Когда Семён Мартынович выбирал чтеца, класс дружно кричал:

— Клима! Пусть Клим читает!

Климу было лестно доверие товарищей, и он старался читать, что называется, с толком, с чувством, с расстановкой, подражая Рыжкову. Он нередко брал недочитанную книгу домой и там, в углу, ещё засветло или при керосиновой лампе, с упоением зачитывался той или иной удивительной историей, пока мать не говорила:

— Кончай, хватит, нечего керосин жечь.

Учёба давалась Климу легко. Во втором полугодии он стал единственным круглым отличником в школе. К нему за советами, с просьбами объяснить непонятное обращались многие одноклассники. «Заметив это, Семён Мартынович стал поручать мне не только чтение, но и, если ему надо было куда-нибудь отлучиться, проведение отдельных несложных занятий, — вспоминал позже Климент Ефремович. — Это заставляло меня старательно выполнять домашние задания, твёрдо заучивать грамматические правила, читать дополнительный материал, который я брал в семье учителя. Так возникло у меня чувство ответственности и начали вырабатываться некоторые организаторские навыки»[16].

Всё хорошее, что сформируется в Ворошилове, все лучшие человеческие качества, которые в будущем в нём проявятся, — это всё было заложено в годы его горемычного детства и учёбы в школе.

Между Рыжковым и Климом Ворошиловым постепенно, несмотря на то что ученик почти втрое был моложе учителя, сложились дружеские отношения.

Климент Ефремович вспоминал: разница в возрасте не помешала их сближению. Он постепенно стал своим в семье Рыжковых. Семён Мартынович давал Ворошилову свои личные книги, которые тот по прочтении относил к нему домой. Завязывались разговоры о прочитанной Климом книге, вспыхивали горячие обсуждения её героев. Велись беседы и об укладе жизни в Российской империи, иногда даже о политической обстановке. Домашние Семёна Мартыновича приглашали Клима заходить к ним ещё. Каждая встреча с этими «культурными людьми», как позже говорил Ворошилов, всё более расширяла его кругозор, открывала перед ним что-то новое.

Рыжков прививал ученикам не только интерес к литературе, но и к искусству, народной культуре. Если он видел, что у кого-либо проявлялись те или иные способности, старался поддержать и развить их. По его инициативе в школе проводились творческие вечера, где практиковались выступления своеобразной художественной самодеятельности. Климент Ефремович спустя годы рассказывал, что на импровизированной сцене ребята выступали с чтением стихов, пением песен, частушек, плясали. Всё это заранее готовилось, и каждый участник таких вечеров старался выступить как можно лучше. Зачастую зрителями самодеятельных выступлений были не только ученики, но и их родители.

По инициативе Семёна Мартыновича был создан школьный хор, в котором состояли почти все ученики; они с увлечением ходили на спевки, разучивали русские и украинские песни. О созданном в школе хоре узнал церковный регент Фома Поляков, человек, страстно любивший народные напевы. Поляков из крепостной крестьянской семьи, был одарён природой необыкновенным слухом, благодаря чему очень рано проявил себя хорошим певцом и музыкантом. Он играл на нескольких инструментах: на балалайке, тальянке[17], скрипке, фисгармонии и флейте. Барин вовремя узрел редкостные способности у своего крепостного и послал талантливого юношу учиться в Петербург. Там Фома окончил училище церковного пения и после этого стал регентом помещичьего, а затем церковного хора.

Поляков стал регулярно присутствовать на спевках хора. Он отобрал нескольких ребят с хорошими голосами для церковного хора. Был отобран в церковные певчие и Клим Ворошилов. Впоследствии Климент Ефремович скажет, что он никогда не пожалел об этом, потому что Фома Поляков научил мальчишек, в том числе и Клима, понимать музыку.

Фома говорил:

— Наш народ любит песни и сам творит их. Учитесь у народа искусству пения и несите людям всё лучшее, что у вас есть.

«Он сумел так развить наш слух и так поставить наши голоса, что пением нашего церковного хора заслушивались все прихожане, — с благодарностью вспоминал Ворошилов регента. — Нас приглашали на свадьбы и другие торжества, и мы были довольны тем, что приносим радость своим односельчанам»[18].

Участие Васильевских ребят в школьных вечерах и в хоровом пении способствовало их духовному развитию.

Ворошилов характеризует Рыжкова не только как блестящего преподавателя и воспитателя, но и как подлинного организатора народного просвещения. Особенно ярко проявились его организаторские способности, когда у станции Юрьевка и села Васильевки началось строительство крупного металлургического завода Донецко-Юрьевского металлургического общества (ДЮМО). Вблизи этих мест открылись огромные каменоломни, и сюда съезжались для перевозки камня сотни крестьян с подводами. Однако на эти работы принимались лишь грамотные крестьяне, потому что надо было учитывать объём перевезённого камня и расписываться на каких-то бумагах. У людей появилась потребность в грамоте, и они буквально повалили в школу.

В начале 1920 года Рыжков иммигрирует из советской России. В 1933-м он опубликует в трёх номерах парижской русскоязычной газеты «Последние новости»[19] мемуарные записки. В них он расскажет о времени своего учительства в Васильевке. В частности, о периоде строительства завода ДЮМО Семён Мартынович вспоминал: «Ко мне пачками посыпались просьбы взрослых крестьян научить их читать и писать. Пришлось работать в две смены: днём — с детьми, вечером — со взрослыми. Разумеется, всё это даром. Через две недели мужики с грехом пополам выводили свои фамилии. Курс был закончен. Авторитет школы поднялся на недосягаемую высоту. Завелась библиотека, учебные пособия. Алчевская[20] подарила школе «волшебный фонарь» (светоскоп) — тогда большую редкость даже в городских школах. Она же высылала из Харькова еженедельно, по указанию школы, новые серии картин»[21].

Позже он писал, что смотреть картины и слушать рассказы приходило всё село. Так как школьные классы не вмещали всех желающих попасть на картины, пришлось показывать их на улице, «на стене сарая соседа». Рыжков часто просил Клима Ворошилова помочь ему в демонстрации картин через «волшебный фонарь». Это был примитивный показ обычных диапозитивов — картин на стекле, и посвящались они, как правило, историческим, сказочным сюжетам. Изображения, увеличенные линзами «волшебного фонаря», действительно проецировались прямо на белую стену сарая. Местные крестьяне никогда не видели ничего подобного и воспринимали всё это как диковину.

О своей школе, об учениках Семён Мартынович говорил с гордостью. Конкретно о Ворошилове: «В 1894 году я учительствовал в школе Алчевска[22]. Туда пришёл учиться тринадцатилетний Клим. Он был очень правдив. Никогда не перекладывал вину на товарищей. Не лгал. Не подхалимствовал перед своими более счастливыми товарищами. Это был живой, общительный и очень толковый мальчик. Всегда жизнерадостный, несмотря на свою бедность. Хороший товарищ и ученик»[23].

Большим достижением Рыжков называет постоянное пополнение при нём школьной библиотеки. В ней накопилось множество произведений лучших русских писателей и поэтов — Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Некрасова, Тургенева, Лескова, Салтыкова-Щедрина, Толстого, Никитина, Кольцова. Ученики читали их с упоением...

Весна 1895 года была для семьи Ворошилова как никогда трудной. После зимы в сёлах жизнь обычно всегда скудеет. Все хлебные припасы, заготовки картофеля, овощей иссякают, и наступает голодная пора.