Сперва я не придал этому никакого значения, но, воротившись домой, перечитал стихи и, дойдя до строк «С виду сумрачный и бледный, духом смелый и прямой», почувствовал себя горько обиженным.

Если Пушкин не станет отрицать, что он имел в виду меня, нашим добрым отношениям конец. В тот же вечер я послал ему письмо и вскоре получил ответ:

«Милостивый государь Корней Иванович!

Никому, кроме Господа Бога и Его Императорского Величества, отчета в поступках моих давать не намерен. Впрочем, остаюсь всегда готовый к услугам Вашим.

А. Пушкин»

Как замечательна эта пылкая энергия, с какой Александр Сергеевич отрицает самое предположение, будто он может давать кому-нибудь отчет в своих поступках! Сколько такта в заключительной фразе. И как особенно понятен нам сегодня этот намек на августейшего цензора, необходимость отчитываться перед которым была так мучительна для свободолюбивой натуры поэта.

Странно: когда я впервые читал это короткое письмо, я чувствовал себя оскорбленным. И в самом деле, по тону оно могло показаться холодным и даже вызывающе резким. Но теперь, спустя много лет, вновь перечитывая его, я вижу, что оно только кажется высокомерным, а в действительности в нем нет ничего, кроме застенчивой нежности, доброжелательства и самого искреннего, сердечного расположения к автору этих строк.

Особое задание

Коля Северцев, советский разведчик, получивший особое задание, вошел в приемную шефа рейхсканцелярии. Адъютант изумленно поднял брови:

— Колька? Друг! Ты как здесь оказался? — и стиснул Северцева в объятиях.

Друзья уселись на диван и, перебивая друг друга, рассказали о последних новостях там, в центре, и здесь, в логове.

— А я, Миша, — сказал Северцев, допив восьмую чашку эрзац-кофе, — прибыл к тебе по делу. Мне легализоваться надо. Помоги, брат.

Адъютант вздохнул и тоскливо уставился в окно на серые готические крыши.

— Трудная задача, — произнес он. — Куда же тебя пристрою? Все места уже заполнены, а новых штатов вермахт не дает. Ставили вопрос, писали, но пока безрезультатно. Просто не знаю, что и предпринять… Разве к Олегу Петровичу попробовать? Ты помнишь Олега Петровича? На восьмом этаже сидел у нас? Теперь он в министерстве авиации руководит… — Адъютант снял трубку телефона, вызвал нужный номер и попросил оберштурмбаннфюрера Брюннера.

— Алло, Брюннер? — спросил адъютант в прижатую ладонью трубку. — Это ты, Олег? Это я звоню, привет. Вот какое дело, Олег Петрович. Тут Северцева прислали в командировку, помоги парню устроиться. Найди ему какую-нибудь должностишку у себя, а то уже всюду переполненно… Тоже некуда? Жаль. Поговори с Герингом, он тебе не откажет. Ну, поимей в виду, если что…

Адъютант посмотрел на приунывшего Северцева и стал звонить в генштаб генералу Аксельштоку, которого близкие называли просто Аксеновым. Адъютант долго объяснял ему важность задачи, ссылался на указание центра, но Аксельшток был неумолим и, со своей стороны, ссылался на переполненные штаты. Адъютант пригрозил генералу строгачом по возвращении и в сердцах бросил трубку.

— Куда мне тебя сунуть? — спросил он Северцева. — Ну скажи, куда? В столице все забито нашими ребятами. Вынуждены освобождать некоторые места для противника, а то просто неловко получается. На прошлой неделе Шмидт (помнишь Кузнецова?) достал секретный план наступления, а вышел скандал. Оказывается, его наши приготовили для дезинформации. Работать стало очень трудно, Коля.

— Как же быть? — вздохнул Северцев. — Ведь у меня командировка.

— Понимаю. Но посуди сам: я у себя недавно пятерых уволил по сокращению штатов. Куда же мне тебя пристроить? Впрочем!.. — Адъютант радостно хлопнул коллегу по плечу. — Мы вот что сделаем с тобой: подавайся ты, брат, на фронт, а? Там посвободней.

Северцев согласился, и друзья взялись разрабатывать конкретный план действий.

— Тут дело простое, — сказал адъютант. — Завтра наши ребята должны утверждать в ихней ставке план их летнего наступления. Копию повезет на фронт фельдъегерь Васька Гришин. Помнишь? Так вот, он заболел. У него катар верхних дыхательных путей. Будь другом, возьми пакет и свези его в дивизию, где начштаба Фогельман. Это Соловьев, ты его знаешь. Ему и передашь.

На следующее утро Северцев уже летел на Восточный фронт с пакетом в портфеле. В центр ушла шифровка с сообщением, что агент номер 01366/5274 приступил к работе. А повеселевший адъютант Миша сел выписывать одному фельдмаршалу командировку в далекий город Винницу, где должна была состояться его встреча с фюрером.

Бровада