Вадим Жук
(р. 1947)
Предисловие автора
Три эти пародийнве пьески написаны в разные годы. «Мария» — в 1970-м, на излете «героической, советской драматургии, «Вера. — в 1982-м. в ее «чеховско-экологический» период, «Калгановна, или Трое мужчин в исподнем» — отклик на появление современной драматургической чернухи.
Мария
Полярный полдень. Тихо в поселке Смирном. Тихонько поскрипывают льдины. Лишь в палатке профорга экспедиции Марии Аверьяновны Паничевой мерцает слабый свет. Лежа на козлах, Мария вырезает себе аппендицит. Ей ассистирует только что приехавший из центра Ефрем Бабачев. Он держит зеркало.
Мария. Ты, Ефрем, держать будешь как надо или зайчиков пускать?
Ефрем. А не надо шуток мне, Мария. Вчера в крайкоме Гримасов ребром ладони вопрос поставил. Не будет льда — беда. Ты же умная женщина, Мария, должна понять: стране лед нужен — серебряное золото!
Мария. По старинке хозяйствуешь, Ефрем… По-дедовски. Задним умом вы там в крайкоме крепки.
Ефрем. Хозяйство у вас огромное, ресурсы неограниченные. Если не держать народ в кулаке…
Мария. Опоздал, Ефрем Фрегатыч! Нынче не удержишь народ в кулаке. Смеются люди, когда их в кулак пытаются зажать.
Смеются. А не таким ты был в войну, Ефрем, не таким.
Затемнение. В свете прожектора идут навстречу друг другу молодые Ефрем и Мария.
Мария. Ефрем!
Ефрем. Мария! Кончится война, Маша, — учиться пойду. Сначала в третий класс. Грамоту освою. Считать научусь До семнадцати. Большим человеком хочу стать!
Мария. Красивый ты, Ефреша, и мечта у тебя красивая. За мечту ты мне и люб.
Пролетает пуля.
Ефрем. Пулю пымал! Горячая.
Мария. Как чувство наше!
Снова наши дни.
Мария. Пулю эту сохранила я, Ефрем. Не меня обманул ты — мечту свою обманул. Отрезаю тебя, Ефрем Бабачев, лишний ты в жизни, как отросток этот, лишний.
Мария заканчивает операцию. Входит радист метеостанции Митя Клоакушкин.
Клоакушкин. Мария Аверьяновна! Там льдину отрывает. а пришить нечем… Сами знаете, как со снабжением у нас.
Мария. Ничего, Клоакушкин, пришьем. Я шов распущу.
Мария и Клоакушкин выходят. В смятении мечется Ефрем Бабачев по сцене. Да. это его, Ефремова, вина, что на далекую полярную экспедицию вовремя не завезены нитки! Не пришьют льдину — уйдет она в океан, примет ее в недра свои Ледовитыч — и пить стране теплое шампанское. Думай, Ефрем, крепко думай!
Ефрем. Будут нитки, будут! Я носок распущу!
Ефрем выбегает, входит доктор.
Доктор. Хозяева! Врача вызывали? О! Аппендикс чей-то. Опять без меня управились.
Со двора слышны крики.
Митя. Мария Аверьяновна! Да куда ж вы нагая! Застудитесь!
Мария. Ничего Клоакушкин, я баба жаркая!
Доктор (смотрит за окно). Нет, никогда так называемым господам Шульцам да Смитам не понять наш характер.
Митя. Прострочили, Мария Аверьяновна?
Мария. Намертво, друг мой, намертво.
Доктор. Никогда!
Конец
Вера
Действующие лица:
Вера — лесничая, 36 лет.
Игорь — ее сын. 45 лет.
Андрей — его сын — 60 лет.
Белобров — директор комбината, практически бессмертен.
Силантий — 12 лет со строгой изоляцией.
Сторожка Веры. При свете горящей тайги хозяйка дочитывает роман «Анна Каренина».
Вера. Какая сильная, какая потрясающая книга! Как хотела бы я повторить подвиг Анны.
Входит Белобров. Садится. Долго молчит.
Белобров. Позволите войти?
Вера. Входите, если не шутите.
Белобров. Этим не шутят, Вера.
Остается сидеть. Входит Игорь.
Игорь. Это я, мать.
Вера. Не говори глупостей, сынок. Это я, твоя мама, а ты мой большой глупый сын. Отчего ты сидишь, уронив сильные руки на натруженные колени?
Игорь замечает Белоброва.
Игорь. Кто это?
Вера. Это Белобров. Он вместо отходов спустил в реку всю готовую продукцию своего комбината и скоро предстанет перед судом.
Белобров. Да. Люблю я вашу мать!
Вера. Что за постоянный треск за окном?
Входит Андрей.
Андрей. Это я поджег тайгу.
Игорь. Глупо.
Входит Силантий. Садится, долго сидит.
Силантий: Пустите погреться.
Вера (указывает за окно). Тогда вам туда.
Андрей. Сейчас займется сторожка.
Силантий. Чем?
Андрей. Пламенем.
Игорь. Дымно здесь. Не курите, Силантий. (Теряет сознание.) Я куда-то потерял сознание.
Вера. Возьми мое!
Это конец первого акта. В дальнейшем все зависит от Силантия: если он заметит ружье, неосторожно поставленное Андреем между колен Белоброва, может что-то произойти, если нет — пусть пеняет на себя.
Калгановна, или Трое мужчин в исподнем
Федор — приходит из тюрьмы.
Исмаил — приходит с работы.
Фалалей — приходит из армии.
Рейган — кот.
Калгановна (коту). Родить-то я его родила, в каком месте — помню, а каким — не упомню. А кушать в те поры мужчинам и женщинам нечего было — было раскулачивание. И тебя бы раскулачили. Пришел бы активист, глянул на твоих котеняток: «Хто такие?» А ты ему: «Это мои котеняточки, ношеные-береженые». А он тебе: «Врешь, кулек кулацкий! Это твои работники!» Дернул бы с-под тебя подстилку для нужд народного хозяйства, а тебя в Сибирь отправил. Был бы ты сибирский кот. Пей молоко, Рейган, пей не вороти личико. А у меня молочка не было. Корой детеныша моего кормила. Вот пошла я за корьем, а там заяц деревце дерет. Я его за живот поймала: «Отдай пропитание, белая голова!» Он недобрыми глазами посмотрел и отдал. И где теперь тот заяц, где сынок мой роженый — не ведаю.
