— Вы не рассказали про Ядулу другим? — поинтересовался Фео.

— Нет. Пока не за чем, им это сейчас не нужно. Пусть останется героиней. Хотя она поступила подло и всё могла разрушить, я успел понять её чувства. Я сам испытывал такую же ядовитую зависть.

— И всё же…

— Потом. Сначала — наладить быт, подготовиться к зиме. Нужно избрать нового верховного шамана и старейшин от каждого племени, которые станут основой нашего единства.

— Не вы будете верховным шаманом?

— Что ты ко мне «вы» да «вы». Проще давай. Нет, я не стану верховным шаманом. Я возьму Секиру Бурного Моря и пойду с тобой защищать царство людей. Правда, её нужно сначала подлатать. Принц Нэйджу обещал, как только вернётся.

— Спасибо большое. Я вам… тебе… очень благодарен.

— Это я тебе благодарен. Большую силу, увы, для поддержки не соберём, но все, кто хочет, пойдут со мной. Пока Эллариссэ жив, мы не можем отсиживаться в сторонке. Он ответит за боль наших семей.

В этот момент зрачки Хоуфры вытянулись, как у хищника, а радужка пожелтела.

— Папа! — неожиданно раздался из-за спины голос Сумаи. — Я тоже хочу пойти с тобой и Фео! Имею право!

Хоуфра замялся. Видно было, как напряженно он обдумывал свой ответ.

— Хм… дочка… я бы взял, но надеялся, что ты поможешь отверженным. У них сейчас нет проводника в солнечный мир, а ты возглавила бы их. Просить больше некого. О-рон мёртв, другие взрослые и язык, и чары плохо помнят. Это важное дело.

Помрачнев, Сумая отошла.

— Конечно, я бы хотел, чтобы она наслаждалась каждым днём без всяких забот. У неё не было детства. Увы, нам ещё предстоит выживать, и она единственная, кто поможет отверженным.

— Может, останетесь? Вы нужны народу, нужны своей семье, особенно… — Фео смолк, пожалев, что заговорил об этом.

— Верховный шаман и без меня есть прекрасный. Давно ей следовало занять это место. Я полностью с тобой согласен, что нужен семье, именно поэтому иду её защищать. Однако… и мне, и Нее нелегко сейчас. Не только из-за утраты. То, что случилось между нами, так просто не забудется. Нам предстоит всё выстроить заново, и я не знаю, будет ли наше желание взаимным. И я, и Нея успели в этом путешествии по-настоящему полюбить. Чему ты так удивляешься? Сердца у нас не каменные, и даже безответность мало что меняет. Однажды наступит смирение, но у меня, думаю, быстрее, чем у Неи.

Фео, не придумав, что ответить, только кивнул и отправился побродить, надеясь остудить голову. Он приметил Намунею неподалёку, но направился в другую сторону. Тянуло к воде, будто она могла смыть все печали.

Ирчинай сидел поодаль у ручья, глядя в прозрачный, почти хрустальный поток. Склонившись над ним, Фео увидел мелких серебристых рыбок.

— Это не моё племя, — предвосхитив вопрос, произнёс Ирчинай. — Просто рыбки. Что до рыб… они наблюдали за тобой и всем боем. Я видел разломы льда и чувствовал, как странно густел воздух над морем. Любопытство всегда вытягивало нас. В этот раз многие выберут сушу. Потолкуют друг с другом, взвесят. Но придут. Настоящий свет только здесь можно найти.

— Вы так уверены? Мне кажется, они не простят гибели Чаши.

— Прощение… это лишь слово. Каждый в него вкладывает свои смыслы. По разумению многих я не мог спасти заточённых, как и Руми не могла помочь тебе. Это ведь не было прощением.

— А чем было?

— Состраданием. Без него нет освобождения. Через сострадание дойдя до принятия, рыбы вернутся на землю.

Уже за полночь в чум заглянула Фатияра, и Фео поинтересовался у неё, где Шакилар.

— Он и все драконы у вулкана. Там будет храм в память о всех павших, — грустно ответила она.

— А ты почему не с ним? Вы теперь почти женаты, — влез Лу Тенгру.

Фео с недоумением уставился на обоих.

— Я нужнее здесь, живым. Мы с Нэйджу так решили.

— Тебе стоит привыкать к обществу драконов и будущим императорским обязанностям. Тем более, твой свёкр погиб, ты должна быть там.

Только Фео хотел вставить слово, Фатияра ответила:

— Лу Тенгру, я не хочу сейчас об этом говорить.

— Какой свёкр погиб? Император? Он был здесь?

— Был, — Лу Тенгру отвёл взгляд. — Его убил Эллариссэ.

Фео опустил голову. Он не питал тёплых чувств к императору, особенно после их битвы в подземелье, но сопереживал Шакилару. Теперь и принц потерял отца от рук Аватара.

— Я отправлюсь с Нэйджу на его родину, — продолжила Фатияра, — он теперь император и должен заявить о своей власти. Затем мы вместе со всем войском присоединимся к вам в Домэне.

— Мы возвращаемся… в Домэн?

Всю ночь, несмотря на дикую слабость, Фео не спал: думал о встрече с Эдельвейс. Сколько всего он хотел ей рассказать, как сильно поблагодарить за подарок, спасший его не раз и не два; признаться, наконец, в том, что она заставляет его жить, не будь её — он бы сгнил в котле.

«Ты озаряла мой путь со дня нашей встречи», — думал он, глядя на тёплый кристалл.

Фео знал, что уже не встретится с Намунеей, не сможет её видеть. Чувство, совсем иное, нежели к Митчитрии, беспокоило его, но между госпожой-осётром и человеческой женщиной было много общего. Фео искренне желал обеим счастья и ясно понимал, что оно почти недостижимо, горе всегда будет омрачать их жизни. Как птицы с оборванными крыльями, Митчитрия и Намунея привыкнут к новому бытию, но не взлетят. Фео всё отдал бы, чтобы вернуть Ратибора и Миро, но любая цена была слишком мала. Осколок тихо трещал, соглашаясь.

Ещё некоторое время Фео размышлял над словами Ирчиная о рыбах. Конечно, они могут вернуться. Было бы прекрасно, если бы Намунея возглавила их, но… это больше походило на грезу. Фео прекрасно помнил рыбий гнев. Даже бунт против магикорцев Каталиса уже не казался страшным, хотя для Фео лично был куда болезненнее; но тогда он представлял собой вчерашнего, пусть и великовозрастного выпускника, никчёмыша, от которого ничего не ждали. Уже в хрустальном саду он обрёл вес, но ещё недостаточный. Ошибка в Ливнере едва не уничтожила государство, и Фео не простил себя за это. Тащил грузом всё время поверх бремени прошлой жизни. Сверху легла гибель Гилтиана, но освобождение из котла и спасение чуть сгладили неуверенность Фео, позволили ощутить силу. Только и эта сила — иллюзия. Фео не сумел того, что задумал, не помирил воду и землю, и разрушение проклятия — не его заслуга, и неважно, что говорит Ирчинай.

«Какой из меня царь людей? Какой Аватар?»

Через Осколок Фео наблюдал за прошедшей императорской панихидой. У края бездны стоял Шакилар в длинном белом халате поверх чёрных одеяний. Высокий, с прямой спиной, он выделялся рядом с другими драконами, хотя не был одет богаче их; в его взгляде таилось нечто, позволявшее узнать истинного царя, вождя своего народа, и это видели все вокруг него. Они не кланялись ему, как новому деспоту, но не сводили с него глаз, полных сияющей надежды. Даже скорбь не могла исказить её. Так смотрят в будущее те, кто не знаком с болью, но драконы-то знакомы. Они простили Нэйджу.

«А он наверняка себя винит не меньше, чем я. Вот только вину свою искупил, а не умножил», — Фео развеял видение прошлого. Для себя он всё решил, а, значит, и Эдельвейс станет недосягаемой.

Сердце себе разрывают не только будущие демоны.

— Итак, ты снова сбежал, — язвительно произнёс демон. — Мне начинает казаться, что все те долгие века не ты нас истреблял, а кто-то другой, посмелее. Ты правда испугался Ойнокорэйта?

Эллариссэ молча смотрел на море. Тихо сидела и обугленная Ару. Никто не спешил ей помогать, она и сама не просила. Собственными силами пыталась нарастить мясо, но будто нехотя, и получалось плохо.

— Когда-то мощью ты был равен Великому Духу. Что от тебя осталось — огрызок? Ладно, силы угасли, но дух-то? Как ты с Океаном Штормов боролся?

Эллариссэ молчал.

— Рассчитываешь отыграться?

— Они предали меня… после всего, что я для них сделал, они решили убить меня… вот только я не допущу этого… я стольким пожертвовал, чтобы жить! Прежде, чем они поймут, многим придётся умереть. Сагарис, Ару! Войска Эю и Ливнера на Бронзовом острове, север архипелага. Они думают, что я не увижу их за толстыми стенами. Вот только почему этот дикий край расцвёл осенью? Фениксы несут свет жизни, но в этот раз приведут ещё и смерть!