Итак, Верхняя Галилея осталась без войск. Это и сегодня район, где мало еврейского населения. По нашим масштабам место считается удаленным. Самая северная точка Израиля, Метула, существовала уже тогда. Ее заложили еще в ротшильдовские времена. А кроме нее было всего три совсем маленьких поселения. Одно из них называлось Тель-Хай. Хороших дорог в те времена там не существовало. А между тем даже продовольствие туда надо было подвозить. Положение сложилось не из легких. А французы тем временем высадились в Бейруте и для начала прощупывали ситуацию (небольшими отрядами и с воздуха). Начались стычки. На стороне бедуинов поначалу был большой численный перевес в Верхней Галилее. Евреи заявили о своем строжайшем нейтралитете. Но это было легче сказать, чем сделать. Малодисциплинированные бедуинские отряды, распаленные «победами» — отступлением какого-нибудь небольшого французского отряда, — все меньше считались с еврейским нейтралитетом. Они подступали к еврейским поселениям, крича, что там прячутся французы. Убедившись, что французов нет, требовали от евреев поднять флаг Фейсала над поселением. Евреи понимали, что сил у них очень мало, и делали все, чтобы избежать конфликта. Ходили упорные слухи, что у бедуинов есть даже пушки, отбитые в войну у турок, и среди бедуинов — бывшие турецкие артиллеристы. А у евреев не было в Верхней Галилее и ста человек, способных носить оружие, и оружия даже для этой сотни не хватало. Флаг Фейсала они все-таки не поднимали — отговаривались боязнью бомбардировки с воздуха. Обращались за помощью к тем бедуинским шейхам, с которыми раньше поддерживали хорошие отношения. Иногда это помогало, но ненадолго. Как это часто бывает, сдержанность только распаляла арабов. Вскоре был убит первый еврей (как раз в районе Тель-Хая). Случались и грабежи. Северные поселения обратились за помощью к южным. Помощь начали оказывать, но мало и неорганизованно — каждое поселение решало этот вопрос самостоятельно. Началась эвакуация женщин и детей с севера. Кое-кто из мужчин тоже удрал. В это время, в середине декабря, Трумпельдор думал возвращаться в Турцию, к своим «добрым хлопцам». А оттуда — смотря по ситуации. Может быть, придется возвращаться и в Россию, где еще бушевала Гражданская война, — помочь «Хехалуцу». Но его попросили перед этим съездить в Верхнюю Галилею и организовать работу по обеспечению безопасности — он ведь был человек с большим военным опытом, а деятельность там шла стихийно. Трумпельдор согласился, думая, что это на несколько дней, и в конце декабря был там. Наступал грозный для нашей страны 1920 год.

Там, на месте, Трумпельдору мигом стало ясно, что нужны большие, по понятиям тех дней, подкрепления. Он потребовал минимум сто человек с оружием, каковых в тот момент не отправили. Зато начались споры о том, надо ли их посылать. И тут случилось невероятное. Жаботинский считал борьбу в Верхней Галилее делом безнадежным. По его мнению, для этого и посылки пятисот вооруженных евреев будет недостаточно, и, следовательно, надо временно эвакуировать Верхнюю Галилею. Наоборот, социал-демократические лидеры, Бен-Гурион, Табенкин и Кацнельсон, были против этого: «Речь не идет здесь о клочке земли или маленькой еврейской собственности — здесь речь идет о судьбе Эрец-Исраэль. Уход и отступление стали бы решающим подтверждением нашей слабости и нашей ненадежности».

Я специально привел эту дискуссию для характеристики тогдашних социал-демократических лидеров. Они явно не чета теперешним! Они спокойно отнеслись и к доводам, что отправка подкрепления может привести к тому, что евреи впутаются в войну французов с Фейсалом. И настояли на своем. Потихоньку стали подходить подкрепления. Они просачивались небольшими группами и едва возместили потери от бегства некоторых тамошних евреев. Так что к 1 марта 1920 года в строю было по-прежнему человек сто. Разные там были люди — и те, что еще недавно служили по разные стороны фронта, — бывшие турецкие офицеры и бойцы еврейских полков: американского полка, где уже шла демобилизация, и еще существовавшего палестинского (из него ради такого случая могли просто уйти в «самоволку»). Оружие, да и консервы тоже были почти исключительно со складов этих полков. Во-первых, потому что в стране царила послевоенная нищета, а во-вторых, потому что 1919 год был, в общем, спокойным в Земле Израильской, и евреи, как положено «пай-мальчикам», сдали по приказу английской администрации большую часть имевшегося у них оружия. (Кстати, арабы были умнее.) Теперь зато приходилось «заимствовать» оружие со складов полков. Прибыл и врач-хирург — американец доктор Гери. Готовили отряд посолиднее — даже с пулеметами. Он должен был не просачиваться, а в случае нужды пробиться. Но не успели. Трумпельдор энергично организовывал оборону. Далеко не все его бойцы имели военный опыт. Он обучал их военной премудрости. Но приходилось беречь патроны. Авторитет его никем на севере не оспаривался. Не так уж ясно, было ли это хорошо. Ибо Трумпельдор, хотя и прожил года три в Земле Израильской еще до Первой мировой войны, арабов знал плохо. Между прочим, еще и потому, что не сразу усваивал языки. Да и вообще, большинство представителей Второй алии с ними мало контактировали. «Трумпельдор не понимал арабов… Он не в состоянии был постигнуть их жестокую, хорошо рассчитанную хитрость и тонкое коварство. Его честной, прямой и благородной натуре все это было глубоко чуждо. В этом отношении ветераны „Ха-Шомера“ значительно превосходили его — они досконально знали наших соседей-врагов и хорошо понимали, чего можно от них ожидать. Не раз он жестоко ошибался, легковерно доверяя льстивым примирительным речам арабов». Эту цитату я взял из воспоминаний Ш. Авигура, социал-демократа и кибуцника. Он был тогда с Трумпельдором. Но тут опять важна и характеристика тогдашних социалистов. «Это не я изменил свои взгляды, а партия», — так говорили старые социал-демократы, покидая партию «Авода» во времена Рабина-Переса-Барака.

Роковые события произошли 1 марта 1920 года. Когда сотни арабов подступили к Тель-Хаю — одинокой усадьбе, расположенной близко от поселения Кфар-Гилади, они стали кричать о французах. Это было не в первый раз. Был еще шанс, что все обойдется миром. Трумпельдор разрешил группе арабов войти в дом и убедиться, что французов там нет. Это оказалось роковой ошибкой. Был ли тут рассчитанный заранее план, или произошла трагическая случайность? Ответа на этот вопрос нет. Началось с того, что араб попытался отнять револьвер у вооруженной девушки — не мог видеть женщину с оружием? Или провокация? Трумпельдор выстрелил в него. В завязавшейся затем схватке Трумпельдор получил смертельную рану. Он крикнул своему заместителю, Пинхасу Шнеерсону, чтобы тот принял командование. Несколько арабов оказались отрезаны на втором этаже. Им позволили выйти и убежать к своим. Но это не остудило пыл бедуинов. Они несколько раз пытались штурмовать Тель-Хай. Для большинства евреев это был первый настоящий бой — ведь американский полк в боях не участвовал. Держались наши хорошо, хотя приходилось беречь патроны. Было евреев человек 30, включая девушек. Все атаки арабов были отбиты. К вечеру, потеряв несколько десятков человек убитыми и ранеными, арабы ушли. Наших погибло тогда шесть человек, в том числе два американца и две девушки. Таково было первое еврейско-арабское сражение в Земле Израильской. Вечером решили оставить Тель-Хай. Слишком мало было сил, чтобы защищать три пункта — Тель-Хай, Кфар Гилади и Метулу.

Трумпельдор умер, когда его переносили в Кфар Гилади. Перед смертью он сказал фразу, ставшую у нас крылатой: «Хорошо умирать за Родину». Ему было 40 лет. Он был старше всех защитников Тель-Хая. 16 лет назад, в Порт-Артуре, он начал свой путь воина. Были у него хорошие шансы погибнуть на сопках Маньчжурии (Порт-Артур), у Дарданелл (Галлиполи), в России в Гражданскую. Но пал он в бою на еврейской земле.