среде. Он мог пересчитать по пальцам тех, кто с ним оказывался в поле ходьбы. Сол, Шлом, Раптарикунта, представитель школы ходоков, выведший его к Солу… Уленойк… Вот, пожалуй, и всё. И все они становились на дорогу времени накоротко, поэтому шли в поле ходьбы в заурядной одежде. Сейчас же многие из них вырядились по-походному, ориентируясь на представления своих эпох: стёганые халаты и тяжёлые тёплые тюрбаны, утеплённые куртки и малахаи, сапоги из кожи и бересты, мешки и плетёные короба за спинами, мечи, акинаки, кинжалы…

Не менее полусотни ходоков разных возрастов (кто знает, быть может, в промежутке от тридцати лет и до тысячи) и пола, скопилось на верхушке острова.

Иван оказался в центре пристального, и даже назойливого внимания.

Если на первой встрече с ходоками в Норвегии он обиделся на них за то, что они не заинтересовались его персоной, то теперь он сполна хлебнул такого интереса и понял, что это отнюдь не льстит, а сильно стесняет и раздражает.

Правда, они не теребили его, не приставали с глупыми вопросами, не выказывали каких-либо несдерживаемых эмоций по отношению к нему. Но он видел их лица, повёрнутые к нему. Кристофера, шныряющего между ними и порой показывающего в его сторону рукой. Сурового Перкунаса, который, похоже, под стать всем остальным, судачил теперь о нём с обступившими его рослыми и бородатыми ходоками – явно его современниками.

А горящие глаза женщин и вовсе повергли Ивана в смущение.

Он повернулся ко всем вполоборота и умоляюще посматривал на Симона. Тот хмурился и был занят, как оказалось, совершенно другим.

– Ай да Камен! – наконец сказал он. – Когда же ты успел?

– Ты что думаешь, это я их всех назвал? Да они как при пожаре в степи весть разнесли. Одна Манелла, посмотри-ка, десятка два своих клушек привела. Да ты только посмотри! Даже Литара объявилась, не поленилась оторвать свой необъёмный таз от седалища властителей тарковиков… Да уж…

Симон и Сарый разом, будто после тяжёлой и неприятной работы, вздохнули и перестали пререкаться.

Иван непроизвольно поискал глазами Литару, о которой с таким беззастенчивым сарказмом высказался Сарый. Однако ничего подобного на необъятный таз, по выражению Учителя, не увидел, зато вдруг встретился с взглядом огромных зеленоватых глаз на оливковом овале прелестного лица.

Девушка, а на вид ей исполнилось едва ли, может быть, лет семнадцать-восемнадцать, стояла чуть в стороне от плотной группы женщин, словно занявших оборону в виде каре против многочисленного врага, подступившего к ним вплотную со всех сторон. Пестрота их одеяний резко контрастировала с простеньким и слегка расклешённым, коротким – до середины бёдер – цвета травы платьицем девушки, без рукавов и с просторными вырезами для рук. Лёгкие сандалии с ременной плетёнкой до колен подчёркивали стройность её крепких ног…

Назови сейчас кто-нибудь имена Лоретты или Напель, Иван, наверное, не смог бы вспомнить, кто они такие, так как мир и время со своей суетой, словами и красками на мгновение исчезли, выцвели, затихли, растаяли и погрузились в зелёное марево девичьих глаз.

В груди гулко и часто застучало сердце…

– Ваня! – повторил несколько раз Симон, прежде чем вывел ученика из забытья. – Пожалуй, других уже не будет. Нам пора.

– Кто это?

Симон проследил остановившийся взгляд Ивана, недовольно поджал губы.

– Эта?.. Ил-Лайда. Дочь…

– Не слушай его, Ваня, – вмешался Сарый. – Он тебе наговорит о ней что-нибудь не так, а она славная девушка. Ты приглядись к ней получше и обрати на неё внимание.

– Внимание на неё обращали многие, да где они? – не остался в долгу Симон. – Арно, на что хорош, так она его…

– Перестань брюзжать! – прервал его Сарый. – У неё выбор…

Девушка отвернулась, чтобы что-то сказать, стоящей рядом с ней, высокой, слегка сутуловатой женщине, и… отпустила Ивана.

– А где Арно? Я его давно не видел.

– Я тоже, – отозвался Симон. – Где-то бродит или осел во времени, прижился. Вообще, компания Радича распалась и растворилась в веках.

– Арно захотел покорить её с лёту, вот она его и отшила, – вернулся к разговору об Ил-Лайде Сарый. – Но она сейчас в том прекрасном возрасте, когда ищут. У неё пора. Так что, Ваня, и вправду присмотрись к ней, но не обижай, а подойди с лаской.

– Её обидишь, – гнул своё мнение Симон.

– Пробовал что ли? – подначил его Сарый.

– Фу на тебя, старый! – дунул на него Симон и озабоченно огляделся. – Никого нового. Все как будто собрались, а мы тут с вами болтаем непонятно о чём. Пора двигаться.

– И то верно, – недовольно заметил Сарый. – А то день встречи устроили. Ты посмотри на них. Во как галдят!

– Да, уж… Всё-таки собралось больше, чем надо было бы для первого раза.

– Ваня справиться, – сказал Сарый.

Взявшиеся за руки ходоки, чтобы не растеряться в поле ходьбы, составили длинную цепочку. Центром её оказался Иван. Левую руку его решительно ухватила Манелла, возглавив, таким образом, женскую половину цепи. По правую его руку первым встал Симон и за ним – остальные мужчины.

По команде, поданной негромко Симоном, все встали на дорогу времени и… тут же Симон сказал Ивану:

– Пришли, Ваня. Оглядись. Что видишь?

Слева зябко поводила плечами и жалась к Ивану Манелла. Оправдывалась:

– Морозит. Слишком близко подошли. Моя Кахка – льды и метели.

– Да, – поддержал её Симон, переминаясь с ноги на ногу. – Мне тут стоять неудобно, того и гляди, скачусь…

– Ну что, Ваня, – рядом оказался Сарый, заменивший занятого собой Симона.

– А ничего! – досадливо отозвался Иван.

«Чего они меня так торопят? – подумал он недовольно. – Что, я сам не знаю своих обязанностей, раз согласился идти с ними со всеми? Привели, а я тут осмотрю и скажу».

– Обычное поле ходьбы, – чуть позже добавил он, – если бы не это…

Он затруднялся подобрать слова, какими можно было описать виденную им слабую пелену, лениво мерцающую в двух, как ему казалось, шагах впереди. Пелена в виде сверхтонкой кисеи отделяла его от ничем не примечательного, а значит, и обычного, по сути своей, поля ходьбы. На той её стороне просматривались небольшие всхолмления, как бугристая марь, и только.