— И мы ничего не знали, — укоризненно сказал Мелис.

— А как бы вы узнали в своей тюрьме? — искренне удивился Фергюс. — С вами-то связываться было опасно! Мы боялись Дисси хоть строчку передать, она ведь тоже могла пострадать! Кстати, не представляю, как Штейнмейстер допустил, чтобы Дисси была тюремщицей в подземельях…

— Я вот тоже думаю, — подала голос Дисси. — Ведь господин Торментир меня вполне мог узнать. Если не по внешности, так по мыслям.

Торментир презрительно хмыкнул.

— Что смешного? — подозрительно спросил Мелис, крепче сжимая рукоять меча.

Торментир даже не удостоил его ответом. Зато Эйлин вспомнила о роли защитника:

— То, что Дисси проникла в темницы под видом тюремщицы — это заслуга Солуса, так же, как и то, что Нелли с Мелисом не были убиты в заключении и содержались в сносных условиях. Он внимательно следил за их пребыванием в тюрьме, а потом дал возможность нашей славной троице бежать.

— Я вот помню, что мы заблудились в подземных галереях, — сказала Нелли. — И появился тёплый маленький светлячок, который вывел нас к друзьям. Думаю, это ты прислала тот огонёк, мама?

— Нет, не я. Он, — и Саламандра указала на Торментира.

— Да ну? Тогда почему же он не вышел из милости у Штейнмейстера? — поинтересовалась Нелли.

— Потому что он туда и не входил. Штейнмейстер держал его при себе, потому что ценил его таланты, да и немного побаивался. Нас всех он фактически обезвредил, на Солуса навлёк ненависть его товарищей, заставив варить отраву для меня, а потом просто держал при себе, выжидая удобный момент, чтобы уничтожить за ненадобностью. Кстати, за ваш побег Солус был жестоко наказан.

Эйлин подошла к стулу Торментира. Он пытался отстраниться от неё, но не смог, и Саламандра резким движением разрезала его тёмную мантию. Все увидели, что на его теле, помимо прежних шрамов, появились свежие. Некоторые имели устрашающий вид: рассечённая кожа была наполнена стекловидной массой. Долорес ахнула. Эйлин дотронулась до такого места, где было это вещество, и Торментир против своей воли вскрикнул.

— Хочу заметить, что в тот момент, когда Штейнмейстер залил обсидианом эти раны, обсидиан был раскалённым, — бесстрастно прокомментировала Эйлин.

Присутствующие вздрогнули. Даже на лице Нелл уже не было той ненависти, которую она лелеяла целый год, а остальные смотрели с откровенным сочувствием. Лицо Торментира потемнело.

— Мне не нужна ваша жалость! — прорычал он.

— А никто тебя особо и не жалеет, Солус, — холодно проговорила Саламандра. — Можешь и дальше упиваться своими несчастьями в гордом одиночестве.

— Но, Эйлин, — нерешительно заметил Фергюс, — ты могла бы как-то залечить его раны? Ведь Призраки тебя многому учили…

Саламандра сосредоточенно морщила лоб. И Нелли, наблюдая за ней, невольно вспоминала… Когда-то давно, ещё дома, её мать часто приносила работу домой. Перебирая листы с отчётами, она время от времени задумчиво глядела в компьютер и хмурила лоб. Даже морщинка у неё сейчас была в том же месте, что и раньше… И решение, видимо, пришло к ней. Как и раньше…

— Да, пожалуй, — медленно произнесла она. — Учитель говорил мне, что я могу спасти человека от обсидиана, но не смогу избавить обсидиан от человека…

И она в наступившем молчании приложила белую руку к ране наиболее ужасного вида. Торментир стиснул зубы, стараясь всеми силами сдержать стоны. Рука Саламандры как будто высасывала тёмную массу из раны, а потом на глазах у всех рана стала затягиваться. Так Эйлин поступила с каждым свежим повреждением. А после в какое-то мгновение мантия снова стала целой, как будто Эйлин и не разрывала её.

— Дальше можешь пользоваться своими средствами, Солус, они прекрасно помогут, — спокойно сказала она.

— Мама, откуда ты знаешь, как его наказал Штейнмейстер? — спросила Нелл.

— Я там была, — просто ответила Эйлин. — Я их могла видеть, а они меня — нет. Поверь, зрелище было не из приятных.

Торментир был бледен. Мелис с тревогой посмотрел ему в лицо.

— Не беспокойся так, Мелис, — усмехнулась Эйлин. — Физическая боль скоро уйдёт.

Она не закончила фразу, но пленённый Торментир прекрасно понял, что она имела в виду: его трясло от унижения. Как они посмели устроить суд над ним! Над ним! Он столько раз подвергал свою жизнь опасности ради этих юнцов, его искалечил Штейнмейстер, а теперь эти безмозглые идиоты осмеливаются судить его?!

— Нелли, — тихо произнёс Мелис. — Наверное, сегодня никто никого не убьёт, даже если тебе всё ещё хочется его разорвать.

— Что-то уже не хочется, — буркнула Нелл.

— Ещё минуту, — сказала Эйлин. — Солус, почему ты всё время ходишь в перчатках?

Торментир промолчал.

— Ты хотел скрыть кольцо от Штейнмейстера?

— Да, — глухо ответил он.

— Скрыл?

— Да. Никто не знает о кольце.

Эйлин подумала немного и велела всем выйти.

— Оставьте нас одних. Это буквально на полчаса, — усмехнулась она, увидев, что Нелли собралась возразить. — И не бойтесь, мне ничто не сможет причинить вреда. Пока что.

Молодые люди покинули комнату. Эйлин повела рукой, цепи свалились к её ногам и исчезли, словно растаяв в воздухе.

— Покажи мне своё кольцо, Солус, — приказала она.

Торментир с очень недовольным видом стянул с рук перчатки. На безымянном пальце левой руки по-прежнему красовалось кольцо, и крошечные хризолиты переливались мягким зеленоватым светом.

— Когда я вспомнила кое-что там, в пещерах Андельстоун, — тихо сказала Эйлин. — Моё кольцо было на мне, и цвет оно не меняло. Я всегда верила тебе, Солус.

Торментир глубоко втянул в себя воздух:

— Я искал тебя. Я ведь обманул Штейнмейстера с тем зельем, и знал, что ты просто погружена в глубокий сон. Я мог вывести тебя из него, поэтому спускался во все подземелья, знал, что ты должна быть жива…

— Это, наверное, ты бродил невдалеке от жилищ Подгорных Карликов? — улыбнулась Эйлин.

Торментир пожал плечами.

— Они готовы были тебя прикончить. Если бы не твоё кольцо… Они узнали своё изделие и отпустили тебя. Надо быть осмотрительнее. Кстати, теперь ты тоже вне закона, и выйти из этого дома не можешь.

Торментир, по всей видимости, был очень недоволен, рот его искривился.

— Я что, должен теперь сидеть взаперти с этой бандой юнцов?

Саламандра холодно ответила:

— Это не банда, а Круг Посвящённых, и тебе прекрасно это известно. Более того, вам всем придётся ладить друг с другом, чтобы как минимум выжить. Вдобавок из дома теперь могут выходить только Фергюс, Долорес и я.

— Кстати, ты упомянула, что ничего тебе не причинит вреда. Пока что. Что это означает? Что ты теперь такое?

Эйлин тряхнула серебристыми волосами:

— Видишь ли, я — Саламандра, стихия в чистом виде. А она практически бестелесна, не имеет человеческого имени. Как только я вспоминаю что-либо из своей человеческой жизни, своё имя, свою дочь, я теряю качества Саламандры. К примеру, лететь я уже не смогу. Как Саламандра я буду развоплощаться…

Торментир слушал с большим вниманием, по мере того, как Эйлин говорила, его охватывало беспокойство.

— И что будет потом? Если ты потеряешь все свойства стихии?

Саламандра вздохнула:

— Наверное, я исчезну. Просто растворюсь в воздухе или, скорее, в пламени. Вопрос пока не в этом. Ты сам хорошо понял, что должен сделать?

Торментир сердито взглянул на неё.

— Да понял, конечно же, понял.

— Значит, ты обещаешь наладить отношения со всеми, кто здесь находится?

Лицо Солуса выражало крайнюю степень недовольства, но под пристальным взглядом Эйлин (он не мог называть её по-другому) он кивнул:

— Хорошо. Я постараюсь.

Лицо Саламандры просияло, при этом волосы её сверкнули.

— Вот и замечательно! А теперь я переговорю с остальными, — и она буквально выпорхнула в другую комнату, где её ожидали Фергюс, Мелис и три девушки.