Места в домике было мало, спать можно было на полу только прижавшись друг к другу, так что Джона, чтобы не смущать Эмили, и так переступившую через все нормы морали её времени, предпочел провести ночь без сна. Сидел, просматривал в планшете свои записи, писал новые заметки, читал факты о викторианской эпохе… Заодно ночью, удостоверившись, что в округе никого нет, опять сходил в деревню — привычки детектива из него не вытравить.

Утро было хмурым, туманным и абсолютно темным — на юге, от востока до запада, поглотив Бристольский залив, тянулась сплошная стена тьмы, не пропускавшей свет. И, кажется, она медленно двигалась в их с Эмили сторону.

Спустя три часа сплошного огня, запаха гари и гнили, Эйч уже стала сильно сомневаться, что подзаработать денег, соглашаясь помочь Грею, было хорошей идеей.

Мир, так похожий на вариант Кейт, был пуст — зомби за разумную, да даже за неразумную жизнь не считались, но при этом мир был опасен и голоден. Сейчас пафосное предложение Грея, на которое купилась Эйч (“спасти человечество от зомби”), казалось глупым — людей здесь не было. Зомби сожрали всех, даже животных. Хотя один плюс в походе в этот вариант все же был. Оказалось, что, если хорошенько изгваздать лорда Грея в грязи, чуть-чуть повозить лицом в пыли, извалять по паре проулков и попинать по главным улицам, что не раз умудрились сделать полчища местных зомби, то лорд Грей даже начинал походить на человека. Грязного, окровавленного, злого, с опаленными бровями и ресницами, с оскаленной улыбкой на лице, но все же человека. За чью спину можно даже укрыться и не бояться, что отступит в сторону и бросит на произвол судьбы.

Рецепт так себе, не каждый день под руку попадают полчища зомби, но Эйч теперь хоть знала — Грей может быть нормальным, если захочет. Может улыбнуться в ответ даже на не совсем смешную шутку, может ответить вполне обычным голосом, а не цедя сквозь зубы, может даже в последний момент запихнуть себе за спину, принимая удар на себя.

Эйч фыркнула себе под нос:

— Может, но не хочет!

Она, не опуская дула уже не нужного плазмомета вниз, обвела взглядом площадь, на которой они приняли последний бой. Хоть убейте, ей здесь не нравилось! Что-то было в этом месте, в этом городе, в этом мире, в конце концов, что не давало до конца расслабиться.

Грей заметил её тревогу:

— Не веришь моему слову? Я сказал: “Чисто!” — значит: чисто!

— Странно тут. Тихо, но страшно, — честно призналась Эйч.

— Расслабься, — отозвался Грей, снимая с плеча и кидая на брусчатку уже ненужный огнемет. Вслед за ним отправилась и поясная кобура с пистолетами. — Больше зомби не осталось.

Он печально посмотрел на изодранную и сильно пострадавшую от боя куртку, брезгливо скинул её с себя и отправил туда же, к огнемету. И вновь повернулся к Эйч, которая, как заведенная, крутилась на месте, оглядывая площадь.

Грей оскорблённо процедил:

— Значит, не веришь моему слову. Какая… Глупость!

— Пффф… — только и выдавила из себя Эйч.

— Это что — насмешка? Ты пытаешься насмехаться надо мной?

Эйч осуждающе качнула головой и пнула ближайший камешек прочь:

— Ненадолго же тебя хватает… — Носок ботинка ткнулся в пыль, и Эйч в шутку предложила, искоса посматривая на Грея. — То ли опять тебя повалять в грязи? Вдруг поможет, и вновь станешь человеком?

Грей прищурил глаза:

— Ну-ну, попробуй. — он демонстративно подернул плечами, размял плечи… И завороженно уставился на повернувшееся в его сторону дуло плазмомета. — Однако…

— Шшш, — Эйч чуть выше приподняла оружие. Грей её подбешивал, не без этого, иногда даже казалось, что выстрел из плазмомета — именно то, что ему требуется. Это решило бы все проблемы разом.

Грей прищурился, глядя прямо в дуло плазмомета, и внезапно беззащитно выдавил из себя:

— Не сейчас… Пожалуйста…

Она все же выстрелила — Грей почувствовал, как жар опалил щеку, пройдя совсем вплотную. Сзади раздался шорох падающего тела. Грей медленно и устало развернулся, разглядывая валяющуюся почти у самых ног какую-то нежить — полуразложившееся тело некогда крупной собаки, острые зубы и явно чужие когти длиною почти в 15 дюймов.

Эйч быстро обогнула Грея, пнула для верности упокоившуюся нежить. Подняла глаза на побелевшего прочти в прозелень парня:

— Только не говори мне, что он тебе был нужен для исследований. Он спрыгнул с крыши и пытался, между прочим, прокусить твою шею.

Грей наклонил голову вниз в благодарном поклоне:

— Спасибо!

— Эм… Не за что, — ответила Эйч. — Работа такая. Кстати, раз тут все закончено, пойдем уже в “Приют”?

Грей отвел взгляд в сторону, прочь от так вкусно бьющейся жилки на шее Эйч:

— Пока не время. Мне надо отдохнуть.

Эйч нахмурилась:

— Прости? Не проще…

Тот вальяжно кивнул, перебивая её:

— Прощаю. — Он огляделся и выбрал наименее пострадавший, хотя бы внешне, дом. — Вот там и отдохнем. Мне надо отоспаться.

Эйч все же закончила свою фразу:

— …не проще это сделать в “Приюте”? Там хотя бы чище и спокойнее.

— И орды носящихся детей. — процедил сквозь зубы Грей, уже направляясь в выбранный дом. — Делай, что хочешь, а я буду спать. Не будить, даже если случится конец света!

Эйч угрюмо посмотрела ему в спину:

— Ну надо же! Какие мы неженки — пара часов боя, и уже баиньки! — На всякий случай она бросила ему в спину: — я прогуляюсь!

Он лишь дернул плечом, даже не оборачиваясь:

— Сильно не мародёрствуй!

— Тут не война! — обиделась она. — И гражданского населения нет.

Она поправила ремень плазмомета, чуть удлиняя его, чтобы оружие висело более свободно, но и в то же время оставалось под рукой — беспокойство не покидало её, особенно если учесть странную нежить, которую она только что уничтожила. Грей уже скрылся в доме, так что Эйч огляделась и, заметив нависающую над одноэтажными домами громаду торгового центра (в мире Кейт это была “Планета развлечений”), пошла в его сторону. Мародерством, как предположил Грей, она заниматься не собиралась, грабить пустые дома тоже, а вот собрать в пустом торговом центре нужное — почему бы и нет. В её мире привыкли не разбрасываться ресурсами, забирая из разрушенный поселений все. Ей сейчас, к счастью, не нужно было выживать, собирая продукты и лекарства, а вот позаботиться о своем будущем — не мешало бы. Тащить отсюда одежду или деньги — несусветная глупость, она уже знала, что в каждом мире свои банкноты, пусть и чуть похожие… А вот кое-что остается одинаковым везде, в любом мире…

В разрушенном и разграбленном торговом центре было темно и тихо. Не то, что в мире Кейт — там шум людей, звуки музыки, объявления о распродажах и смех аниматоров раздражал и заставлял держаться настороже.

Эйч постояла у входа, ожидая, пока глаза привыкнут. Последнее время она стала замечать, что видит гораздо лучше, чем раньше. То ли сказалось никак не ограничиваемое Кейт питание, то ли браслет Кайла помогал.

Она вновь поправила ремень оружия и пошла, высматривая нужный магазин.

Под ногами хрустело разбитое стекло, иногда даже попадались невесть откуда взявшиеся камни. Немногочисленные останки людей Эйч старательно обходила стороной — помочь им она уже ничем не могла, а похоронить, как положено… У неё уйдет не один месяц, чтобы хоть в этом городе навести порядок. Грей просто не даст столько времени.

Она проходила мимо разбитых витрин, мимо полупустых, с перевернутыми прилавками и полками магазинов, мимо баррикад на зоне фудкорта… Наконец, на втором этаже ей попалось именно то, что она искала…

Магазин, как и все, был разграблен, но не так старательно. На полу, в углах и кое-где даже на стендах ещё остались украшения. Яркие браслеты, длинные цепочки с кулонами, изящные серьги и блистающие даже в полумраке торгового центра колье.

У её матери была простая цепочка с жемчужинкой — предмет тайной зависти всех женщин “Клыков”, ведь мало у кого сохранились украшения. Эйч тоже с детства завидовала… Завидовала Джейн, что эта цепочка, это изящная, чуть мерцающая в темноте жемчужина достанется ей, а Эйч — ничего. И дело не в стоимости жемчужины — Эйч никогда не ревновала к сестре, к тому, что ей достаётся все больше и гораздо проще. Глупо ревновать, глупо тратить на это драгоценное время, ведь многого можно добиться самой, не по факту рождения, а доказав, что достоин. Но вот с завистью к жемчужине Эйч ничего поделать не могла. Для Джейн это украшение прежде всего было статусом и деньгами, для Эйч — тем самым фактом признания, признания того, что Эйч тоже много значит для матери. И хотелось, чтобы это простое и в тоже время изящное украшение было бы её — хотя бы в мечтах. Она ведь понимала, что шансов пережить мать у неё никаких. Она и так подошла к самому краю своей жизни.