Трудности перед сионизмом с самой первой минуты стояли огромные. На 80–90-е годы XIX в. приходится первая алия, то есть первая волна поселенцев в Землю Израильскую. «Алия» — значит подъем, восхождение к вершинам, так у нас называют переселение в Страну Израиля. А те, кто уезжает от нас — говорят «йерида», опущение, падение. Трудности в Земле Израильской алия встретила огромные и спасена была Ротшильдом, но о том речь пойдет впереди. Мы пока поговорим о Восточной Европе. Конечно, мрачные вести из Земли Израильской трудностей не уменьшали. Не хватало денег. Богатые евреи в России не откликнулись на призыв. И богатейшие (кроме чайного короля Высоцкого), и просто богатые отмахнулись от сионизма, как от дела несерьезного. Это при том, что еврейская буржуазия славилась меценатством и филантропией. Если удавалось сионистам в год собрать 15–20 тысяч рублей, то год этот считался хорошим. Собирали основную массу денег евреи небогатые и даже просто наша горемычная беднота. Потихоньку движение стало более организованным. Два раза проводились съезды. В 1890 году удалось получить у властей хоть какой-то легальный статус — было официально зарегистрировано «Одесское общество помощи еврейским земледельцам Сирии и Палестины». В просторечии: «Одесский комитет».

Разрешение правительства на основание этого общества одесские палестинофилы сочли серьезным, даже сенсационным успехом — не часто удавалось евреям чего-либо добиться во времена Александра III. Героем дня стал тогда Александр Цедербаум, редактор еврейских журналов, выходивших в Одессе на иврите и идише, много хлопотавший для получения этого разрешения.

Важное место в сионистских буднях тех дней занимали споры религиозных и нерелигиозных сионистов. Тут хочу я поговорить подробнее. Во-первых, как сказал один из сионистских лидеров тех дней Лилиенблюм: «Полное единство возможно только среди овец». И эту фразу надо хорошо запомнить. В сионизме было и есть много направлений. Было сионистское толстовство и сионистское масонство. Был «практический сионизм», «политический сионизм», «духовный сионизм», «синтетический сионизм». Было сионистское ницшеанство, были «территориалисты», хотевшие основать еврейскую страну в любом подходящем уголке. В 90-е годы XX века на наших глазах умер социал-демократический (левый) сионизм — могучее когда-то дерево, ныне сгнившее. Это нормально. Каждое из этих направлений приносило свою пользу в дни расцвета. Только территориализм вызывает сомнения, но и тут не все было однозначно.

Ну, а теперь перейдем к взаимоотношениям сионизма и религии. И нам об этом еще придется говорить много, ситуация тут менялась не раз. В конце XIX века ортодоксальное религиозное еврейство составляло большинство народа. Решительного противодействия сионизму еврейская ортодоксия в те годы еще не оказывала — это началось позднее. В первую алию в Землю Израильскую отправлялись и религиозные евреи, например, из Румынии, даже хасиды. (Напоминаю: ортодоксальное еврейство делилось на хасидов и миснагидов, или литваков.) Хасидские верхи тогда и вовсе никак не реагировали на сионизм. Полагали, что мода эта сама пройдет. (Позднее они будут бороться с сионизмом насмерть.) Среди литовских же раввинов нашлись сионисты. Так, с первых же дней в сионизме возникло религиозное крыло. Во главе религиозных сионистов в те годы встал главный раввин Белостока — Могилевер. Было этих раввинов-сионистов совсем немного. С одной стороны, присоединение группы раввинов к сионистам можно считать успехом. У этих раввинов был ключ к патриархальным еврейским массам. С другой стороны, уже в те годы стало ясно, что совсем нелегко находят общий язык бывшие одесские «маскилим», Лилиенблюм и Пинскер, с белостокским раввином старого закала, Могилевером. А большинство евреев еще выжидали. О сионизме они и не думали. Считалось, что или Александр III опомнится и вернутся сносные времена, какие были при его отце, или можно будет уехать на Запад, где еврейский вопрос, казалось, уже благополучно решен (в благоприятном для евреев смысле). Тут-то и грянуло «дело Дрейфуса».

Итак, «дело Дрейфуса». Что-нибудь о нем слышал почти каждый еврей. (Поэтому я до предела сокращаю детективную часть.) А вот все ли понимают, почему они знают о Дрейфусе? Ведь много с тех пор прошло над нами бед, куда более страшных. Но есть события, которые остаются в коллективной памяти. Это — осталось, потому что было переломным моментом. Чтобы было яснее, приведу пример. Лет за 10–11 до «дела Дрейфуса» шумело на всю Европу «Тис-Эсларское дело». Кто помнит о нем теперь? Тис-Эслар — маленький городок в Венгрии, на Дунае, забытый Богом и людьми, но однажды вошедший в историю. А случилось вот что… Пошла одна девочка лет пятнадцати по указу матери в лавку — купить, что надо по хозяйству. В лавку к еврею она пришла, что нужно — купила, а домой не вернулась.

Конечно, подумали на евреев — им для мацы кровь нужна. Схватили нескольких. Люди все были простые: синагогальный служка, плотогоны (одна из традиционных еврейских профессий и не только на Дунае). У синагогального служки нашелся сын-подросток. Он сперва все отрицал, но его посадили в подвал с крысами на ночь. (Разумеется, посторонним об этом не рассказывали, это уже потом выяснилось.) Удовольствие это было, видимо, маленькое, ибо он сломался и дал показания: «Я посмотрел в замочную скважину, увидел, как папа несет блюдечко с кровью». Потом, когда все стало раскручиваться обратно, в эту скважину посмотрели и убедились, что при всем желании ничего увидеть нельзя. Но это будет позже, а пока дело разгоралось. Гаденыш вошел во вкус. Он был в центре внимания, ему слали подарки. И он нес то, что от него хотели услышать. Так что был у нас свой Павлик Морозов. И вдруг вышла осечка. В Дунае обнаружили женский труп. Он пробыл в воде довольно долго, лицо было трудно узнать, но по одежде установили тело исчезнувшей девочки, еще сжимавшей в руке узелок с покупками. Видимо, на берегу Дуная плохо стало бедняжке, она упала в воду и захлебнулась. Несчастный случай. Но местные антисемиты не хотели отступать. Медики обследовали труп и заключили, что это труп другой женщины. Нашли, что нежная кожа на руках, — руки не привычны к физической работе, а девочка была из простых, работала, что труп принадлежит женщине, больной анемией, а девочка была здорова и т. д. и т. п. И было объявлено, что евреи подбросили труп другой женщины, обрядив его в одежду покойной девочки и снабдив узелком с покупками. Венгрия закипела, начались погромы. Было это вскоре после русской погромной волны 1881–1882 годов. Еврейское население Австро-Венгрии обладало равноправием уже лет пятнадцать, но равноправие равноправием, а погромы начались. Это, оказывается, может сочетаться. Но и евреи не сидели сложа руки. Из Вены прибыл профессор судебной медицины. Он заново освидетельствовал труп, нашел, что это труп девочки, дав научное объяснение всем произошедшим изменениям. Колесо завертелось в обратную сторону. Гаденыш покаялся во лжи. Евреи были оправданы. Все вздохнули с облегчением. Антисемитизм в Венгрии поутих. Все хорошо, что хорошо кончается.

Почему это, очень громкое в свое время дело быстро забыли? (Единственным его долговременным последствием стало то, что в университетскую программу обучения врачей ввели обязательный курс судебной медицины.) Евреи считали, что это рецидив средневекового мракобесия. Сцена была подходящая — захолустье. Евреи подходящие — малообразованные, местечковые. И сам ритуальный мотив попахивал средневековьем. И наконец, какой блестящий пример победы науки над средневековым мракобесием! Как тут не поверить в силу просвещения. И действительно, после этого дела получше стало евреям в Венгрии. А меж тем не все тут было так хорошо. Ведь не к одному только средневековому невежеству все сводилось. Ведь был же и допрос с пристрастием — вспомните подвал с крысами! Но на этот раз — сорвалось. А улучшение отношения к евреям имело другую причину. Не только и не столько совесть тут была, но и расчет. В конце XIX века венгры, получившие очень широкую автономию в рамках Австро-Венгрии, вдруг заметили, что евреи им нужны. Венгрия тогда была примерно в 3 раза больше, чем теперь. Включала Словакию, Закарпатье, Трансильванию. На этой территории венгры не составляли большинства. Только вместе с евреями их получалось чуть больше 50 % (в тогдашних границах Венгрии). При этом евреи были удобны — не могли задумать территориального отделения. Вот и провозгласили евреев, к их радости, «венграми Моисеева вероисповедания». Но этими объяснениями евреи не забивали себе головы, предпочитая оптимистично смотреть на вещи, верить в силу разума, в науку и прогресс.