Вместо гостя меня обратили в батрака и подвергали в течение года дикой эксплуатации.

Затем я снова на рудниках, уже мальчиком, в мастерских.

В этот период меня зверски избили работавшие подённо крестьяне соседнего села, придравшись к какой-то глупости, а по сути за то, что меня приняли в мастерские, отказав одному из крестьян.

Случай избиения меня — ребёнка, целой артелью взрослых парней остался больным воспоминанием на всю жизнь. Рос я неграмотным, и это весьма сокрушало мою мать, поставившую целью своей жизни сделать меня настолько «образованным», чтобы я мог так же читать псалтырь и часослов, как и её отец (мой дед). Дальше её мечты не шли. К несчастью, в местах, где мы жили, не было школ. В 1893 г. в селе Васильевка Славянского уезда открылась земская школа, куда я был принят.

Учился две зимы и успешно окончил весь «курс наук». За два года сменилось 3 учителя, и последний из них, С. М. Рыжков, оказался прекрасным учителем и воспитателем.

Меня С. М. искренно полюбил, и я в семье учителя стал своим, близким.

С. М. Рыжков, впоследствии член I Государств. Думы и второй секретарь её (трудовик), был умным, честным, жизнерадостным и с высокоразвитым общественным инстинктом человек.

Учась в школе, 14—15-ти лет я начал под руководством С. М. читать классиков и книжки по естественно-научным вопросам и тогда же начал прозревать насчёт религии.

В 1896 г. я поступил на завод при ст. Алчевская.

Работая на заводе, я не переставал читать, а общение с учителем довольно быстро давало ростки — я умственно и культурно рос. Однажды, кажется в 1897 г. или 1898 г., на завод был назначен полицейский пристав.

Отсюда начинается моя политическая работа.

Сей полиц. пристав, Греков, приехал к почтмейстеру, мимо которого проходили мы, подростки, человек 10—15. Все поздоровались с приставом, кроме меня. Пристав был ретив и глуп. Соскочив со скамьи, где он сидел в обществе «дам», бросился ко мне с кулаками и требованием объяснить, почему я не поклонился.

Я рассмеялся в лицо «начальству», и оно с гневом вцепилось в мою рубашку, а я в свою очередь запустил руки за галстук озверевшего сатрапа.

Почтмейстер и все мои товарищи исчезли, а я, с лёгкими, правда, тумаками, был водворён в каталажку.

На второй день я был освобождён, но преследования начались систематические и настойчивые.

Сначала за мной следили «тайно», а затем стали ходить по пятам агенты пристава.

Преследования сделали своё дело: я не только открыто повёл разговоры с учителем на политические темы, но уже завёл знакомства и на заводе, и среди учительства.

В 1899 г. в чугунолитейном цехе под моим руководством забастовали крановщики.

Через некоторое время у меня обыск и кратковременный арест. Вместе со мною подвергся обыску и мой учитель.

С. М. Рыжкова вызвали в Питер, кажется в Министерство просвещения, и требовали прекращения сношения с Ворошиловым.

В течение трёх лет я без работы.

Все заводы и рудники Донбасса отказывают в работе, я значусь в чёрных списках.

В 1903 г. поступаю в Луганске на завод Гартмана, но через 2—3 месяца меня с полицией выдворяют из Луганска.

В это же время я официально вступаю в партию и делаюсь большевиком, вхожу в Луганский комитет.

Летом 1909 г. снова удаётся поступить через Рыжкова на Гартманский завод. В феврале, а затем в июне руковожу на заводе забастовками.

Тогда же выбираюсь председателем сов. депутатов на заводе.

В июле, во время забастовки, арестуюсь на заводе и, до полусмерти избитый, сажусь до декабря в тюрьму.

В декабре, по требованию тысячи рабочих, подошедших к тюрьме, освобождаюсь под залог. Вскоре я скрылся от нахлынувшей волны реакции.

В начале 1906 г. делегатом еду на Стокгольмский съезд и впервые встречаюсь там с цветом нашей партии — видаюсь с Ильичом.

По возвращении из Стокгольма усиленно готовим организацию к боевым действиям.

Я дважды еду в Финляндию и привожу большие партии оружия, закупленного у финских революционеров.

С этим оружием пришлось повозиться и нынешнему председателю Исполкома Коминтерна Г. Е. Зиновьеву.

Луганская организация имела лучшие боевые отряды и прекрасную лабораторию, изготовлявшую в неограниченном количестве бомбы. Оставаясь всё время председателем депутатского собрания, я был избран председ. вновь организованного профсоюза рабочих завода Гартмана.

Управление заводом фактически перешло в руки рабочих, и директор завода управлял номинально.

В октябре меня и других должны были судить выездной сессией Харьковской судебной палаты, но общая забастовка рабочих Луганска сорвала суд. Весной 1907 г. палатой был оправдан и тогда же поехал на Лондонский партийный съезд делегатом от Луганской организации.

Перед этим был делегирован на первую Всероссийскую конференцию профсоюзов металлистов в Москву.

В июле 1907 г. был арестован и в октябре того же года выслан в Архангельскую губернию на 3 года. В декабре 1907 г. бежал из ссылки и был направлен ЦК для работы в Баку. Здесь вместе с тов. Шаумяном, Джапаридзе, Сталиным, Сосновским и др. проработал до осени 1908 г. и уехал в Питер. В Питере был арестован в сентябре и снова отправлен в Архангельскую губ. В ссылке, в Холмогорах, в январе 1911 г. был арестован и просидел в Архангельской тюрьме до ноября, а затем выслан в Мезенский уезд. Освободившись из ссылки в 1912 г., я поступил служить в кооператив рабочих на заводе «Дюмо», но через 3—4 месяца был арестован и выслан в Чердынский край. Из Чердыни освободился в 1914 году и устроился на Царицынском орудийном заводе.

В Царицыне собираю рассеянных по заводам и предприятиям старых большевиков, но вскоре должен был уехать в Питер, спасаясь от царской армии. В Питере снова обыски и слежка.

С первых дней Февральской революции я — член питерского С.-Р. Д. и член бюро нашей фракции.

В марте я в Донбассе.

В апреле участвую на партконференции делегатом, а затем делегатом же на 6-м съезде партии.

В Луганске, где я работал в 1917 г., председательствовал в Совете, Гор. Думе и комитете партии.

Был делегатом на демократическом совещании, а затем был избран от Екатеринославской губ. членом Учред. Собрания.

Военную работу начал с отряда, организованного в 1918 г., в марте под моим командованием дравшегося с оккупационными немецкими войсками.

Вскоре был назначен командиром 5-й Украинской армии, а затем командовал отрядами, отходившими под напором немецких войск с Украины на Волгу и к Царицыну.

На ст. Лихая произошло большое сражение.

Наши отряды в панике бежали в направлении на Белую, встретив восставших казаков и их пули. Десятки тысяч деморализованных, изнурённых, оборванных людей и тысяча вагонов со скарбом рабочих и их семьями нужно было провести через бушевавший казачий Дон. Целых три месяца, окружённые со всех сторон генералами Мамонтовым, Фицхелауровым, Денисовым и др., пробивались мои отряды, восстанавливая железнодорожное полотно, на десятки вёрст снесённое и сожжённое, строя заново мосты и возводя насыпи и плотины.

Через три месяца «группа войск Ворошилова» пробилась к Царицыну, и здесь из неё и других частей была образована 10-я Красная армия, которой мне было поручено командовать.

В 1918 г. вхожу в состав правительства Украины, затем назначаюсь командующим войсками Харьковского воен, округа.

После этого командовал 14-й армией и внутренним Украинским фронтом.

В конце 1919 г. — член РВС 1-й Конной армии, в 1921 г. — член ЦК РКП, командующий Сев.-Кавказск. воен, округом и член РВС Союза ССР, а в 1924 г. — член его президиума.

С мая 1924 г. назначаюсь командующим войсками Московского воен. округа и в настоящее время состою членом бюро М К РКП, членом Президиума Моссовета, председателем Московского Авиахима, зампредсед. Авиахима РСФСР и особоуполномоченным РВС СССР при Совнаркоме РСФСР.

За боевые заслуги награждён двумя орденами Красного Знамени и почётным оружием.