Из выкрестов потом многие высоко залетели (во времена уже послениколаевские). В конце XIX века, когда все это уже стало «делами давно минувших дней», еврейский художник Давид Маймон писал в Петербурге картину, и взял он сюжет из жизни маранов: «инквизиторы врываются в комнату, где идет тайное еврейское богослужение». (Кстати, эта картина, когда-то знаменитая, пропала в Гражданскую. Теперь известна лишь в репродукциях.) Маймону нужен был натурщик, человек с властным, волевым, но семитским лицом — один из маранов[2]. И однажды на каком-то званом вечере увидел художник подходящее лицо, но не сразу решился попросить позировать — то был генерал. И все-таки попросил, и тот сразу же согласился. Как вы догадываетесь, он был из кантонистов, взят 8-летним, крестился, все еврейское уже забыл, а теперь вот… Но больше я о таких людях говорить не буду — они ушли из нашей истории.
Итак, вернемся к кантонистам. Выживший кантонист в 18 лет становился солдатом. Только с этого момента засчитывался ему срок службы. Первой большой войной, где лилась за Россию еврейская кровь, была Севастопольская кампания. Жить там, в Севастополе, евреям при Николае I не разрешалось, а вот умирать погнали. Три тысячи евреев погибли, защищая Севастополь. В городе даже появилось военное еврейское кладбище. Но тут важно было то, что защитникам Севастополя каждый месяц засчитывался за год. (Это, кстати говоря, гораздо щедрее, чем во времена Великой Отечественной войны.) Севастополь держался 11 месяцев. Уцелевшим защитникам засчитали 11 лет службы, так что им удалось выслужить 25 лет досрочно. А те, кто прослужил 25 лет (с 1835 года этот срок был сокращен до 20 лет), в том числе и евреи, имели потом много прав и льгот. Была у евреев-николаевских ветеранов и льгота жить в столицах, как и в других городах за пределами черты оседлости. Там и обосновались многие севастопольские герои в еще не старом возрасте и завели семьи. Так был дан толчок к росту еврейского населения Москвы и Питера.
А пока вновь вернемся к кантонистам. Была ли возможность у мальчика из бедной семьи не попасть в кантонисты? (О крещении мы не говорим.) Да, как ни странно, таких возможностей было две. Первая — землю пахать, вторая — пойти в школу. Остановимся сначала на первой. Еще Александр I, старший брат Николая I и его предшественник на престоле, проезжая как-то через нищие белорусские местечки и глядя на еврейскую бедноту «людей воздуха», бог знает как существовавших, решил, что и в интересах государства, и в интересах самих евреев эту проблему решить. Тут надо сказать, что к концу XVIII века было разгромлено и ликвидировано Крымское ханство и, как следствие, огромные массивы плодороднейших земель — юг современной Украины — оказались доступны для обработки. Земли эти были в ту пору почти безлюдны, и Россия приглашала туда всех желающих, даже из-за границы. Напоминаю, что время это было допароходное. Америка казалась немногим ближе, чем Луна. Так что Россия выглядела куда предпочтительнее. Итак, началось быстрое развитие Новороссии, как тогда называли этот край. А его столица, Одесса, с самого начала развивалась как космополитический город. Но об Одессе речь будет впереди, а сейчас поговорим о сельскохозяйственном развитии Новороссии. Все, кто хотел, получали там землю, и много приехало всякого люда из России и из прочих мест, в особенности христиан из Османской империи (Турции). Она явно приходила в упадок. Шла на спад и хваленая турецкая веротерпимость. Так что хлынули в Новороссию греки, болгары, сербы. Но обосновывались там и немцы, и другие иностранцы. Представители каждой национальности чаще всего селились отдельной деревней. Вот сюда-то и направили на поселение евреев. В 1846 году были основаны шесть первых еврейских деревень, «колоний», как тогда говорили. На бумаге все выглядело хорошо: с одной стороны, нищета, перенаселенность и безработица местечек, с другой — пустующие плодородные земли в краю со здоровым и более или менее привычным климатом. И не так уж далеко. Чего лучше-то может быть? А дело шло тяжело и медленно, хотя у поселенцев и не брали детей в кантонисты. Были и другие преимущества, но немногие евреи смогли осесть на земле. Об этом, кстати, пишет Солженицын в своей книге «Двести лет вместе». Но и задолго до Солженицына, еще в царское время, когда эпоха массовой колонизации южных земель закончилась, то есть со второй половины XIX века, об этом много писали. Антисемиты указывали, что, дескать, евреям предлагали землю, а они этим почти не воспользовались. Либералы же, защищая евреев, говорили, благо время было относительно свободное — эпоха Александра II, что царская администрация никогда ничего не умела сделать как надо, что добро нельзя насаждать из-под палки и т. д. и т. п. А меж тем главная причина неудачи сводилась к тому, что человек, даже привычный к физическому труду (носильщики, грузчики, извозчики и т. д.), не может быстро овладеть в зрелые годы крестьянскими навыками. Тут нужны и очень серьезная мотивация, и время. Это, кстати, понимали некоторые николаевские администраторы в Новороссии (Киселев, Воронцов) и указывали, что рассчитывать можно только на потомков первых еврейских поселенцев. Так и случилось. Внуки их стали отличными земледельцами. Чиновники, ревизовавшие тамошние губернии, с 60-х годов XIX века, то есть со времен Александра II, всегда отмечали, что «хозяйства у евреев хуже, чем у немцев, но лучше, чем у всех остальных» (об этом Солженицын не написал). Это оценка весьма высокая. Но к тому времени колонизация Новороссии уже закончилась. Бросовых земель больше не предлагали. Еврейские деревни оставались всего лишь небольшими островками. Всего возникло 40 еврейских деревень (без учета горских, бухарских и грузинских). Большинство их находилось на юге нынешней Украины, в Новороссии, как тогда говорили. Еврейские деревни (их называли «земледельческие колонии») были довольно большими. Основная масса тамошних крестьян жила все-таки небогато, но лучше местечковой бедноты.
Лирическое отступление
Относительная неудача евреев тем более бросалась в глаза, что в целом деятельность русских властей в Новороссии, начиная с времен Екатерины Великой и Потемкина, была очень успешной. В течение трех поколений степи превратились в бескрайние хлебные поля. С посленаполеоновских времен южнорусский хлеб хлынул через проливы на европейские рынки. Размах был велик. Два примера: поступление русского хлеба в начале 20-х годов так ударило по южноитальянским крестьянам, что в Неаполе случилась революция. А прекращение экспорта русского хлеба в 50-е годы — из-за Крымской (Севастопольской) войны оказались закрыты турецкие проливы — вызвало революцию в Испании. Одесса, столица края, стала крупнейшим портом России и по грузообороту в два раза превзошла Петербург.
Но вернемся к кантонистам. Чтобы оградить детей от воинской повинности, можно было отправить их в школу. Не в хедер, а в настоящую школу, где дети будут учить не Талмуд, а математику, географию… Но тогдашние еврейские родители, даже последние бедняки, готовы были пойти на любые лишения, чтоб дитя ходило в хедер, но не в школу! А Николай I школы любил (хотя, как утверждают, университеты — особенно гуманитарное образование — ненавидел). Поняв, что в школы евреи не пойдут, организовали в 40-е годы для евреев еврейские школы. Занимался этим министр просвещения граф Уваров. Школы были первой ступени — четыре класса, и второй — восемь классов. Те, кто заканчивал вторую ступень, могли пойти в высшее раввинское училище. Их было всего два: в Вильно и в Житомире. Окончив их, человек мог стать учителем в еврейской школе, казенным раввином[3] или, досдав латынь и французский, поступать в университет, что приветствовалось. Процентной нормы еще и близко не было. (Большинство учителей в этих школах сдавали экзамен экстерном, пока не подоспели выпускники раввинских училищ. Были и русские учителя.)
