И хотя не сразу, эти идеи получили поддержку, в том числе и материальную (относительно скромную, ибо времена ротшильдовских денег уже миновали), от сионистских верхов. После смерти Герцля в сионистском руководстве постепенно начали преобладать «практические сионисты» (Варбург, Оппенгеймер). Они тоже пришли к мысли использовать для возрождения Земли Израиля кооперативные поселения. В Страну был направлен представитель сионистской организации Руппин, тоже сторонник этой идеи. Лучших людей, чем здешние социалисты, для создания кооперативных поселений было не найти.
Первые попытки создания таких коллективов не удались. Но в начале второго десятилетия XX в. были найдены две удачные формы: «кибуц» — трудовая коммуна с очень высокой степенью обобществления, и «мошав» — кооператив мелких (семейных) хозяйств. Оба типа поселений оказались жизнеспособны. Они были рентабельны при условии очень скромного, по началу, жизненного уровня. И обходились в основном без наемной рабочей силы. Разве что во время сбора урожая нанимали на короткое время людей со стороны. Но только евреев. Еврейский труд был любимой темой тогдашнего социалистического сионизма.
Во времена второй алии все это только начиналось. Однако в дальнейшем социалистический сектор быстро развился и сыграл огромною роль в становлении еврейского государства. И в военном плане тоже, о чем будет рассказано в следующей сказке. Но, как говорит турецкая поговорка, «роз без шипов не бывает». Со временем выяснилось, что социалистические шипы достаточно колючие. Сейчас, через 100 лет после своего основания, социалистический сектор находится на закате. Особенно кибуцы, всех когда-то поражавшие. Видимо, их упадок вызван, помимо прочего, ещё и тем, что в конце XX века они утратили статус еврейского национального авангарда. Но может быть последнее слово в этой саге ещё не сказано.
Вернемся в канун Первой мировой войны.
В свободном мире, где не приходилось бояться полиции, а цензура не мешала изданию левых газет, идеи социалистического сионизма в начале XX в. распространялись быстро. Кружки «Поалей Цион» возникли в австрийской тогда Галиции — в Лемберге (Львове) и Кракове. А также в Вене. И среди эмигрантов из Российской империи в Лондоне и в Нью-Йорке.
Лирическое отступление
Левацкие идеи были распространены и среди тех евреев выходцев из России, что выбирали Америку и не думали о Стране Израиля. В США новоприбывшие евреи основали несколько коммун, городских и сельскохозяйственных, даже раньше чем на Земле Израиля — ещё в 80-ых годах XIX века. И в Америке тоже любили поговорить о социализме, о необходимости приобщения евреев к производительному труду и т. п. Так что эти коммуны получали помощь от еврейских филантропов. Скромную, конечно, ибо невелики были тогдашние возможности американкой еврейской благотворительности.
Но оказалось, что там где ультралевые мечты не связаны тесно с идеей национального возрождения, они выдыхаются очень быстро. Скоро еврейские социалистические коммуны в Америке распались и остались в истории малоизвестным курьезом.
Не так пошло дело в Стране Израиля, где социалистические идеи на несколько десятилетий соединились с национальными.
Глава 33
Атаки со всех сторон
После поражения революции 1905 года мрачно стало в России, но относительно спокойно. Затихли оба вопля: «Бей жидов — спасай Россию!» и «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!». Царизм устоял. Евреи ничего не получили. Если на крупных предприятиях в больших городах рабочим и стало получше (теперь их побаивались), то ведь евреи там почти не работали. А черта оседлости, процентная норма и другие ограничения остались без изменений. Мрачно, впрочем, было не только на еврейской улице. Во всей империи, несмотря на появившиеся зачатки парламентаризма — Думу, было мрачно. Даже мода на самоубийства пошла у молодежи (такое случается не так уж редко). Казалось, монархия незыблема, простоит еще века, как простояла уже 300 лет.
Евреи уезжали. Новый рост эмиграции за океан начался еще после Кишиневского погрома. После поражения революции 1905 года начали уезжать и бундовцы. До этого они в основном воздерживались от эмиграции — надеялись на революцию. Теперь казалось, что все потеряно. Конечно, первыми уехали те бундовцы, которые «засветились» в революционных выступлениях. Сионисты, известные участием в самообороне, тоже уезжали — в Землю Израильскую. Но им это было «по штату положено».
Современники видели и другую, кроме эмиграции, причину ослабления Бунда — он оказался слишком классовым и недостаточно национальным для широких масс. Мечты бундовцев, что вскоре евреи будут праздновать 1 Мая вместо традиционных иудейских праздников, таких как Песах или Пурим, и прочие подобные утопии стали явным абсурдом в условиях спада революции и никого уже не привлекали.
Лирическое отступление
Продолжалась и начатая еще до революции 1905 г. острая критика Бунда со стороны остальных социалистов. Бунд обвиняли в том, что он воспитывает недоверие к пролетариям других наций и препятствует ассимиляции евреев. Ассимиляцию считали явлением прогрессивным. Ленин говорил, что «идея еврейской национальности противоречит интересам еврейского пролетариата». Бундовцев обвиняли в мелкобуржуазном национализме, который объясняли «полуремесленным» характером Бунда. Конечно, немалая часть этих нападок исходила от самих евреев — и большевиков, и меньшевиков.
И «могучий дуб Бунд» — выражение Жаботинского — стал слабеть. По большому счету его роль была сыграна. (По крайней мере, в России.)
А вот на нашей сионистской улице не унывали, хотя отношение властей к сионистам вновь ухудшилось. Для властей ведь не составляло тайны, кто организовывал еврейскую самооборону, но не только в ней было дело. В конце 1906 года в столице автономной Финляндии Гельсингфорсе (сейчас это Хельсинки) — там дышалось посвободнее, хотя постоянное проживание евреев в Финляндии запрещалось — русские сионисты собрали свой съезд. К тому времени стало уже ясно, что борьба за еврейское государство — дело долгое. И что, помимо политической борьбы за международно-правовые гарантии, нужно и все другое делать. И поселения строить, и культуру еврейскую воссоздавать (в первую очередь возрождать иврит). А пока что и за равноправие евреев, где его нет, тоже нужно бороться (а не было его в России и в Румынии). Словом, необходима демократизация государственного строя, широкая национально-культурная автономия (для всех вообще, и для евреев в частности). То есть была у нас своя «программа-минимум», и правительству она понравиться не могла. Но сионисты так же не могли остаться в стороне от насущных еврейских нужд. Именно в это время они начинают уделять больше внимания печатной агитации на идиш. Раньше сионисты резко выступали против этого языка, видя в «жаргоне» (идише) символ рассеяния. Но это был язык широких еврейских масс, и с этим приходилось считаться.
В Российской империи сионистов преследовали. Не так сильно, как, скажем, эсеров или большевиков, — против эмиграции евреев правительство не возражало. Но бывали и аресты, и конфискации литературы, и запреты собраний. Порой круче, порой легче. В этих условиях синагога становилась самым удобным местом для сионистской деятельности. Но и тут были большие трудности. Именно в это время еврейский религиозный «истеблишмент» начинает особенно энергично действовать против нас. (Исключение составляет маленькая группа литовских раввинов-сионистов. Но они в это время грешили территориализмом, который лишь постепенно выдыхался.)
К Герцлю многие раввины и цадики относились все-таки с некоторым почтением. Во-первых, «большому еврею», что вхож к королям и министрам, по традиции кое-что прощают. Во-вторых, он демонстративно проявлял уважение к религии. В-третьих, дело еще терпело, можно было выжидать. Но теперь все стало иначе — выяснилось, что, несмотря на все беды, кризисы и похороны, сионизм не умирает. Живуч, как жид. Растет, да еще и левеет — усиление после смерти Герцля социалистического направления в сионизме религиозным понравиться не могло. И они стали противодействовать сионистской заразе изо всех сил.
