Ил-Лайде такое положение не совсем нравилось, но оно оправдывало её поведение в собственных глазах. До поры до времени, естественно, ибо она ждала случая…
Известие о появлении где-то в будущем КЕРГИШЕТА, а потом приглашение Гирбе-Сех-МирГунну встретиться с ним на приграничье в Кап-Тартар совпало с необходимостью решать неотложные дела с соседями, отношения с которыми всегда были непростыми. Можно было, конечно, отвлечься и дать себе отдых, сходив со всеми в Кап-Тартар, или хотя бы посмотреть, каким образом этот КЕРГИШЕТ будет проникать через барьер, если он, естественно, тот, за кого себя выдаёт, а другие – глупцы – верят в него. В конце концов, из поля ходьбы можно вернуться в реальный мир, если постараться, не очень-то далеко отстав от времени, протекшего в нём.
Но правитель Мен-хи знал себя. Уйдёт, в Кап-Тартаре расслабится, а вернётся – надо начинать дело как будто с начала, ибо, побывав там, оторвётся от событий надолго, отчего рассеется задуманное, потеряются в памяти намеченные ходы и подходы, исчезнут напряжение и досада, вызванные поведением соседей.
Вообще, Мен-хи потому и держался обособленно и выживал как независимое образование в бурном потоке событий – мелких стычек и даже кровавых войн – вот уже многие десятилетия благодаря тому, что его правитель имел дар ходока, иначе эти земли давно были бы проглочены более сильными народами.
Гирб-Сех-МирГунн использовал дорогу времени для внезапного устрашения отдельных правителей или его приближённых, имел возможность заранее узнавать о планах, направленных против его владения, и принимать превентивные меры…
Так Ил-Лайда осталась без опеки отца, вернее, вдали от него, чтобы принимать самостоятельно решения. Разрешив её самой искать пару, он, тем не менее, всегда был начеку.
КЕРГИШЕТ понравился ей сразу, что не прошло мимо внимания вездесущей Манеллы. Они пошептались между собой, при этом Манелла высказала свою, положительную, точку зрения, которую вынесла от общения с Иваном. Несмотря на нерешительность и недоверчивость Ил-Лайды, она посоветовала той быть поактивнее и подсказала Симону постараться свести молодых людей, а потом оставить их наедине.
Симон, со своей стороны, не приминул отчитать её за сводничество, но, поразмыслив, просьбу выполнил.
И вот она с ним!
Он оказался именно таким, каким она представляла мужчину в своих безумных снах: красивым, сильным и ласковым.
Кто может с ним сравниться?
Даже фийх Азенот – кумир женщин Мен-хи – проигрывал ему во всём, тем более что во времени он ходить не мог, а лишь отсчитывал унылую череду лет реального времени, у которых такой быстрый полёт – и через десять лет красавец Азенот станет старым и дряхлым, как все предыдущие фийхи, служившие её отцу.
Она была довольна и собой.
Это же она сама, по сути, принудила КЕРГИШЕТА обратить на себя внимание. И если он, такой красивый, сильный и ласковый, не отказался от неё, то, что тогда красота Ул-Ины, новой фаворитки отца, поглядывающей на неё с высоты осознанного женского обаяния, которому нет предела. То-то она удивится, когда увидит Ваню и узнает, что он обратил взгляд на неё, а не на пышную телесами и красивую Таа-Ту-ир-Ману, так льнущую к нему…
Они все увидят Ваню и перестанут шушукаться по углам при виде её: мол, никому она не нужна, раз дожила до таких лет и не пробовала мужчины…
Сладко было думать о мщении, но женским чутьём она печально подозревала: ничего подобного, наверное, не будет.
Вот он сейчас идёт с нею рядом, близкий и желанный, а что будет после возвращения из Кап-Тартара?
Он уйдёт в своё загадочное будущее, а она останется с отцом, чтобы лицезреть ненавистную Ул-Ину, навсегда померкшего в её глазах Азенота и подруг, довольных своим положением при своих мужчинах.
– Ты уйдёшь от меня? – спросила она, перебив рассуждения Ивана о красоте открывшейся перед ними панорамы: лог с озером, а вокруг цветущие маки.
– Я же здесь, с тобой, – Иван посмотрел он на неё сбоку, сверху вниз, нахмурился. – Я с тобой, но…
– Значит, уйдёшь, – сказала она с протяжным вздохом.
– Ты меня, милая, не поняла. Я пришёл в Кап-Тартар, чтобы… – Он помолчал, не говорить же ей о Напель. – Ты же знаешь, наверное, что Кап-Тартар – это след временного канала, пробитого из будущего в прошлое?
Ил-Лайда отрицательно покачала головой.
– Поэтому ты уйдёшь от меня?
Иван понял её заботу. Ну конечно, как же он не подумал? Она доверилась ему, он принял её доверие. Теперь у неё, так же как и у него, возникает этот проклятый вопрос: что дальше?
Вот чем она сейчас занята – этим вопросом, а он ей тут сказки о временном канале рассказывает.
Жалость и досада коснулись его сердца и души. Лёгкий морозец пробежал по коже.
Жалость к Ил-Лайде. Она теперь, наверное, с надеждой строит какие-то планы, связанные с его участием в них.
Но нужна ли ему такая зависимость?
Его потянуло в Кап-Тартар не только и не столько от воспоминаний о Напель и возможности её найти, побывав в нём. Будь она с ним рядом, он, может быть, долго бы не догадался из-за ненадобности выйти с вопросом к Учителям о вероятности существования руин временного канала. А сами они сообщили бы ему о Кап-Тартаре лет, возможно, через двадцать, как сказал Симон…
Да и полез бы он сюда с Напель?
И была бы тогда Ил-Лайда?..
Только личная свобода могла гарантировать ему возможность заниматься Кап-Тартаром в полной мере и найти способ проникнуть в будущее. К Напель?.. И к ней, если она там обитает. Или выйти на неё, догнав по временному каналу.
Нет, в его устремлениях Напель сейчас играла лишь побудительную роль, не более. Его занимал сам канал, сама способность движения по нему и то, что могло встретиться по пути…
Но и Напель!..
Но и Ил-Лайда!..
Они обе были при нём. От них ему никогда не отвернуться, не
позабыть, не пренебречь ими.
День клонился к концу.
– Нам, Ваня, пора возвращаться, – глубоко вздохнув, будто перед прыжком в глубину холодного омута, сказала Ил-Лайда. – Уже пора, – добавила она печально и с новым вздохом.
– И то правда, – согласился Иван и погладил её руку, давая понять, что и ему не хочется, чтобы сегодняшний день заканчивался. – Надо определиться с ночлегом. Я ведь здесь в первый раз.
– Ты хочешь в Кап-Тартаре провести ночь?
– А что?
Она вскинула на него глаза.
– Я не знаю… Но почему-то мы… все временницы… здесь на ночь не остаёмся. Уходим.
– Все уходят? И ходоки?
– Наверное, – Ил-Лайда явно была не уверена в сказанном. – Я всегда ухожу. Мне так сказал отец, так говорила и моя наставница. Они тоже никогда не остаются в Кап-Тартаре на ночь… Вот мой отец удивится, – оживлённо проговорила она, – когда я ему расскажу, как в этот раз мне повезло проникнуть в Кап-Тартар. И не одна я, а со всеми. И… ты меня внёс сюда на руках.
Иван усмехнулся. Он оглядывался и как будто узнавал места: здесь они проходили с Ил-Лайдой утром.
– Ты не интересовалась у отца и наставницы, почему они не проводят здесь ночь?
– Нет, – беспечно заявила девушка. – И зачем? Здесь побыть и дня достаточно. Пройтись, искупаться… А потом возвращение… Я иду назад через… я протискиваюсь между громадными столбами из камня. Наверное, из камня… Но не очень долго, не так, как при входе в Кап-Тартар. И потом я теперь уже привыкла и иду спокойно. А вот моему отцу приходится бежать, иначе ему из Кап-Тартара не выбраться… Ты меня отсюда опять на руках вынесешь? Да, Ваня?
Слушая Ил-Лайду вполуха, Иван, тем не менее, думал примерно о том же, о чём говорила она: о возвращении из Кап-Тартара и о неизбежности проводки через барьер всех ходоков и временниц, пришедших с ним сюда. Предстояла опять работа, не слишком обременительная, но нудная, а потому противная его настроению.
– Как я понял, – обратился он к спутнице, – для тебя вход сюда и выход отсюда – не одно и то же?