…Ладно, Кайла вычеркнем — он создан искусственно, его могли создать по чьему-то подобию, того же Йена. Или Анжа. А Анж старше. Может… Они родственники? Просто не знают об этом. Куча же историй в интернете, когда братья и сестры разлучаются в детстве. Только вот ни Йен, ни Анж ни слова мне ни скажут об этом. Если только озадачить Джону…

Мысли поскакали дальше.

…Тогда хотя бы становится понятно, почему на одежде тети Зои нашли ДНК Йена — это ДНК Анжа, только и всего… Просто очень похожее… А еще Анж тогда, получается, был сильно ранен…

Кайл тихо прервал её размышления:

— Кстати, с отоплением я разобрался — теперь программа учитывает твои температурные предпочтения, и я включил твои комнаты в список требующих прогрева постоянно. Раньше твои комнаты были исключены из теплового контура.

— Из… Чего? — Кейт подняла на него глаза — иногда Кайл ставил её в тупик, вроде говорил те же понятные всем слова, но вкладывал в них явно другой смысл.

Кайл поправился:

— Твои комнаты были исключены из списка на обогрев. В “Приюте” стоит автоматическая система отопления. Она почти не требует вмешательства, только легкой корректировки, которую я только что провел. Покажется, что в помещениях холодно — только скажи, я вновь проведу калибровку.

— Научишь меня? — вздохнула Кейт, еще не совсем отошедшая от обучения процессу управления домашними роботами, среди которых, кстати, оказались и охранники — Кайл был прав.

— Конечно, научу.

С Кайлом непрекращающийся день сурка закончился. Он полностью взял на себя все заботы по дому и гостинице. Готовка, мелкий ремонт, уборка номеров, переговоры с посетителями — он успевал все и везде. Кейт только и оставалось, что прощаться с постояльцами и желать счастливого пути. А Кайл всегда стоял рядом, готовый подстраховать её.

Она даже привыкла, что по утрам, если он не был занят делами, его можно найти в одном и том же месте — у окна, выходящего на восток. Он, как приклеенный, утро за утром, любовался рассветом.

Тихий, мягкий, неконфликтный, Кейт иногда забывала, что он не человек и вздрагивала каждый раз, когда он то видел в полной темноте, то слышал то, что человеку слышать не положено, либо легко с ходу выдавал нужную информацию, загружая её из интернета минуя компьютер. И тогда Кейт задумывалась — чем была его мягкость? Чертой характера или огромной дырой в программном обеспечении?

А Джона тем временем совсем пропал — даже звонить и читать нотации перестал. И только Милли периодически звонила, интересуясь, успевает ли отдыхать Кейт и прося хотя бы иногда высыпаться. Кейт ничего не понимала, но соглашалась со всеми просьбами Милли — видимо, она решила перенять эстафету нотаций у Джоны.

Грей стоял среди городских трущоб и внимательно осматривался.

Город представлял из себя жалкое зрелище — выбитые окна, висящие на честном слове двери, пустые, разворованные дома. И пыль кругом. Даже мелкий снег, припорошивший многочисленный разбросанный по дороге и тротуарам хлам, казался грязным.

Пятна, подозрительно похожие на кровь, были везде — на стенах зданий, на асфальте, в салонах разграбленных и сожженных машин.

— Забаааавно… — Грей пнул ногой какой-то хлам, преградивший ему дорогу. — И что же случилось тут?

Он осторожно, не приближаясь к пустым домам, пошел по центру дороги — так хоть можно не ждать нападения с крыш.

Чуть шумели деревья, припорошенные снежком. Скрипели болтающиеся на ржавых цепях вывески. Завывал ветер в пустых окнах. И ни одного звука, принадлежащего живым. Ни лая собаки, ни шороха перебегающей дорогу лисы, ни звука человеческих шагов.

Если тут и был кто-то живой, то он тщательно затаился.

— Полнейшее запустение…

Он ускорился, перейдя на легкий бег — темнело быстро, так что к ночи он хотел уже найти себе еду и кров. Приходилось тщательно следить — куда ставить ноги: брусчатка была почти полностью разобрана, вдобавок кое-где дороги были тщательно перегорожены завалами из машин и строительного мусора.

— Tout le monde sur les barricades! — сказал он, взорвав очередной из завалов — устал штурмовать вершины из всякой дряни.

Первых людей он встретил в районе бывшего полицейского участка, сейчас представляющего жалкое зрелище — он был разграблен и частично сожжен. Кучка грязных, одетых в лохмотья, через которые просвечивали разлагающиеся телеса, существ сгрудились вокруг трупа человека и, сидя на корточках, жадно поедали его. Их чавканье и довольное урчание было слышно издалека. Приближение же Грея они обнаружили поздно — когда он с расстояния футов в двадцать рассматривал их, решая, что с ними делать? Они медленно, ломко, словно сломанные куклы, повернулись к нему и уставились белесыми, пустыми глазами. Один из самых живых даже встал, раскачиваясь и шагая в сторону Грея с широко расставленными руками. Грей уничтожил его огнем, на всякий случай отпрыгивая в сторону — существо продолжало идти несмотря даже на обхватившее его пламя. Только упершись в стену бывшего полицейского участка оно замерло, продолжая гореть, пока не опало пеплом.

Остальные так и продолжали сидеть на земле, бессмысленно мыча:

— Едаааааа…

— Фу, какая гадость! — Грей, не задумываясь, взорвал и их, тратя больше сил, чем хотелось бы — скорее от омерзения, чем от испуга. Бояться он перестал давно. Еще в прошлой жизни.

— Что ж… Забавно… — Он все же зашел внутрь полицейского участка, внимательно рассматривая разбросанные, обгорелые и заскорузлые от воды бумаги и мусор. Под ногами хрустело стекло, больше никаких звуков слышно не было. Даже стоны “Едаааа!” прекратились — огонь испепелил остатки костей.

Возле одного из валяющегося на боку стола, чья столешница была пробита пулями, лежала чудом уцелевшая фоторамка. Грей не стал наклоняться — на зрение он никогда не жаловался. На фото красовалась парочка улыбающихся новобрачных с надписью “Майли и Йонна навсегда!”.

— Точно, навсегда, — хмыкнул Грей, продолжая поиски журнала происшествий или хоть каких-то бумаг, проливающих свет на случившееся.

Следующим этапом будет мэрия.

С улицы донеслось непонятное мычание и шорох заплетающихся шагов.

Грей отбросил в сторону очередную бумагу с истерической надписью “…их слишком много… Они не боятся ничего, их даже пули не останавливают…” и скривился:

— Что ж, пора и домой — слишком тут человеколюбивые хозяева!

Он сосредоточился, сделал шаг и… Ничего не произошло.

— Черт, — выругался он и снова повторил. Безрезультатно.

— Черт, вот вредная девчонка, мало я тебя дрессировал!!!

Пришлось рвануть вверх по лестнице, потому что двери и окна уже облепили ломкие фигуры, жалобно мычащие:

— Едааааааа….

Он выбрался на крышу участка, разогнался, перепрыгивая через узкую улицу на другую крышу и помчался дальше, уходя от мерзкого стона:

— Едаааа…

Пару раз не повезло — он оступался, соскальзывая и чуть не падая, но вставал и мчался дальше, высматривая людей — ему жизненно необходима была еда.

Шаг за шагом.

День за днем.

В поисках еды.

Которой тут не было.

Его, полностью ослабевшего, загнали у Девичьего круга — оскаленные лица, на которых не было ничего человеческого. Разлагающиеся тела, плоть на которых лохмотьями висела, стыдливо прикрывая кости. Пустые глаза, в которых плескался только голод.

Он дрался до последнего, разбрасывая ошметки плоти — по большому счету он мало чем отличался от выживших тут. Ему, как и им, нужна была еда. Только его еды тут не было.

Сил не было, его просто погребли под горой разлагающейся плоти, и только чьи-то тупые зубы впились в надплечье, вызывая боль.

Кейт была в своей комнате, уже готовясь ко сну, как ей пришло сообщение от Джоны: “Мисс Милн, вы там часом не умерли?”