О «Хехалуце» разговор еще будет — это крупное явление нашей истории. Но пока ненадолго отвлечемся. Среди многих вернувшихся в Россию после Февральской революции эмигрантов был и наш старый знакомый — Рутенберг. Он уже побывал и в эсерах, и в сионистах и снова стал эсером. Вернулся и попал в дружеские объятия своего старого приятеля — Керенского, российского премьер-министра. И сказал ему Рутенберг: «Две виселицы могут спасти Россию. Надо немедленно повесить Ленина и Троцкого!» С Троцким это было совсем просто — он был тогда под арестом. (В результате неудачной попытки вооруженного восстания в столице в начале июля 1917 года человек 70 большевиков во главе с Троцким оказались в петроградской тюрьме «Кресты»). Владимир Ильич Ленин очень заботился всегда о своей безопасности и, будь опасность покруче, надо думать, сбежал бы за рубеж, а не стерег бы сено в Разливе. Но Керенский был юристом и хотел действовать в рамках закона… Это предложение могло дорого стоить Рутенбергу в конце 1917 года. Но все обошлось. А затем этот инцидент принес пользу, хотя и не ту, на которую рассчитывал Рутенберг. В 20-е годы, когда он занимался электрификацией Земли Израильской, в английском парламенте был сделан запрос министру колоний Уинстону Черчиллю — как это Рутенбергу, русскому еврею-революционеру большого масштаба, выделена концессия? Черчилль ответил, что все в порядке — Рутенберг хотел повесить Ленина и Троцкого. Больше вопросов не было. (Опять та же ситуация — даже для депутатов парламента все сливалось — большевистская революция, русские евреи, сионизм.) Но в 1917 году до этого было еще далеко. Пока что, поскольку Рутенберга не послушались, большевистская революция началась. Убегая, Керенский оставил Рутенбергу — заместителю губернатора Петрограда, широкие полномочия. Но было поздно — все решали войска. А Рутенберг не был военным, да и вообще, проведя много лет за границей, был мало известен в стране за пределами эсеровских кругов. Так что остановить большевиков он не смог — время было упущено, но не по его вине. Он был среди защитников Зимнего дворца. Был вместе с другими арестован. Но скоро выпустили — революция стала кровавой не с первых дней. У него хватило ума не ждать второго ареста. Он бежал на юг, к Деникину. Это не украшает его биографию — деникинские войска устраивали погромы. Но уж, во всяком случае, он имел все права с гордостью заявить в 1920 году британским парламентариям: «Я никогда не служил большевикам!». В 1919 году Рутенберг входил в «Совет обороны Одессы» — краевое антибольшевистское правительство. И отчаянно пытался наладить жизнь в городе. Но убедился, что ситуация безнадежна. И что ему, как еврею и эсеру, у белых настоящей веры нет. А его еврейское сердце вновь пробудили страшные известия о резне евреев. В конце 1919 года Рутенберг переехал в Страну Израиля. У нас он участвовал в организации отрядов обороны против арабов. Но в основном прославился своей индустриально-строительной деятельностью, за которую его все уважали. Он даже смог свести вместе в середине 30-х годов для переговоров Жаботинского и Бен-Гуриона, тогда уже непримиримых противников, чтобы не сказать сильнее. Впрочем, встречи их в Лондоне в конечном счете не дали результатов.

Сам бывший эсер, Рутенберг в преклонные годы отошел от террора. Вместе с Вейцманом он считался лидером умеренного крыла, сторонником сохранения хороших отношений с Англией. (Но друг друга они, мягко говоря, недолюбливали). И кстати, стал Рутенберг весьма состоятельным. Мы с ним прощаемся. (В книге о Вингейте я буду только кратко упоминать о нём).

Хочу еще раз подчеркнуть, что биография Рутенберга уникальна. Он, видимо, единственный, кто оставил след и в истории сионизма, и в истории революции в России.

Итак, Трумпельдор летом 1917 года прибыл в Россию, думая прежде всего создать солидное еврейское войско. Затем разбить турок на Кавказском фронте и прорваться через те места в Землю Израильскую. План в ту пору не казался фантастическим. Ибо одни национальные части были уже сформированы и участвовали в боях (чехо-словаки, латыши), другие завершали формирование (поляки), третьи начали его (украинцы), четвертые говорили о национальных частях. Только евреи пока что об этом молчали. И была тому причина: национальные корпуса — это были не просто воинские части. Это было проявление сепаратизма.

Россия времен Временного правительства кое в чем напоминала горбачевскую Россию. При наступившей гласности вдруг вылезло на свет Божий то, что существовали подспудно. А теперь вот сразу и резко дало о себе знать. Все захотели независимости (раньше это было известно только о поляках). В рамках ли федеративного объединения с Россией или вовсе без России. (Об этом сепаратисты еще не могли договориться. Среди украинцев, например, были оба течения.) В Москве и Петрограде не то чтобы решительно противились этому, но просили хотя бы подождать до конца войны, когда можно будет провести выборы в Учредительное собрание. А оно уж займется конституционными вопросами. Но сепаратизм развивался неудержимо.

И тут выяснилось, что меньше всего у России проблем с евреями, несмотря на их немалую тогда численность. Я имею в виду только национальный вопрос — евреи не собирались создавать свое государство на территории России. А создание нашего государства в Земле Израильской военных усилий России не ослабляло. Наоборот, евреи сами, по мысли Трумпельдора, должны были рваться в бой. Так что переговоры Трумпельдора с Временным правительством были обречены на успех. Что и произошло — идею эту встретили с одобрением. Но все дальнейшие действия были обречены на неудачу. Хотя и сионизм был на подъеме, и евреев-военных было много. (Разве что не среди высших офицеров.) Словом, нашлись бы люди. В Петрограде был, кстати, союз евреев-воинов. В него входили солдаты-евреи петроградского гарнизона и евреи-юнкера военных училищ (при Временном правительстве появилось и это чудо). Но нужно было время, а его мало было отпущено Временному правительству.

Первое, чем пришлось заняться Трумпельдору, — участвовать в разгроме корниловского мятежа. И он проявил храбрость и умение принимать верные решения. Но в ходе борьбы с мятежными генералами Керенскому пришлось дать свободу действий большевикам, и этого джинна уже не смогли загнать обратно в бутылку. Осень 1917 года была явно не подходящим временем для военных проектов в России. Армия разваливалась на глазах. Дезертиры толпами уходили домой, часто с оружием. Проходя через Украину, они начинали грабить. Ибо, во-первых, надо было что-то есть, а во-вторых, они видели, что им некого бояться, так как законной власти уже практически не было. Украинцы сами начали организовывать отряды для противодействия грабежам русских дезертиров. У них ведь было достаточно своих дезертиров и оружия. А в обстановке подъема украинского национализма отряды эти стали рассматриваться как возрождение вольного украинского казачества во главе с «батьками-атаманами». (Русские цари уничтожили украинское казачество в XVIII веке.)

Понятно, что вся эта анархия не сулила добра евреям. Началось, правда, не с евреев, а с грабежа помещичьих усадеб, но лиха беда начало. Погромная агитация носила теперь уже не правительственный, а народный характер, евреев обвиняли во всех бедах, а бед тогда хватало. И скоро выяснилось, что народная стихия страшнее царя. Словом, осенью стало ясно Трумпельдору, что сейчас не до еврейской армии на Кавказском фронте. Оставив эту мысль, он решил сформировать из евреев в Петрограде летучий отряд для борьбы с погромами. Меж тем большевики захватили власть. Трумпельдор не был настроен в отношении большевиков так непримиримо, как Рутенберг. Большевики сперва не противились созданию отряда численностью в тысячу человек. Само собой, не для Земли Израильской, а для наведения порядка в районах погромов. Но отряд просуществовал всего несколько недель. Кто-то в большевистских верхах опомнился. И отряд распустили в начале 1918 года. Конкретные причины неизвестны. Просто тоталитарный режим не склонен терпеть какие-то независимые вооруженные силы. Все военные планы Трумпельдора потерпели крах. Но были у него и другие планы в России.