В глубине души Эллариссэ знал: драконы не подчинятся. Как не подчинились оборотни, хотя на них обрушилась костяная вьюга, несущая весь груз их ошибок.
Эллариссэ обратил взор на ледники, где тлела странная искра, яркая, как звезда в зимней темени. Пугала и манила. Аватар сосредоточился, чтобы разглядеть, кто же там.
Он не ошибся, хотя и рад был бы.
Закрыв глаза, он унесся в тёплые деньки далёкого юга. Как прекрасно цвели магнолии, олеандры, гранаты. Как укрывала от зноя кружевная тень, а звонкие ключи звали напиться. Как в этом девственном великолепии природы Эллариссэ ощущал себя по-настоящему живым. Громада янтарного дворца зажимала его, и, может, он скучал по воле, что была у него несколько лет у подножия Пепельных гор. Там он, будучи простым лекарем, пытался умом возместить дары фениксов.
«Исцелим всю землю!» — в чувственном порыве Руми махнула рукой так, что едва не залепила ладонью по лицу Эллариссэ. Он на это только посмеялся. Когда-то ещё умел смеяться.
«Конечно», — кивнул он, убежденный, что так и будет.
Рядом больше нет Руми. Нет даже солнца, которое приносит радость всему, чего касаются его лучи. Эллариссэ любил солнце сильнее луны, хотя родился под покровительством Аэлун. Как страстно он, будучи ребёнком, желал, чтобы его кожа посмуглела, и он перестал отличаться от сородичей. А теперь сам затмил солнце, отняв его и у себя тоже.
С обыкновенной мерзкой улыбкой за Аватаром наблюдал Сагарис. Эллариссэ совсем забыл, что нужно прятать мысли, настолько они увлекли его и утопили в тёмных волнах памяти.
— Ты, — произнёс Эллариссэ, — уничтожь человека и принеси Осколок. Без него никто не сможет противостоять моим чарам Времени. Больше никого не трогай! Остальные — моя забота.
Сагарис улыбнулся ещё шире.
— А ты справишься? Со всеми-всеми? Не умаляю твоих способностей, но без перстня убить стольких…
— Я и не буду убивать! На каждого я найду свой приём! А теперь — прочь! Убирайся!
На этот выпад Сагарис не ответил, только деланно поклонился и исчез. Эллариссэ же продолжил наблюдать за блестящей точкой вдали.
Фатияра, дочь Руми, медитировала в позе лотоса. Ветра огибали её, снег вокруг растаял и кое-где показались зелёные побеги. Хрупкие, они не выживут, когда царевна уйдёт. Ледник простирался у её ног и тоже таял по чуть-чуть, едва заметно для кого-либо, кроме зоркого Эллариссэ. Зная, что развязка нескоро, он, тем не менее, нетерпеливо ждал её, споря с самим собой, удастся ли Фатияре развеять древние чары, или же отчаяние отравит её сердце, как отравило самого Эллариссэ, когда он не дозвался до оборотней. Им нужно было не его прощение, а он искренне не мог простить их.
Так прошло несколько часов. Крепость продолжала расти и вскоре громадой поглотила летучий остров. Над Нанрогом словно из недр земных родилась новая вершина, чёрная, железная, мёртвая, как и всё искусство драконов. В металл вгрызался холод, но и проклятие не так быстро сокрушит заслон.
— Император драконов Нэйджу, — произнёс Эллариссэ спокойно и величественно, как полагалось Аватару. — Ты здесь и привёл войско. Я приказываю вам оставить занятые рубежи и покинуть Нанрог, иначе я сочту это вторжением в земли, на которые вы не имеете права. Покажись и говори со мной, как правитель с правителем.
Когда небеса смолкли, в ответ на призыв Эллариссэ поднялась буря. Прежде развеянные чары крепли вновь, и драконы увидят чудовищ, каких за тысячу лет отвыкли видеть. В Нанроге ещё много костей, на дне болот бесконечно гнили твари Океана, посмевшие покуситься на владения Живущих. Скоро их останки обрастут плотью теней и соединятся с вьюгой, чтобы нести смерть воздаяния — то единственное, чего заслужили братоубийцы и предатели. Эллариссэ вытравливал сострадание к ним, но по-прежнему не хотел бить своей рукой.
Долго всматриваясь во мглу, Эллариссэ увидел на одном из пиков поднятое императорское знамя. Значит, звал к себе. Приглашение нужно принять, тем более посмотреть в глаза Нэйджу Эллариссэ желал едва ли не сильнее, чем в глаза Сондэ. Но до эльфийского государя ещё дойдёт черёд, пока же стоит разобраться с тем, кто отплатил изменой за расширение границ империи и покой её жителей. За божественный дар Жизни.
Эллариссэ следил, как один за одним снимаются дозорные, оставляя пик голым. Что задумал Нэйджу? Не хочет ли завалить Аватара в пещере вместе с собой? На это Эллариссэ усмехнулся, но горько, и самому стало так мерзко, что сброситься бы вниз со скалы и разбиться, лишь бы не было всего творящегося кругом.
Глубоко, подобно змею, заползать Нэйджу не стал, но сидел там, где стены могли сохранять тепло. Древний, немощный старик, каким его Эллариссэ не представлял. Нэйджу казался ему вечным, хотя годы подтачивали его и наконец доточили.
Император поднялся с трона поклоном поприветствовал Эллариссэ. Тот, немного обескураженный, ответил тем же. В бытность свою он не возвышался над государями. Нэйджу предложил сесть, и в этом ему не отказал.
— Я вижу на тебе покров Тьмы, — произнёс Нэйджу после нескольких секунд томительной тишины. — Разве должно носить его Аватару? Не с ней ли ты боролся?
Эллариссэ поджал губы. Вместо прямого ответа сказал:
— Тебе и твоим войскам не положено находиться здесь. Возвращайтесь домой.
— Почему не положено? Разве тебе не известно, что Океан Штормов по вине верховного шамана приблизился к границам Ливнера? Это почти что объявление войны, и мы прибыли разобраться, как и почему это случилось.
Не дождавшись ответа, император продолжил:
— Я прекрасно понимаю, почему ты хочешь прогнать нас, но мы не уйдём, пока не сделаем то, что задумали.
— Задумали свергнуть меня?!
Вздохнув, император покачал головой. Несколько прядей выпали из пучка и легли на исчерченный глубокими морщинами лоб.
— Посмотри на меня, Аватар. Я правлю страной дольше, чем кто-либо, и не могу сказать, что плохо это делаю. При мне Ливнер расцвел. Сильнейшая армия, развитая промышленность…
— Что из этого есть благодаря мне?
— Не перебивай. Сильнейшая армия, промышленность, наука, искусства — я дал начало многому, если не всему. И чем мне отплатили? Свинцом. Я умираю, и это не обернуть вспять. И ты такой же. Ты любым способом продлеваешь свои годы, но и сам знаешь — всё предрешено. Однако, чуть отстранившись и посмотрев сверху на происходящее, я понял, что от любого правителя устают, как бы он ни был хорош. Важно уметь уйти вовремя, дать народу молодого преемника, того, кто откроет будущее. Это не страшно. В конце концов, не только люди, а все мы задуманы смертными, хоть нам порой и кажется, что жизнь бесконечна. Смотреть в лицо судьбе нужно без ужаса.
— Важно, нужно… а ведь ты сам раньше решал, что важно и нужно, сияя, как солнце земли.
— Даже солнце закатывается, а встаёт уже немного другое, изменившее облик в бесконечном горении.
— Чего ты хочешь от меня? Чтобы я нашёл себе преемника?
Эллариссэ подался назад, спиной прижавшись к каменной спинке кресла. Она холодила спину в довольно тёплой пещере, похожей скорее на царский кабинет. Ледяные тоннели и темницы почти лишили Эллариссэ чувства прекрасного, более того, глубоко похоронили достоинство правителя.
— Да. Того, кто продолжит твоё дело на Земле. Ведь ты можешь передать корону другому?
— Если бы и мог… я ради неё поднялся в Аберон и прошёл поле Тинтх! Кто ещё так сумеет?
— Ты сам знаешь. Тот, чьё сердце принадлежит Неру, и кто озарит его светом Живущих.
«Неужели он имеет ввиду… значит, простил и гордыню унял». И как же захотелось последовать его совету, но внутри зашевелился старый червь.
— Я должен передать своё могущество тому, кто пытался меня убить? Я не настолько великодушен. Я жил ради вас, рисковал всем ради вас, душу рвал ради вас, но вы меня предали! Поздно протягивать руку, когда ударили ножом!
— Молодым, Эллариссэ, не ощутить груз печали, который давит на меня, когда я смотрю на то, кто ты сейчас. Однако ты жив и пока не демон. Ты можешь как снова стать для нас союзником, так и идти войной. Если ты выберешь последнее, то проиграешь. Выступая против Неру, ты отчуждаешь себя от его силы, а Живущие продолжают ей владеть.