Крепость, опоясанная чёрным дымом, засыпала наступающих снарядами.
Усилился артиллерийский обстрел крепости и с нашей стороны.
Волнами проплыли по небу самолёты-бомбардировщики...
Бой разгорался всё сильнее и к утру достиг наивысшего напряжения»[234].
К пяти часам атакующие части красноармейцев вошли в соприкосновение со сторожевыми постами мятежников, которые были выдвинуты от стен крепости на несколько десятков метров. Завязалась перестрелка. Бешено забегали лучи прожекторов, освещая поле боя.
То была страшная картина, вспоминал позже один из участников этого боя М. Рафаил. По его рассказу, вначале более часа под убийственным артобстрелом продвигались цепи вперёд, не отвечая огнём на огонь. Вблизи них падали снаряды, вздымая горы льда. Иногда на месте взрыва под лёд уходил кто-нибудь из бойцов, а то и два-три человека. Крупные глыбы льда причиняли тяжёлые раны находившимся неподалёку красноармейцам. Но, несмотря ни на что, цепи неуклонно продолжали движение[235].
Занялся рассвет, полки 32-й бригады приблизились вплотную к Кронштадту. Через старый крепостной вал, севернее Петроградских ворот, атакующие цепи прорвалась в город. Левее 32-й бригады вела наступление 187-я бригада во главе с курсантским полком особого назначения. Здесь же штурмовали крепость и вчерашние штрафники — бойцы 79-й бригады 27-й Омской стрелковой дивизии.
Первым на петроградскую пристань ступил полк особого назначения. Комполка Бурнавский и комиссар Богданов развернули бойцов в шеренги и, встав впереди, бегом повели их к центру Кронштадта. Пробежать удалось только сто шагов, кинжальный огонь пулемётов из окон домов, подворотен заставил шеренги залечь.
Следовавшие за полком Бурнавского подразделения 80-й бригады, пренебрегая сильнейшим артиллерийским обстрелом, стремительно втягивались в город.
Бои на городских улицах приобретали упорный, кровопролитный характер.
В боевых порядках 80-й бригады находились комбриг Сокк, начальник сводной дивизии Дыбенко и комиссар Южной группы Ворошилов. Под натиском красноармейцев мятежники медленно отходили вглубь Кронштадта. Сражение становилось вязким, затяжным. Потери несли в основном наступающие части, ибо во внутреннегородских боестолкновениях превосходство было на стороне мятежников, хорошо знавших топографию Кронштадта; нередко их группы через подвалы и чердаки заходили в тыл красноармейцам.
Улицы были опутаны заграждениями из колючей проволоки, пространства между домами оказались перегороженными брёвнами, обломками тротуарных плит и прочим хламом. Мятежники вели прицельный огонь из винтовок и пулемётов с небольших дистанций, используя окна и чердаки каменных строений, укрываясь за различными сооружениями. Петроградская улица переходила то в руки красноармейцев, то повстанцев. Восставшие неоднократно отвечали контратаками, но всякий раз вынуждены были отступать всё дальше и дальше в глубину города.
Тем не менее боевой успех всё-таки сопутствовал наступающим. Как рассказывал потом Александр Игнатьевич Седякин, в трудные минуты комиссар Ворошилов постоянно появлялся в гуще бойцов. Он воодушевлял их словом и личным примером. Ему пришлось несколько раз поднимать с земли смертельно уставшую от жестоких схваток с повстанцами пехоту и вести в атаки.
В то время когда на южном участке шли ожесточённые баталии, Северная группа войск вела наступление на островные бастионы и береговые батареи. У наиболее сильно укреплённого форта № 6 разгорелась особенно жаркая схватка. Гибли, получали тяжёлые увечья бойцы обеих сторон. Так, при штурме форта от батальона курсантов, атаковавшего оборонительные позиции мятежников, осталось в строю лишь 25 человек, остальные были убиты, ранены или контужены.
Красноармейцы наконец сломили сопротивление повстанцев форта № 6 и навалились на форты № 4 и № 5. К половине седьмого утра они были захвачены...
Бои на улицах Кронштадта шли на протяжении всего дня 17-го числа. Части 167-й бригады Боброва отрезали от порта мятежные корабли, стоявшие в гавани. Это было весьма важно. Нельзя допустить, чтобы восставшие, особенно их руководители, беспрепятственно ушли в Финляндию. В целях пресечения возможной вылазки со стороны команд линкоров было выставлено по линии берега боевое охранение, однако явно недостаточное по численности красноармейцев. Этим воспользовались некоторые активисты мятежа и рядовые матросы: под покровом наступающей темноты им удалось бежать с кораблей.
С тяжёлыми боями войска овладели фортами № 1, № 2, «Милютин» и «Павел». Что касается фортов «Риф» и «Шанец» с грозными батареями крепостных орудий, штурмовать их не пришлось: они были покинуты защитниками ещё до начала штурма — все ушли по льду залива в Финляндию.
А в городе продолжались яростные контратаки. В полдень повстанцы так нажали, что красноармейским частям пришлось отступить от центра к пристани. Если бы матросы чуть сильнее надавили, наступающие оказались бы на льду. В этот момент командование Южной группы бросило в бой один из последних своих козырей — кавалерийский полк 27-й дивизии. Конники на бешеном галопе с шашками наголо влетели в крепость. Этот неожиданный лихой кавалерийский налёт привёл повстанцев в паническое замешательство. Воспользовавшись этим, отступавшие бригады ударили по дрогнувшим мятежникам.
Дыбенко позже напишет:
«К 17 часам 17 марта одна треть города была в наших руках. Вскоре мы узнали, что в это время мятежный штаб решил продержаться на опорных пунктах города до наступления темноты и ночью напасть на измученных суточным боем красноармейцев, вырезать их и снова овладеть Кронштадтом... Но этот коварный замысел мятежникам не удалось привести в исполнение. В 20 часов красные войска были двинуты в решительное наступление, поддержанное прибывшей по льду артиллерией. К 23 часам все опорные пункты были заняты красными частями, и мятежники начали сдаваться целыми партиями в плен».
Дальше события стремительно ускорялись.
К вечеру наметился резкий перелом. Большинство восставших не выдержали напряжения — ударились в бега. Сбежали из крепости «ревкомовцы» во главе с Петриченко, а также офицеры — военные руководители мятежа. Однако бои с отдельными группами продолжались.
В 22 часа стрельба в городе стала затихать.
В час ночи на 18-е с «Петропавловска» по радио сообщили, что команда восстала против своих командиров и готова сложить оружие.
К четырём часам утра сдались в плен матросы минной и машинной школ.
С восходом солнца 18 марта «Петропавловск» и «Севастополь» были заняты красными курсантами.
В 11 часов из Кронштадта в Москву в ЦК РКП(б) ушла телеграмма от имени делегатов за подписью Ворошилова, Затонского, Бубнова:
«Выдержка и спайка коммунистов ещё раз победила. Кронштадт снова в наших руках. Операция представляла громадные, казалось, непреодолимые трудности. Кронштадт был сильно укреплён. Его гарнизон, дравшийся с мужеством отчаяния, находился в руках опытного командования, в то время как в некоторой части советского аппарата имел место саботаж, в воинских частях наблюдались неустойчивость, колебания... Боязнь вступить на лёд довела до открытых отказов от выполнения приказов со стороны ряда полков. Благодаря энергии коммунистов, как прибывших с X съезда, так и командированных разными организациями, а также благодаря стойкости коммунистического ядра воинских частей и в особенности коммунистов-командиров все трудности были преодолёны и части, накануне разоружённые, пошли на лёд. Несмотря на колебания некоторых полков, в общем, части вели себя героически и, не обращая внимания на тяжёлые потери от сосредоточенного пулемётного и артиллерийского огня, ворвались на рассвете 17 марта в Кронштадт... Втянувшиеся в город красноармейские части были засыпаны со всех сторон пулями. Усталые части растерялись и дрогнули... В уличных боях мы понесли жертв больше, чем на подступах к крепости, причём выбывал преимущественно наиболее стойкий элемент — комсостав и коммунисты... У коммунистов нервы оказались крепкие. Потерпев неудачу в попытке выбить нас из Кронштадта, мятежники дрогнули. Началось разложение... Офицерские заправилы решили бежать в Финляндию, взорвав “Севастополь” и “Петропавловск”, что вызвало возмущение обманутой части команды, и в ночь с 17 на 18 марта старым матросам удалось захватить власть на кораблях и арестовать офицеров и некоторых вождей мятежа... Мы победили и прежде всего победили морально. Провокация белогвардейцев разоблачена. Кронштадт станет твердыней революции»[236].
